Михаил внимательно слушал, едва сдерживая улыбку, и осторожно спросил:
– Могли бы вы уточнить, какие именно гарантии конфиденциальности и сохранности вы предоставляете? В СССР, скажем прямо, банковское обслуживание немного другое.
Банкир неторопливо отложил ручку, посмотрел Михаилу в глаза и с добродушной иронией ответил:
– Дорогой господин Конотопов, можете спать спокойно. Наши клиенты под особой защитой. Мы много лет работаем по проверенным схемам и умеем хранить секреты. Вопросов со стороны официальных властей к нам не возникает, потому что эти самые власти часто и являются нашими клиентами. Это, согласитесь, лучшая гарантия.
Он снова взял ручку и деловито продолжил:
– Более того, если вам потребуется помощь в финансовых операциях или иных мероприятиях вашего «культурного обмена», вы всегда можете обратиться к нам. Наши возможности намного шире простого открытия счёта. Любые схемы и партнёры к вашим услугам. Мы умеем ценить доверие клиентов.
Михаил кивнул, чувствуя, как внутри растёт приятное ощущение свободы и победы. Он достал из кармана конверт с деньгами и аккуратно положил его на стол:
– В таком случае, я хотел бы внести первый вклад. Пусть это станет началом долгого и взаимовыгодного сотрудничества.
Банкир улыбнулся, убрал конверт в специальный ящик стола и тепло заметил:
– Отлично, господин Конотопов, ваше будущее начинается сегодня. Вы сделали важный шаг и не пожалеете об этом решении. Наш банк всегда открыт для вас.
Оформив формальности, Михаил с облегчением покинул старинное здание банка и вышел на тихую улицу, залитую солнцем. Он глубоко вздохнул, ощутив, словно с плеч упал тяжёлый груз, давивший долгие годы. Впервые Михаил ощутил полную свободу, лишённую удушливого бюрократического контроля советского государства.
Теперь перед ним открывался новый мир – яркий, живой и полный возможностей, где он чувствовал себя не авантюристом из Москвы, а человеком, обладающим реальной властью. С лёгким сердцем и улыбкой он отправился на прогулку по Парижу, впервые за долгое время не ощущая угрозы, а только бесконечное, почти детское чувство уверенности и свободы.
Алексей Небоходов
Внедроман 3
Глава 1
Вернувшись в Москву, Михаил не давал себе ни минуты покоя. Ещё в Париже, прогуливаясь вечером по Монмартру и подслушивая уличные разговоры, он вдруг ясно увидел, каким должен быть его следующий проект.
Эротическая пародия на «Москву слезам не верит», которую решили назвать «Москва оргазмам не верит» вызревала медленно и мучительно. Михаил переписывал сценарий раз десять, выверяя реплики до последнего знака. Каждое слово – на вес золота, каждая сцена – маленький шедевр абсурда, смешанного с горькой иронией.
Когда сценарий обрёл окончательные очертания, Михаил отправил приглашение Сильвии Кристель. Она была его главной ставкой, ключом к успеху. Через три дня пришёл ответ от агента: Кристель согласилась. Михаил ощутил облегчение, смешанное с азартом. Если она будет сниматься, значит, фильм выйдет за пределы привычного подполья.
Павильон Мосфильма в эту ночь казался совсем другим. Ощущение от огромных, полупустых коридоров и затянутых холстами декораций – словно зашёл за гигантские, спящие театральные кулиыу. Михаил прибыл первым. Пока остальные подтягивались, он молча курил в дальнем углу, глядя на созданную декораторами копию советского заводского цеха. Тусклый свет падал на станки, выкрашенные в серо-зелёные оттенки, на массивный немецкий агрегат, специально поставленный в центре композиции, и на старые, потёртые плакаты о перевыполнении плана.
Вскоре появились техники – сонные, но исполнительные ребята в серых комбинезонах. Следом подтянулся Алексей, с лёгкой иронией рассматривая происходящее. Он подошёл к Михаилу, похлопал его по плечу и тихо спросил:
– Ну как, маэстро, готов к творческому подвигу?
Михаил чуть улыбнулся и стряхнул пепел.
– Я всегда готов. Главное, чтобы героиня не подвела. Звезда ведь.
Алексей присвистнул:
– С такой звездой не грех и замучиться. Когда ещё доведётся.
Ассистентка Светлана нервно пробежала мимо, держа в руках какие-то бумаги и реквизит. Она бросила короткий взгляд на Михаила, словно боялась, что он заметит её суету. Тот лишь ободряюще кивнул ей и вернулся к наблюдению за станком, который словно ждал своего часа.
Ближе к полуночи появилась Сильвия. Увидев её, Михаил не смог подавить лёгкой улыбки: в джинсах и сером свитере, с простым пучком волос на голове, она совсем не напоминала звезду европейского кино. Лишь её походка и чуть ироничный взгляд выдавали актрису, привыкшую к вниманию и восхищению публики.
Поздоровавшись со всеми мягко и сдержанно, Сильвия остановилась возле Михаила и кивнула в сторону станка:
– Это он?
– Он самый, – с улыбкой ответил Михаил. – Главный герой сегодняшнего вечера. Надеюсь, вы сработаетесь.
Сильвия посмотрела на агрегат так, словно оценивала своего нового партнёра. Затем улыбнулась загадочно и поправила волосы:
– У меня был и не такой опыт.
Команда начала расставлять свет и проверять звук. Кто-то тихо выругался – кабель зацепился за край станка. Кто-то включил пробные прожекторы, направив лучи на центр цеха. Атмосфера постепенно накалялась, а воздух словно уплотнялся от напряжения и ожидания.
Михаил вновь посмотрел на актрису. Она уже переодевалась в гримёрной – синие рабочие брюки и куртка советского образца идеально подчёркивали её стройную фигуру. Когда она вышла, Алексей тихо присвистнул и одобрительно качнул головой.
– Советский рабочий класс никогда в жизни не выглядел так привлекательно, – шепнул он Михаилу.
Сильвия небрежно прошлась по цеху, касаясь пальцами холодного металла станков. Её лицо стало серьёзным, словно она уже погрузилась в образ.
– Камера! – скомандовал Михаил. Голос прозвучал звонко и уверенно, несмотря на поздний час и лёгкое волнение внутри. – Сцена первая, дубль один!
Щелчок хлопушки прозвучал как выстрел. Всё замерло, цех затих, погрузившись в атмосферу рабочего утра советской эпохи. Сильвия вошла в кадр. Её шаги были уверенными, чёткими, даже немного грубоватыми. Она двигалась с таким пониманием образа, словно всю жизнь только и делала, что чинила станки на московском заводе.
Заводской цех номер семь жил железным дыханием станков и пахнул машинным маслом вперемешку с металлической стружкой. Сильвия Кристель в роли Кати двигалась между рядами оборудования с уверенностью опытного наладчика – в синем рабочем комбинезоне, пока волосы были убраны под косынку, на поясе звенели инструменты. Её точёные черты лица казались неуместными в этом индустриальном аду, но руки работали с точностью хирурга, а взгляд профессионально оценивал состояние механизмов.
Токарные станки выстроились вдоль стены как солдаты на параде, каждый со своим характером и причудами. Катя знала их все – этот скрипит при высоких оборотах, тот требует дополнительной смазки каждые четыре часа, а вон тот капризничает по понедельникам. Она проверяла их по очереди: регулируя, смазывая, подкручивая – механический балет, отточенный годами практики.
– Катерина Ивановна! – окликнул её мастер Петрович с другого конца цеха. – Глянь-ка на восьмой! Опять чудит!
Восьмой станок стоял в дальнем углу массивно и угрюмо. Это был старый немецкий агрегат, вывезенный после войны как репарация. В отличие от советских собратьев, он обладал особой, почти мистической сложностью конструкции. Рабочие побаивались его – говорили, что у него есть душа, причём душа упрямая и своенравная.
Катя подошла к станку и положила ладонь на его корпус. Металл вибрировал неровно, словно у машины была лихорадка. Она включила подачу, и станок издал странный звук – не механический скрежет, а почти человеческий стон. Шпиндель дёрнулся и замер, маслёнка булькнула, выпустив пузырь воздуха.
– Ну что ты, милый, – пробормотала Катя, доставая инструменты. – Давай посмотрим, что с тобой.
