И всё же это лишь могло бы быть, в будущем, которое уже никогда не наступит. Бентлею нужно спасать своё исключительно гибельное положение, но для начала – найти смысл жить дальше, не влача жалкое существование с грузом воспоминаний и багажом сомнений «А мог ли он хоть что-то поменять?». Временами Кеннету самому кажется, что у него помутился рассудок. Желать прощения мертвеца нормальный человек не может.
От размышлений Бентлея отвлекает Харон. Скрипя не то костями, не то в принципе издавая этот звук по причине собственной старости, маг разминает шею и плечи. Кеннета удивляет свобода, с которой живёт и дышит чудной божок. И может, Харон и не бог, но Кеннет не собирается называть его как-то иначе.
День догорает как свеча, последние лучи окрашивают воду в пурпурный цвет.
– Зря Колмана не взяли, – с усмешкой говорит Харон. – Он толковый, хотя моряком быть никогда не хотел… Эх, местечко бы узнал.
Куда вообще делся Колман, для Кеннета загадка. До смешного быстро он убрался из Лондона, не оставив и следа. И Моргана не погладит его по голове, если узнает, что Кеннет совершенно ничего не сделал. С другой стороны, что он мог сделать? Исключительно освободить из-под ареста, возможности поговорить не представилось.
Корморэнт появляется практически из ниоткуда. Не то чтобы Кеннет не знает, чем занимается капитан, но вряд ли он мог так быстро выбраться из трюма. Бентлей не сводит взгляда с половинки солнечного диска. Она грозится вот-вот утонуть, а на мили впереди нет ни единого острова, лишь морская гладь.
– Что мы здесь делаем? Не слишком похоже на место, где можно было спрятать лодку. Если только её никто не утопил.
И внутренний голос подсказывает Бентлею, что именно так оно и есть. Только какими путями Харон планирует её вылавливать, если в глубине морской совершенно не видно дна и совсем скоро ночь вступит в свои права? Кеннет может понять, почему маг хочет провернуть всё ночью – лишь бы не обратил никто внимания на его колдовские придумки. И ему остаётся только ждать.
– Так и есть. Утопили, и ещё как! – Харон снимает с себя плащ, который тут же вручает Корморэнту. – А ну, малец, подержи, пока я работаю. Смотри, по карманам не шарь. Иначе руки в клешни превращу, если хоть что-то сопрёшь.
Корморэнт берёт в руки чужой плащ с опаской, но, подметив неподалёку вахтенного, спешит отдать вещь ему.
– Я предпочту остаться в живых. Если только мне не светит то место, куда стремятся все святоши… рай, да? Слушай, а он мне вообще светит?
Харон не обращает внимания на то, как грубо обращаются с его вещами. Он увлечён, пожалуй, даже слишком сильно тем, что делает сам. Мужчина достаёт из кармана жилета какую-то веточку, а может, то и вовсе карандаш. И не без гордости за себя самого изрекает:
– Тебе, дурак божий, светит только фонарь на фок-мачте. Да и то тускло, чтобы ты не ослеп.
Бентлей слабо усмехается. Харон же ударяет кончиком странной палочки о край борта, и в руках у него появляется весло. Как ни в чём не бывало он забирается на фальшборт.
– Ну, до свидания. – Харон делает шаг за борт. Кеннет дёргается, но не успевает ухватить колдуна даже за рукав сорочки.
Корморэнт бросается к фальшборту, чтобы посмотреть вниз, но не слышно ни плеска, ни шума, а круги на воде и вовсе не видны. Красное солнце полностью прячется за горизонтом.
– Песка морского мне в рот, куда он делся опять?!
Бентлей морщится, поджимает губы. Первая мысль – нельзя было ему доверять. Вторая – а для чего Харону, собственно, их обманывать? Возможно, они просто поверили какому-то чудаку и тот лишь зря потратил их время. Но для чего вообще кому-то пытаться их надурить, если за помощь Бентлей не обещал ни денег, ни помилования.
Кеннет отступает на шаг от борта. Он выдыхает и тихо произносит:
– Что ж, подождём.
Впрочем, долго ждать не приходится. Поодаль от «Последней фантазии» по приказу невиданной силы поднимается корабль. Вода струями стекает по его хлипким обгоревшим и дырявым бортам, а оборванные паруса висят тяжёлым грузом на старых реях. И только Кеннету, пожалуй, известно величие этого брига, его история, его вечность и кто был капитаном.
Жизнь не пощадила «Острое лезвие» – корабль, который Бентлей почти присвоил Ост-Индской компании. В груди у Кеннета свербит, но он не отводит взгляд. Виновато отвернуться – всё равно что отказаться от признания собственных ошибок. Но теперь Кеннету предельно ясно, для чего Харон привёл их в это место. Нет ничего более символичного, чем отправиться на тот свет, пусть и выдуманный Морганой и воссозданный её огромным воображением, на корабле, который был частью её жизни. И даже хорошо, что он не избрал для них «Приговаривающий», ставший для Кеннета тюрьмой на многие годы.
Тюрьмой ли? В сущности, Бентлей и не задумывался о том, что он помнит из того, что с ним было на дне. Те годы пронеслись и отпечатались в голове обычным сном: тяжёлым, удушливым. Сном человека, переживающего горячку.
Харон, по своему обыкновению, выходит из-за спины. И Бентлей уже не вздрагивает, а вот Джеффри хватается за сердце и громко чертыхается.
– Ну что, лорд Кеннет? Готовы отправиться в неизвестность в очередной раз? Или решимость вас уже покинула?
– Я всегда думал о том, что судьба неотвратима. И всегда был уверен, что Моргана – моя судьба. Но позвольте, почему нельзя было выбрать иное судно? В море тысячи кораблей покоятся на дне. Можно было избрать путь проще и быстрее. И мы бы уже давно вернули Моргану.
– Дело не в простоте пути и скорости. Но мне и правда нужно начать объяснять основы магии, которые вам никогда не понять?
Кеннет дёргает плечами. Его правда, и спорить с Хароном он не будет. У него нет естественного желания понять и изучить неизведанное, когда речь заходит о магии. Та принесла в его жизнь только проблемы. И эта проблема тащится за ним, словно след из крови.
– Давайте не будем тратить время? – Лорд разворачивается на пятках и отходит. Он просит матросов спустить с корабля шлюп и на вопрос Джеффри, «нужно ли тому отправляться с ними», отвечает логичным отказом. Бентлей не готов тащить за собой Баклана лишь потому, что тому захотелось повидаться с капитаном. У Джеффри ещё будет возможность побеседовать с ней, если, конечно, Моргана изъявит желание.
Харон спускается в лодку первым, Бентлей – за ним. И как только лорд оказывается сидящим на скамье, колдун берётся за вёсла. На мгновение Кеннету кажется совершенно глупым, что при его способностях Харон выполняет такую работу самостоятельно. Но лорд оставляет факт без своих замечаний.
Подняться на борт сгнившего корабля оказывается проще, чем казалось изначально. Харон, опираясь на весло, которое в один момент стало ему вместо трости, проходится по палубе. И доски – истлевшие и трухлявые – скрипят от каждого его шага. Бентлею стоит больших усилий не задрать голову и не посмотреть, не прилетит ли ему сверху обрывок снастей. Кеннету и при жизни не сильно нравился этот бриг: с вечным креном, потрёпанный, а самое главное, украденный. Сейчас же он нравится ему ещё меньше.
Но дело, пожалуй, в том, что ему отвратительно ступать по палубе корабля возлюбленной. Память воскрешает моменты, разговоры, и Бентлей словно видит призраков. Харон поднимается по сожжённой лестнице на капитанский мостик. Кеннет невольно тянется за ним. Только осознание, что на «Остром лезвии» нет Морганы, заставляет его не спросить разрешения подняться.
– Рассчитываете на радушный приём? Я бы на вашем месте подготовился, разговор обещает быть очень долгим. И дурным.
– Я научился терпеть долгие разговоры на собраниях акционеров.
Кеннет отряхивает с камзола пыль, старается лишний раз ничего не касаться на корабле. Тот грозится развалиться в любую секунду, а ведь они ещё даже никуда не отплыли. Наверное, именно так ощущала себя Валерия, находясь на «Приговаривающем». Каждый шаг может оказаться последним, если ты не будешь достаточно осторожен.
Вода за бортом тихо шелестит, море облизывает израненные бока корабля. Харону не нужно браться за штурвал или призывать команду, чтобы заставить судно двинуться. И до того легко этот мёртвый корабль набирает поразительную скорость, что Кеннет хватается за треуголку на голове. Обрывки парусов хлопают, как изодранные крылья какого-то чудного зверя, шлёпает и длинная тёмная коса Харона о его спину.
