Ангел-Хранитель 320 (СИ) - Поль Игорь Владимирович

Он подтолкнул Сергея, направляя в дальний конец казармы, туда, где из приоткрытой двери выбивалась яркая полоска света.

Словно в детстве перед уличной дракой, Сергея начала сотрясать нервная дрожь. Глубоко вздохнув, он толкнул дверь туалета и замер, давая глазам привыкнуть к свету.

— Входи, не трусь, — Ланге снова толкнул его, вошел следом и аккуратно притворил дверь.

— Еще раз дотронешься — сломаю нос, — не оборачиваясь, пообещал Сергей.

В просторном помещении с длинным рядом сверкающих унитазов его встречала целая делегация в составе неразлучной троицы — Шкурник, Тевтон и Салочник. Одетые лишь в трусы и ботинки, все трое представляли собой забавное зрелище. Если, конечно, не задумываться, для чего эти самые ботинки предназначались.

— Ты чего вырядился? — Шкурник явно был тут за главного. — Не на парад позвали, сволочь.

Дрожь не проходила. Сергей подумал, что со стороны он действительно выглядит до чертиков перепуганным.

Туповатый Ланге снова толкнул его в спину, на этот раз так сильно, что Сергея вынесло на середину помещения. Тевтон и Салочник, оба жилистые, мускулистые, одновременно шагнули в стороны, заходя с флангов.

Обманчиво медленным движением Сергей сунул руку в подсумок, и, опережая рванувшегося сзади Ланге, выхватил увесистый пластиковый цилиндр. Звонкий щелчок — и выпавшая чека зазвенела по кафельному полу.

Все замерли, вперившись глазами в его высоко поднятую руку. Физиономия Шкурника стала белее пластыря, которым была облеплена от лба до подбородка. Плазменная граната в закрытом помещении — штука пострашнее папаши, заставшего свою несовершеннолетнюю дочь за странным занятием в компании с голым соседским парнем.

— Пальцы ничего не чувствуют, — пожаловался Сергей. — Сжег ногти на полигоне.

Свободной рукой он осторожно обхватил ребристое донце и медленно провернул, считая щелчки механизма запала. Три щелчка, режим проволочной растяжки. Теперь, если отпустить рычаг ударника, последует мгновенный подрыв.

За его спиной пыхтел Ланге, в панике забывший, что дверь открывается на себя. Косяк трещал под его молодецким напором, но пока держался.

— Рыжий, — не оборачиваясь, позвал Сергей.

— А?

— Хватит портить имущество. Подойди и встань так, чтобы я тебя видел.

Теперь весь комитет по перевоспитанию сбился в кучу у стены. Хитрый план обернулся против них самих — помещение туалета не имело окон, а путь к единственному выходу преграждал псих с гранатой.

Сергей окинул полуголое воинство оценивающим взглядом. Дрожь постепенно отпускала его, как и всегда с окончанием состояния неопределенности. Он медленно прошелся от стены к стене и обратно. В задумчивости остановился. Рука начала уставать и он опустил ее, держа чуть на отлете.

— У вас какой-то напряженный вид, парни. Мало бываете на воздухе? Плохо спите?

Ответом ему было лишь тяжелое сопение.

— Я так и думал. Я вот тоже терпеть не могу, когда меня лишают законного отдыха. Меня это сильно нервирует.

— Слушай, Заноза, — начал Шкурник, демонстрируя пустые ладони. — Давай замнем. Ты ее не удержишь.

— Заткнись! — прервал его Сергей. — Не сбивай меня с мысли.

Он прочистил горло, сплюнул в унитаз.

— Так вот, — продолжил он, — когда меня внезапно будят, я становлюсь нервным. Ужасно нервным. А я не люблю быть нервным, потому что нервозность порождает суету, а моя профессия, наоборот, требует рассудительности. Рассудительности и пунктуальности. Пунктуальность — это когда ты должен выполнять все, что сам же и наметил, — пояснил он. — А иначе, если тебе не удается выполнить намеченное, ты перестаешь себя уважать. Начинаешь считать себя слабаком, совершать ошибки, теряешь уверенность, все твои планы расползаются как тараканы. В итоге ты буксуешь и не достигаешь цели. Все твое существование становится бессмысленным. Ведь профессионал — это тот, кто достигает цели. В любых условиях, невзирая на обстоятельства. Я понятно говорю?

Внезапно он шагнул вперед, размахнулся, и как следует врезал Ланге кулаком с гранатой. Хрустнул сломанный нос, многострадальные пальцы обожгло болью.

Вся сцена мгновенно пришла в движение. Шкурник упал и закрыл голову руками, Тевтон присел за унитаз, Салочник бросился бежать, споткнулся о Шкурника и растянулся во весь рост. И только оглушенный Ланге застыл на месте, боясь пошевелиться. Его кадык судорожно дергался вверх — вниз, слезы из закрытых глаз ручьем катились по изувеченному лицу, смешивались с кровью, срывались вниз и разбивались о кафель.

— Извини, рыжий, — сочувственно сказал Сергей. — Но я дал тебе слово. А я всегда выполняю то, что обещал. Я ведь профессионал. А заодно вспомни, сколько раз мы таскали тебя на руках. Не знаю как у других, но у меня после таких упражнений спина отваливается. А когда у меня болит спина, я становлюсь неуклюжим на полосе, и это не нравится сержанту. Обычно это кончается сеансом педагогики. С использованием ботинок.

Он повернулся к остальной части педагогической группы.

— Кстати, насчет ботинок. Не зря же вы их надевали. Вы двое — объясните Шкурнику ошибочность его методов. И не вздумайте сачковать.

— Ты что, самоубийца? — спросил Тевтон. — У тебя уже пальцы синие.

Сергей поднес руку к лицу и некоторое время внимательно ее изучал, будто увидел впервые. Выглядела она и впрямь не очень — посиневшие пальцы разбиты, обгоревшие ногти в комках застывшего клея, под ногтями кровь.

— Ты прав. Не уверен, что удержу ее дольше пяти минут. Постарайтесь уложиться. Вперед.

— Ты долбаный псих! — выкрикнул Салочник. Затем подскочил к Шкурнику и пнул его в живот. Тевтон присоединился к товарищу пару секунд спустя.

Некоторое время в туалете слышалось только тяжелое дыхание, перемежаемое сочными звуками ударов и отчаянными воплями избиваемого.

Внезапно стало тихо.

Сергей обернулся. На пороге, раскрыв рот, стоял Гаррисон, из-за него выглядывал Накамура с выражением изумления на обычно невозмутимом лице.

— Что, парни, решили присоединиться к вечеринке? — поинтересовался Сергей.

— Вообще-то, мы за тобой, — ответил Гаррисон, машинально постукивая по бедру импровизированной дубинкой, сделанной из ножки от табурета. Заметив ироничный взгляд Сергея, он смутился и спрятал свое оружие за спину.

— У нас тут небольшой диспут, — пояснил Сергей. — Не сошлись в вопросах мотивации. Но спасибо что заглянули.

Накамура прошел вперед с интересом оглядел диспозицию. Истукан в залитой кровью майке, тяжело дышащая парочка с потными от усилий лицами, и их скулящая в позе зародыша жертва. Затем он он принюхался и сморщил нос.

— Кажется, кто-то из твоих оппонентов того…

— Это моя вина. Я привел слишком веские аргументы, — повинился Сергей. И продемонстрировал упомянутый предмет.

— Это… сильно, — выдавил побледневший Гаррисон. А Накамура просто застыл, вытянув руки по швам.

— Кто-нибудь, найдите мне чеку, — попросил Сергей. — И поскорее, мать вашу, у меня уже рука отваливается.

— То есть, убивать ты их передумал? — спросил Гаррисон.

— Зачем мне их убивать? — удивился Сергей. — Мы же одна семья — мобильная пехота. А это мои братаны. Подставят плечо, протянут руку. И вообще — друг за друга горой.

Он посмотрел на Тевтона с Салочником, которые, ползая на карачках, старательно шарили руками по полу.

— Верно, пацаны?

Оба подняли головы, и синхронно, как автоматы, кивнули.

— Ну где там эта гребаная чека?

— Кажется, я на ней стою, — прогнусавил Ланге.

Гаррисон положил свою дубинку на пол и осторожно вернул чеку на место.

Онемевшие пальцы не слушались и Накамуре пришлось осторожно отгибать их один за одним. Когда он закончил, Сергей взял свой трофей здоровой рукой и протянул скрюченному от боли Шкурнику.

— Держи, — сказал он. — Это тебе на память. Всякий раз, когда у тебя, рукожопа, останутся лишние детальки после сборки пулемета — вспоминай обо мне. Я очень не люблю хлебать болотную грязь. Меня от нее проносит.