…Теоретически, возвращаться в «Нелидово» надо было в проливной дождь, в полной темноте и без ходовых огней, швартоваться к причальным мачтам «наощупь» и сходу брать у всего личного состава авиабазы подписку о неразглашении информации о нашем прибытии. Но небо без единого облака лишало всяких надежд на непогоду, на этой широте в начале июня ночи были очень короткими и достаточно светлыми, а нынешний уровень квалификации экипажа дирижабля не позволял даже думать о швартовке вслепую. Поэтому в «нулевку» мы влетели в районе семи вечера, двигаясь аж на трех километрах, без двадцати пяти восемь вытащили на верхнюю площадку причальной мачты первого «языка», а в десять минут девятого я вытащил из сейфа «Эскорта» телефон и набрал Воронецкого.
Виктор ответил практически сразу и встревоженно поинтересовался, что случилось. Вслушиваясь в мой монолог, скрипел зубами. А после того, как я иссяк, попросил ничего не предпринимать до разговора с его дедом и бабкой, пообещал, что они мне «вот-вот» перезвонят, и отключился.
Понимая, что на ожидание уйдет какое-то время, я со спокойной душой набрал командира экипажа «Антея» и приказал готовить самолет к вылету в Новомосковск. Потом связался с Ирой, обретавшейся на Дивном, и сообщил, что жду ее на авиабазе, пообщался с Фридманом и переоделся в цивильное. В общем, звонок государыни принял возле нашего ангара, куда прирулил, чтобы встретить Куклу, поздоровался, повторил монолог, озвученный ее внуку, еще раз, ответил на десяток вопросов и очень приятно удивился шагам навстречу, предложенным Людмилой Евгеньевной.
Следующие полчаса, де-юре, пинал балду: дождался прилета «Орлана», поздоровался с Иришкой, доехал до транспортника, зарулил внутрь, убедился в том, что парни Недотроги уже загрузили в него «языков», поприветствовал экипаж и подписал полетный план. А на самом деле выслушал подобнейший доклад Дайны, принял несколько советов, скорректировал планы и выяснил, что и у кого узнавать. Поэтому после взлета позвонил Ляпишеву, задал пяток вопросов, получил два подробных ответа и обещание в течение часа получить остальные, сообщил ориентировочное время приземления на авиабазу под Липками и еще раз убедился в том, что Воронецкая играет на моей стороне.
Следующие два часа перелета провел в «Эскорте» — принимал звонки, на «пару с Ирой» анализировал информацию и доводил свою идею до ума. А после того, как закончил, перебрался в минивэн родовой дружины и довел до вояк их боевые задачи. В общем, к моменту, когда наш борт притерся к ВПП и врубил реверс движков, Надежда и ее подчиненные четко знали, что делать в той или иной ситуации, и пребывали в злобном предвкушении. Ну, а я ждал. Возможности начать.
Время «уплотнилось» одновременно с прикосновением рампы к бетонке — по обе стороны от самолета обнаружились «Эскорты» спецотдела, а майор Анненков, взбежавший в десантный отсек, поздоровался, пожал протянутую руку и сообщил, что его люди готовы загрузить «языков» в машины, а следаки и медики готовы к проведениям медикаментозных допросов.
Я повел рукой в сторону тушек, выложенных рядком, и толпа мужичков в гражданке, но с военной выправкой, включила турборежим. Пока они бегали туда-сюда, мы выгнали наружу оба минивэна и разделились: Надин «Эскорт» встроился в колонну машин спецотдела, а я увез Стаю в ангар и перебрался в «Орлан». Потом колонна тронулась с места и покатила в пригород столицы — Артюхово — а мы поднялись в воздух и полетели домой.
Всю дорогу до городского поместья Дайна щедро делилась со мной «разведданными», получаемыми через телефоны Воронецких, Ляпишева и его подчиненных. Большая часть новостей радовала, поэтому после приземления на крышу особняка я шустренько подхватил с пола свой рюкзак и один баул со шкурами, вынесся на крышу, поздоровался с толпой встречающих, сдал добычу Ульяне, отправил Полину отдыхать, а Льва Абрамовича, стоявшего чуть в стороне, пригласил в квадрокоптер.
Перелет до Артюхово прошел в разговорах с адвокатом
— я укладывал в голове нюансы коридора возможностей, предоставляемых местным законодательством, раз в пять-десять минут принимал чей-нибудь звонок и вдумывался в комментарии БИУС-а. Зато подготовился к действу на славу. И начал играть чуть ли не раньше, чем винтокрылая машина приземлилась на единственный пятачок на открытой автостоянке, не забитый вояками, журналистами или наземным транспортом.
По трапу спустился в сопровождении Оли, Светы и Льва Абрамовича, оказался в «коробочке» из ветеранов Надежды и с их помощью пробился ко второму «островку спокойствия» — Цесаревичу, Виктору, Дмитрию Львовичу, генеральному прокурору и еще двум десяткам чуть менее влиятельных лиц, стоявшим неподалеку от спешно строящейся трибуны за несколькими кругами охраны. Наследник престола пребывал в состоянии ледяной ярости, тем не менее, поздоровался не только со мной и моими девчатами, но и с Фридманом, а затем перешел к делу:
— Игнат Данилович, медикаментозные допросы сотрудников частного охранного предприятия «Святополк», получивших приказ сжечь дирижабль Императорского Воздушного Патруля, убить вас и ваших напарниц, изъять Искры и доставить своему начальству, закончены, информация, полученная вами во время экспресс-допросов, подтверждена и задокументирована, ваши действия признаны законными, а прошение об объявлении войны владельцам этого ЧОП-а рассмотрено и удовлетворено. Несмотря на то, что прецедентов объявления войн дворянскими родами коммерческим предприятиям еще не было…
Тут генеральный прокурор протянул Льву Абрамовичу кожаную папку с документами и снова превратился в безмолвную статую, а Цесаревич продолжил говорить:
— Откровенно говоря, я недоволен решением Императора, ибо попытка сжечь дирижабль ИВП — это преступление против государства и должно караться государством по всей строгости закона. Однако идти против воли государя я не собираюсь, поэтому вместо того, чтобы взять на себя наказание преступников, просто помешал им покинуть пункт постоянной дислокации и разбежаться по всей стране. Кроме того, счел необходимым озаботиться информационным обеспечением Воздаяния. В общем, карайте наших общих врагов так, как сочтете нужным, а я опишу журналистам суть происходящего.
Я попросил передать Императору мою искреннюю благодарность, затем поблагодарил за помощь самого наследника престола, дождался еле заметного кивка адвоката, изучившего документы, и, выслушав монолог Дайны, взявшей под контроль здоровенный комплекс из двух зданий, полигона, автопарка и чего-то там еще, спросил, нет ли возможности обратиться к «осажденным».
— Есть, конечно! — ответил Воронецкий и поинтересовался, зачем мне это надо.
— Я не воюю ни с женщинами, ни с детьми. А на этой территории могут обнаружиться и первые, и вторые… — спокойно ответил я и добавил: — И еще: Ваше Императорское Высочество, сдерживать мощность магических умений мы не намерены. Так что хотелось бы, чтобы за полчаса, которые я выделю на эвакуацию женщин и детей, военнослужащие, перекрывшие дороги, отвели гражданское население и отошли сами хотя бы метров за двести от объекта…
…К забору владения некоего Павла Геннадьевича Мишина подошли в открытую и вместо того, чтобы повернуть к воротам, пробили альтернативный проход сосредоточенным ударом оплеух. Били вдесятером, поэтому проход получился о-го-го, а некоторые куски бетона, перелетев через широченный плац, впоролись в стену административного корпуса. Никуда не торопились и дальше — прогулялись по плацу, остановились в десятке метров от аккуратного газона, приняли на воздушные стены штук восемь точечных атак Гридней и Бояр, две очереди из автоматов и три десятка пистолетных пуль, обиделись и ответили. Я — ступором и слабенькой мозголомкой, а девчата — каменными взрывами. Мои воздействия прошли именно так, как планировалось: все сорок с лишним «силуэтов», обретавшихся в здании, сначала застыли на месте, а затем отъехали. А Оля со Светой перестарались: несмотря на то, что и та, и другая фокусировали навыки по «силуэту» единственного Князя во всей толпе защитников штаба ЧОП-а, обломками внутренних стен вынесло абсолютно все стекла фасада, несколько оконных рам и… продавило полторы воздушные стены наших ветеранов!
