— Нет-нет, я настаиваю! — воодушивился он. — Девушка, призываю вас в союзники! Что вы тут наедитесь, бутербродами и конфетками? А у нас отличный ужин, стол ломится! Ну не ломайтесь, в самом деле… эээ…
— Иван, — подсказал я.
— Иван, — отец радостно покивал, будто сам вспомнил имя. — Давайте, слезайте с этих ваших табуреток!
— Ваша грушевая, — сказал бармен и подвинул стакан с желтой мутноватой жидкостью. Отец растерянно похлопал себя по карманам.
— А можно ее в счет седьмого столика включить? — спросил он.
— У нас разные кассы, — покачал головой бармен.
— Посчитайте на меня, — сказал я, сползая с высокого табурета и протягивая руку Даше. — И давайте теперь уже сдачу.
Бармен невозмутимо бросил на блюдечко несколько монет. Я не стал их пересчитывать и просто сгреб себе в карман.
Седьмой столик оказался большим, и сидело за ним, не считая отца, семь человек.
«Похоже, у моего отца имелась какая-то тайная жизнь», — подумал я, оглядывая лица. Щелк. Мысленная база данных выдала мне уже довольно долго пылившуюся там информацию.
Биндюгин Николай, приватизировал дрожжевой завод в первых рядах, долго и изобретательно возил в Новокиневск разноцветный алкоголь в бутылках с кричащими этикетками. Паленый, разумеется. Где-то у него был цех-разливайка, но никто не мог найти свидетельства. А в девяносто шестом его убили, топорно обставив все как самоубийство. Сбросили с балкона гостиницы «Новокиневск» с пулей в голове.
Хмырина Наталья, будущая бордель-маман всея Новокиневска, правда, известная под совсем другим именем — Алиса Звонарева. А сейчас — милейшая красотка, блондинка с томным взглядом и пухлыми губами.
— У нас пополнение, — сказал мой отец, решительно втискивая дополнительные два стула. — Это Иван, прошу любить и жаловать. Он оказал мне неоценимую услугу, а я его, редиска такой, не отблагодарил! А девушка…
— Даша! — звонко ответила она сама за себя и ослепительно улыбнулась.
— Вот, точно, Даша! — мой отец похлопал по одному из стульев. — Присаживайтесь, ешьте и пейте все, до чего дотянетесь, а если кто-то будет вас обижать, жалуйтесь мне. Все слышали? Гостей беречь, холить и лелеять! И без этих ваших шуточек чтобы!
Компания весело загомонила, лысоватый Биндюгин заржал знакомым неприятным смехом, который больше всего был похож на утробные звуки, которые обычно издают зомби во всяких сериалах про ходячую мертвечину. Гыыыы… Мозгиии…
И лица такие… самоуверенно-сытые, самодовольные.
Интересные дела… Что у моего отца с ними общего?
А он, тем временем, уселся на свое место и набулькал себе в рюмку коньяка.
Глава тринадцатая
Счастье всем даром?
Ресторанная публика — это какой-то отдельный вид людей. Где бы ты ни был, в каком бы времени и какой бы стране не находился, а эти вот товарищи всегда одинаковые. Громкие, наглые, самоуверенные. С сальными глазами и шуточками.
Меня даже на секунду накрыло ощущением, что я переместился по какому-то волшебству обратно в двадцать первый век и попал на корпоратив для торгпредов какого-нибудь вафельно-карамельного цеха.
— За это нужно выпить!
— А мы не возражаем!
— Давайте я начислю что ли…
— Нет-нет, братан, у нас для этого есть специально обученный человек!
— Эй, официант! А ну-ка ком цу мир, майн либер киндер!
— Воооова, как тебе не стыдно, она же девушка!
— Ой, тогда прошу пародону, мадама! Мммм… гражданочка, а что вы делаете сегодня вечером?
— Вова, не мешай девушке работать!
— А я вроде не мешаю, ручки-то вот они!
Я принимал участие в веселье, соблюдая вежливую субординацию. Смеялся над общими шутками, изредка шутил сам, поддерживал тосты, в общем, был «хорошим мальчиком». Всерьез вроде напиваться эта публика не планировала, впрочем, алковечеринки — процесс непредсказуемый. Вроде бы только что все было чинно-благородно, и вдруг — бабах! — вокруг уже стадо жизнерадостно похрюкивающих свиней.
Ресторанный ансамбль наконец-то перестал наигрывать инструментальную музыку, солист, косящий не то под Валерия Леонтьева, не то под льва Бонифация из мультика, приблизился к микрофону и запел:
— Там, где клён шумит над речной волной
Говорили мы о любви с тобой
Опустел тот клён, в поле бродит мгла
А любовь, как сон, стороной прошла…
Лысоватый Биндюгин тут же потащил блондинистую «Алису», которую здесь все называли даже не Наташа, как ее звали по паспорту, а почему-то Лиля, поближе к эстраде. Вслед за ним потянулись другие пары. Тот мужик, который пытался клеиться к официантке, получил очередной отлуп, вернулся за столик и его глазки, будто залитые маслом, уставились на Дашу.
— Девушка, а пойдемте потанцуем! — развязно сказал он, и протянул к ней руку. Даша отстранилась.
— Владимир, вы разве не видите, что девушка не хочет? — спросил я спокойным тоном.
— А что это ты за нее отвечаешь, пацан? — он перевел взгляд мутных глаз на меня. Кажется, он вовсе не был так уж пьян. Скорее всего, он просто по жизни такой. — Девушка может и сама ответить, да, красотуля?
Я посмотрел на Дашу и обнял ее за талию. Выглядела она уверенно, и даже где-то высокомерно. Вздернула подбородок, плечи распрямила. Но рукой я чувствовал напряжение. Она прильнула ко мне вплотную, и сердце колотилось быстро-быстро.
— Я не танцую, — сказала она. — У меня на танцы аллергия!
— А мы немножечко, совсем даже с краешку постоим, пообнимаемся, а? — Вова приподнялся со стула и потянул руки активнее. Девушка отшатнулась так быстро, что стул скрипнул ножками по мраморной плитке пола.
— Владимир, вам же русским языком сказали, — я аккуратно отвел его жадные руки в сторону.
— Эй, а ну не трогай меня, ты! — заорыл он.
— Воооова, — включилась в разговор одна из оставшихся женщин. — Ну что ты опять начинаешь?
— Я начинаю?! — он вскочил и сделал жест, будто собирался порвать на груди рубаху. Одна пуговица действительно отлетела. — Все же видели, что он первый на меня полез! Кто это вообще такой? Миха, ты кого к нам за стол привел?!
— Ну-ну-ну, Вова! — мой отец вскочил и обнял приятеля за плечи, успокающе похлопывая. — Ты чего разгорячился-то так?
— А чего он! — Вова бросил на меня злобный взгляд. Я медленно поднялся. Вообще-то драка в мои планы не входила. Но скорее всего, драться и не придется. Рвать рубаху на груди, это конечно хорошо, но так-то я выше его на полголовы. И в плечах пошире. И вдвое моложе как минимум. А он меня превосходит разве что свешивающимся над ремнем пузиком.
— Мишаня, ну почему это я-то начинаю? — Вова перевел взгляд с меня на моего отца. — Я хотел чинно-культурно пригласить девушку на танец, а он меня хватает!
— Ой, Вова, перестань! — капризно протянула женщина. — Никто тебя не хватал! Иди лучше вон, из-за соседнего столика даму пригласи на танец, а то песня закончится!
Взгляд Вовы уплыл в сторону соседнего столика. За которым сидели целых четыре женщины в блестящих люрексом платьях и высоких прическах с начесом.
— Деееевушки, — сказал он и руки его автоматически потянулись в ту же сторону. — А кто это у нас такие красивые? Кто скучает? А?
Девушкам было лет по сорок, они жеманно засмеялись, и Вова, почувствовав легкую добычу, моментально забыл про нанесенное оскорбление и двинулся в сторону новых приключений.
На нужную мне тему разговор свернул только на втором медляке. Когда солист запел про «эти глаза напротив». До Ободзинского он вокалом, конечно, не дотягивал, но публику все устраивало. За столом остался только мой отец, Даша, дама, которая призывала Вову к порядку, и два ничем не примечательных тихих мужика. Правда, одного из этих «тихонь» я, кажется, тоже опознал. В будущем «Киневские зори» будут его рестораном. А пока, как я понял, он просто трудится тут на незаметной должности рядового бухгалтера.
