Ваше Сиятельство 14 (СИ) - Моури Эрли

Как выяснилось чуть позже по этому вопросу — вопросу крайне опасной военной активности в Индийском Семицарствии — меня ждал во дворце граф Варшавский.

Мы подлетели к Москве, когда солнце стало на закате, и вся столица была залита золотистым светом. В нем ярко сверкали Демидовские башни. Словно золотое копье в небо вонзалась Пятая Имперская. От нее безмятежно отходил «Сибирский Экспресс», позолоченный с левого бока, огромный, величавый. Город внизу был полон ожидания приятного летнего вечера, в то время как в этом мире пролилась первая большая кровь и зачиналось пламя войны.

Я расстался с Ольгой возле ее дома, с трудом поместив «Эверест» на посадочной площадке: помимо «Ориона» князя Ковалевского там стояло еще пять виман, и было тесновато. Расставаясь со мной, Ольга Борисовна поцеловала меня в губы при отце и князе Самарском, да еще нескольких важных лицах из дворянства. Вроде бы не слишком значительный факт, но в столь высоких кругах очень смелый поступок, о котором потом будут шептаться во дворце.

— Александр Петрович! — князь Ковалевский прервал наши с Ольгой любезности. — Вы все ж поторопитесь во дворец. От себя скажу, с Денисом Филофеевичем сегодня встретиться не пытайтесь. Все вопросы — а они очень важные — решайте с Варшавским. У него полный карт-бланш.

— Ну и задали вы нам задачу, Александр Петрович, — заметил подошедший Самарский. — При чем не только нам, а практически миру всему. Я про это… как бы случайное убийство Гилберта. Оно-то, конечно, одним негодяем меньше. Но вот во что теперь все это превращается… — он широко развел руками.

— Не раздувай, Николай Григорьевич, — не согласился Ковалевский. — События неприятные, но пока не слишком ясно, чем все кончится.

— Кстати, маркиз Этвуд жив, — заметил я, подумав, что князья могут обмануться из-за публикаций в прессе. — Это достоверная информация от самой императрицы.

— Мы знаем, знаем, Александр Петрович. И на Глорию вся надежда. Быть может она впервые по-настоящему и с большой пользой послужит Отечеству. Мы даже молились за нее, — к моему огромному удивлению признался Борис Егорович. — Саш, давай во дворец. Потом обо всем поговорим, как у нас будет больше времени. Ольга останется со мной.

Все три посадочные площадки при Багряном дворце были полны виман. Поместить «Эверест» там так же оказалось непросто. Я долго не мудрил, выбрал места у самого края, сломал молодую ель, примял клумбу — экая мелочь, когда Отечество в опасности.

Зайдя во дворец, я удивил и Бабского, и Элизабет: вместо того, чтобы сразу свернуть направо, в сторону приемной, где меня ждал Варшавский, я пошел прямо. Прямо к дворцовому залу богов. У двери сказал своим:

— Подождите здесь несколько минут. Так надо, — и вошел в зал через высокие, резные двери, которые передо мной раскрыли гвардейцы.

По пути к столице я дважды мысленно воздавал молитву Артемиде, однако, не почувствовал, что моя возлюбленная услышала. В общем-то, это нормально: в свете последних событий не только люди, и боги в большой суете. Ток исходящих от людей молитв как никогда напряжен, и мой голос в нем сложно различить, даже при том, что между мной и Арти сердечная связь.

Здесь, в зале, было людно. Многие стояли у статуи Громовержца, и перед изваянием Артемиды тоже было тесно. Вершина ее алтаря исходила ароматным дымом, а у пьедестала лежали богатые подношения.

Ждать свою очередь я не мог, поэтому проявил наглость, отодвинул какого-то вельможу с важной рожей в сторону, несильно, но напористо оттеснил еще одного. Добрался до мраморной статуи своей возлюбленной, не обращая внимания на возмущения за спиной.

Место это, конечно, не так как в многолюдных храмах, но тоже было намоленным. Я ясно чувствовал плотную энергоинформационную нить, тянувшуюся к божественным хорам. Положив руку на гладкий теплый мрамор ступни Артемиды, я закрыл глаза, перевел часть внимания на тонкий план и мысленно произнес:

«Хайре, дорогая моя! Очень нужна помощь! Не мне — я справлюсь. Помоги нашей императрице! Очень прошу! Ей и маркизу Луису Этвуду! Помоги! Прошу!».

В этот ментальный посыл я вложил достаточно силы, чтобы он звучал намного громче молитв других людей, и Небесная Охотница должна была его услышать, пусть даже не сразу. Помедлив с минуту, я передал ей еще ментальное послание своей любви. Затем открыл глаза и, бесцеремонно оттеснив двух дворцовых франтов, направился к выходу. Жаль, в зале богов не успели установить статую Афины, хотя место под нее выделили — пьедестал из драгоценного тунгусского мрамора возвышался справа от статуи Геры.

Да, встреча с Варшавским была очень важна, но то, что я сделал было не менее важным. Не думаю, что моя задержка пусть даже на полчаса или больше могла бы на что-то повлиять. Людям, когда они сталкиваются со серьезными проблемами, свойственно нервничать, суетиться, что часто бывает во вред. Разумнее действовать без нервов, рассудительно, но достаточно быстро.

К императорскому конфиденту по особым поручениям меня проводил молодой чернявый мужчина в строгом сером костюме, не разговорчивый, морщившийся от шуток Бабского, которого отчего-то напротив пробрала болтливость.

— Я уточню у его сиятельства, дозволено ли пускать вас всех троих, — сказал незнакомец и скрылся за дверью тяжелой дверью.

Вернулся он почти сразу, сделав приглашающий знак рукой.

— Здравия, здравия, Александр Петрович! — приветствовал меня Варшавский, шагнув на встречу и пожимая руку. Выглядел он при этом не столько взволнованным свалившимися на всех нас событиями, сколько этаким бодрым, воодушевленным, если уместно здесь такое слово. Хотя я не так давно знаю Елисея Ивановича, но у меня сложилось впечатление, что в мрачном расположении духа он не бывает никогда. Варшавский может выглядеть серьезным, предельно собранным и строгим, но в его глазах всегда есть искра веселого лукавства.

— Вижу, в вашей гвардии, господин Елецкий, пополнение. Виконт Бабский Алексей Давыдович. Верно? — императорский конфидент с улыбкой глянул на нашего пуделя.

— Так точно! Поручик Бабский Алексей Давыдович! — отозвался Алексей, вытянулся и даже прищелкнул каблуками. — Виконт по божественному недоразумению, — добавил он.

— Это почему еще по недоразумению? — не понял Варшавский.

— Графом желаю быть! — так же браво ответил Бабский.

Мы рассмеялись, улыбнулась даже Элизабет, хотя ее раздражали шутки Бабского.

— Александр Петрович, а давайте сразу к делу? Все это срочно, потребует быстрых решений и быстрых распоряжений. Сюда, попрошу, — Варшавский пригласил устроиться на диване, сам присел на стул, вполоборота повернувшись к столу, где была разложена карта, несколько газет и исписанные листы бумаги. — Сначала немного политики и краем о нынешних событиях. Скажу только о самом важном. Все сейчас настолько запутано, что всю истину выудить трудно, но мы стараемся, складываем ее по крупицам. О покушении на нашего дорого Луиса Этвуда знаете? — при слове «дорогого», Варшавский изобразил саркастичную улыбку.

— А как же? От самой императрицы, — подтвердил я.

— Хорошо, тогда это не трогаем. Как и все то, что происходит в Британии — там слишком много всякого неожиданного безумия, и все это они начали, но боги им в судьи. Чтобы слишком не отвлекаться, пройдусь только по основным пунктам. Вы же, Александр Петрович, если что-то неясно, меня прерывайте и требуйте подробности. Итак… — Варшавский придвинул листок, пробежал по строкам взглядом и продолжил. — Пока самые серьезные наши проблемы — это конфликт с Египтом. Без сомнений все это британская провокация. Готовили они ее давно и по нашим сведеньям хотели начать сразу после коронации Ричарда Гилберта. Но вы, Александр Петрович, их планы изрядно подпортили. Поэтому вот так, разыграли они эту карту в спешке и не в полной мере, но вышло для нас очень неприятно. Разумеется, дирижабль «Крылья Африки» никто из наших патрульных не сбивал. Предположительно, была там бомба и не одна. Активировали, когда дирижабль сблизился с катерами наших граничных воздушных сил. Даже знаем, как активировали: рядом, в тридцати километрах летал британский корвет «Striking».