— Смотри-смотри! Что это⁈ Крыса⁈ — но она успела пулей преодолеть пустое пространство и шмыгнуть под какие-то коробки.
Искать её не стали. Кому интересна портовая крыса, эка невидаль!
Выждав сумерек, шестилапка устремилась на восток. Она бежала, словно ведомая компасом. Зима, не по-европейски холодная, была ей подспорьем. Реки замёрзли. Лёд был тонок для передвижения по нему людей или транспортов, но для почти невесомого некроголема дороги одномоментно спрямились почти в идеальную линию. К середине февраля она добралась до внутренних областей Русского Царства. Людей становилось всё меньше, а пустынных местностей — всё больше. Шестилапка бежала и днём, не чувствуя присутствия людей. Зима лютовала февральскими морозами. Шестилапка приближалась к Уралу.
ЭТО ЧТО?
Пан Глотцкой нервничал. Правду сказать, он ввязался в авантюру с военным походом, пребывая в состоянии предельной ажитации. Да и как тут было не потерять самообладаниея, когда на твоих глазах собственный отличный отлаженный бизнес рушится на корню! И, главное — кем⁈ Сопливым мальчишкой, ошмётком увядшего рода! И ведь ни на какие переговоры не пошёл, мерзавец! Хотя пан Глотцкой был готов даже сохранить тот же процент выплат, который шёл уважаемому и сильному клану Салтыковых.
В одночасье прекрасная торговая схема превратилась в пыль, курьерам не удалось вывезти даже то, что уже было собрано с крестьян и упаковано! Между тем, предоплата за значительную часть груза была не только получена, но уже и потрачена.
Пан Ян Фридрих в одночасье превратился из уважаемого бизнесмена в должника, и на предложение отправиться в Россию, чтобы самолично поквитаться с обидчиком и (в случае успеха предприятия) получить с него компенсацию своих убытков, кинулся как голодная форель на жирную муху. И вот он здесь, совсем рядом с объектом своих вожделений, а пан воевода вдруг решил проявить осторожность и воздержаться от реквизиций!
Две недели регулярных усилий и пламенных воззваний ушли на то, чтобы убедить пана Жовтецкого в необходимости не только позволить пану Глотцкому со своими людьми отправиться в имение Пожар, но и выделить ему помощь в виде отряда тяжёлых кирасир. Тут надо сказать, что изначально пан Глотцкой рассчитывал на сопровождение железного пса, но получил решительный (весьма резкий) отказ и смирился.
Итак, рано утром четырнадцатого февраля расширенная реквизиционная команда выдвинулась из Владимира в сторону Пожара. Путь предстоял не особо близкий, но и не сказать чтоб слишком далёкий, к вечеру отряд должен был аккурат прибыть на место и, как предвкушал пан Глотцкой, начать чинить расправу.
День разгорался безоблачный и потому морозный, но солнце так весело играло искрами в снегу, застилавшем придорожные поля, что настроение у поляков сделалось весёлым. Кирасиры даже завели какую-то разухабистую песню. Всё это продолжалось до того момента, когда у дороги появилась первая, выходящая боком на тракт деревня.
Пан Глотцкой, в своём воображении уже стяжавший лавры триумфатора, так спешил воплотить это чувство в жизнь практически, что предложил командиру кирасир:
— А не велеть ли, чтобы местные крестьяне подали нам сбитня? — показать себя человеком высшего сорта и покомандовать кем-то хотелось, просто страсть!
— Было бы неплохо, — согласился господин капрал Густав Пшимановский. — Дорога далека. Вряд ли мы найдём здесь вина, но сбитень тоже греет!
Пан Ян Фридрих немедленно отправил одного из своих людей с приказанием до ближайшей избы, но… Очень скоро тот явился и сообщил, что дом брошен. И не только этот дом, а и все ближайшие.
Тут только поляки обратили внимание, что не слыхать обычных для деревни звуков: ни мычания и всхрапа скотины, ни птичьих криков. Ни одна заблудшая собака не выскочила на их голоса из переулка.
— Может быть, здесь прошёл мор? — с явным страхом подхватить заразу спросил один из кирасир.
— Никакой мор не уносит всех до единого, — пан капрал зло поджал губы. — Где выжившие? Должны были остаться хотя бы собаки. Вещи… Нет, люди ушли отсюда намеренно, — он сделал паузу, и в тишине зимнего утра звонко прозвучало теньканье двух синиц, сидящих на берёзе у дороги. — Нечего тут стоять. В путь!
Целый день они тащились и повстречали ещё пять таких же брошенных деревень. После третьей пан капрал нахмурился и отправил одного из своих кирасир обратно во Владимир с донесением.
Вечер сгустился синими тенями, когда пан Глотцкой вдруг осознал, что дорога под ногами превратилась в комковатое, запорошенное снегом по колено поле. Надо отдать ему должное, соображал он быстро и первым заорал:
— Стоять! Назад!
— Да будет вам известно, — капрал Пшимановский высокомерно глянул на него искоса, — мои люди подчиняются только моим приказам!
Но пан Глотцкой уже не слушал его. Он приподнялся в стременах и, выпучив глаза, тыкал пальцем вперёд, туда, где головная часть отряда методично исчезала, всадник за всадником.
— Назад!!! Это ловушка!!! — возопил капрал Густав и поскакал вперёд, за исчезнувшими… и тоже благополучно исчез. Так же, как и с десяток последовавших за ним подчинённых.
— Стоя-а-ать! Стоя-а-ать! — бешено вращая глазами заорал пан Глотцкой своим людям.
Они столпились вокруг двух прихваченных для реквизиции телег.
— Не пойму я, — рослый Франтишек, не раз приезжавший в Пожар за готовым продуктом, закрутил головой, — мы ж только что на главном тракту были?
— Ну⁈ — поторопил его пан Глотцкой.
— Так это… Место-то не то.
— То — не то!!! — разозлился пан Ян Фридрих. — Что «то»-то?
— Да вон, смотрите! — Франтишек ткнул пальцем в кривенькие силуэты изб (которых, пан Глотцкой мог бы поклясться, только что не было!). — Это ж Лемешо́вка! Она ж недалеко от Стлища сидит! А мы на тракту были. Лемешовка эвон где! Как нас сюда занесло-то?
— Занесло и занесло. Может, оно и к лучшему, что занесло. Время сэкономим.
В самом деле, вдруг у этих холопов остались запасы сырья? Пан Глотцкой оглядел свой маленький отрядец. Негусто, но лучше, чем ничего! В конце концов, кто не рискует, тот не пьёт шампанского!
— Веди, Франтишек! Проверим их закрома.
Телеги шли туго, застревая в рытвинах, и их решено было пока оставить на месте. Подъезжая к Лемешовке, поляки поняли, что здесь тоже нет жителей — ни дымка, ни собачьего лая, только сердитые сороки стрекотали, перелетая с плетня на плетень.
16. В НЕИЗВЕСТНОСТЬ
КУДА ТЫ ВЕДЁШЬ НАС???
Обследование домов и надворных построек привело к однозначному выводу: люди покинули насиженные места не второпях, а тщательно собрав всё ценное. И не только вещички и скотину!
— Как будто что-то вот тут по брёвнам раскатали, пан Глотцкой, — выкрикнул один из людей, отправившийся на осмотр вдоль по улице.
— Да уж вижу, что ничего тут нет, всё подчистую выгребли! — Яну Фридриху хотелось что-нибудь пинать и ломать со злости. — Поехали назад!
— А куда же назад, пан, прикажете?
— Как куда? На тракт.
— Так он отсюда километрах в тридцати!
— Но как-то же мы сюда попали?
Образовалась озадаченная пауза.
— А давайте по своим следам назад пойдём? — предложил кто-то. — На тракт и вернёмся!
Предложение звучало вроде бы логично… как в лабиринте: идёшь наугад, разматывая нитку, а обратно — сматываешь клубок и возвращаешься в исходную точку. Однако, пройдя с полкилометра по протоптанной лошадьми тропе, поляки упёрлись в чистый, нехоженный снег и сбились в кучу.
— А где телеги-то наши? — снова спросил кто-то и осёкся, словив злобный взгляд пана Глотцкого.
— Где оставили, там и есть, — процедил тот. — Поехали прямо, как шли! Толку в чистом поле стоять.
Но никакой таинственной границы не проявилось. Лошади шли по заснеженному полю и выскакивать на широкий тракт не торопились.
Поняв, что тракта не предвидится, пан Глотцкой велел всем осмотреться с тем, чтобы выйти на какую-нибудь дорогу. Это они, конечно, умно придумали, учитывая, что большинство ломающих пространство заклинаний внутри Пожара были установлены именно на дорогах. Но откуда же полякам было знать?
