Это уже был вызов. А если получен вызов, на него надо отвечать, и дело уже не в прибылях или расчётах; и тогда пусть полыхает синим пламенем вся Нора, ибо кто будет считаться с бандой, которая не сумеет достойным образом ответить на вызов?
***
Точки "северных" мы жгли средь бела дня, внаглую. Не скрываясь, пёрли по улице клином, переходя от окна к окну, зашвыривая туда бутылки с "коктейлем", порой вышибая щиты; в жилах пел адреналин, потому что в любой миг улицу мог перекрыть встречный клин, и тогда - момент истины, тогда - кто сильнее, кто жёстче и отчаяннее; тогда и посмотрим, кто здесь чего стоит...
Нам удалось сделать дело и вернуться прежде, чем это произошло. Но эйфория разрушения, охватившая меня в какой-то момент, окончилась гораздо раньше. Никогда не забуду огненную фигуру, живой факел, вывалившийся из одного из подъездов, которые мы миновали - вывалившийся в вихре воя и осевший на асфальт бесформенным обугленным кулём.
К вечеру в патрули вышел весь наличный состав банды.
На двух улицах произошли стычки. Погибло трое наших ребят - двоих зарезали, одного облили "коктейлем" и подожгли. Противник тоже нёс потери.
Лейтенанты вооружились лучемётами. Этого дорогостоящего оружия у нас было мало, да и с подзарядкой его возникали серьёзные проблемы; к счастью, у "северных" дела обстояли так же. В тот же вечер Кот уложил из лучемёта двоих "северных". Стрелял он снайперски: на пределе дальности оружия, в темноте, не промазал по движущимся целям, сделав два беглых выстрела, и ни один не был потрачен даром.
Несмотря на все предосторожности, ночью сгорело ещё несколько наших точек. Зато группа Серафима совершила рейд вглубь территории "северных" и сожгла не какие-нибудь периферийные забегаловки, а их "фирменный" кабак.
Ближе к утру и мне довелось поучаствовать в драке. Правда, после того, что произошло днём, она меня уже не заводила, и вряд ли ещё когда-нибудь заведёт. Я вполне неплохо справился, даже стоял в какой-то момент один против двоих и сумел вышибить заточку у нападающего. Уроки Кота давали о себе знать. Но воспринималось это теперь только как необходимая, но очень неприятная работа.
После рассвета наступило затишье, и часть бойцов отпустили отсыпаться. А около полудня Груздь, наш главарь, собрал лейтенантов на совещание.
***
Думаю, он специально вёл разговор в общем зале - чтобы не только командиры, но и все желающие могли слышать, о чем речь. Это была его, если хотите, страховка - ситуация создалась неоднозначная, риск принять неправильное решение был велик, и Груздь демонстративно высказывал свои опасения и советовался с помощниками. Выходило так, что, какое бы решение не было принято и как бы ни повернулись потом события, главарь все равно имел возможность напомнить: "А что я вам говорил!"
Я уже знал к тому времени, что Груздь из "бывших". По местной классификации это люди, не родившиеся в Норе, а попавшие сюда в силу неких обстоятельств; чаще всего после отсидки. Впрочем, ни сами обстоятельства, ни то, кем были в прежней жизни эти "бывшие", никого не интересовало; ну, не то чтобы совсем, втихаря шептались иногда, конечно, но спрашивать о чем-то таком не позволялось. И если человек не рассказывал о себе сам, окружающие могли лишь строить версии - иногда самые неправдоподобные.
"Бывшие" выгодно отличались от потомственных норушников грамотностью, а подчас и образованностью. Речь Груздя была правильной, лилась гладко и внушительно; богатый обертонами голос проникал в отдалённые уголки подвала, заставляя внимать себе даже не слишком вдававшихся в военные проблемы "огрызков". Однако на этот раз банде демонстрировалась показательная неуверенность главаря.
Царь советовался с народом.
Проблема, как я понял, заключалась в следующем. То ли благодаря натиску и толике везения, то ли "северные" оказались не вполне готовы к войне, но нам удалось переиграть их "по очкам". На данный момент. В то же время мы знали, что "северные" сильнее; у них больше территория, больше людей, больше оружия, и стратегически затягивание конфликта было нам крайне невыгодно. "Северным" же - наоборот.
В таких условиях было бы разумным начать переговоры, и Груздь подумывал об этом, но тут конкуренты его опередили. Дракула - главарь "северных" - прислал парламентёра.
А вот это уже выглядело странно. Дракула имел славу человека неуравновешенного, главаря-самодура, но никак не труса. И положение "северных" вовсе не было таким уж серьёзным, чтобы первыми идти на попятную.
Напрашивались два предположения. Либо мы что-то всерьёз проглядели, либо нам готовят некий подвох.
И, откровенно говоря, второе казалось более вероятным.
Но - упустить такую возможность?
Парламентёр прибыл с конкретным предложением. Прекращение военных действий с обеих сторон. И - встреча в нейтральном месте двух групп, по сути - командный поединок. Оружие - только холодное. Победителю отходят спорные территории. На этом всё заканчивается.
Слишком красиво, чтобы быть правдой; чересчур лакомый кусок, чтобы отказаться. Вот Груздь и страховался.
- Если мы пойдём на это и выиграем, мы получим то, на что давно точили зубы, - раздумчиво вещал главарь. - Не только ту часть квартала, что прежде была нашей. По условиям поединка мы забираем весь квартал. Заманчиво?
- Заманчиво, - прошелестело эхом.
- Это если игра честная. Если же нет - мы будем крайними. При любом раскладе. Наши позиции слабее, и это ясно многим.
- То, что называется "хочется и колется", - прокомментировал ближний помощник главного, Дымарь.
- Что скажут лейтенанты?
Лейтенанты могли сказать многое - ситуация образовалась невнятная, тревожащая; проблема с "северными" вызревала давно, а теперь, встав ребром, взбаламутила всех. Однако эмоциональные, щедро сдобренные ненормативной лексикой выступления в большинстве своём не содержали и крупицы конструктива; это были в основном многословные перепевы все той же темы - "хочется и колется". Я даже подумал - если совещания всегда проходят таким образом, нафиг вообще нужны совещания?
Перепалка между тем набирала обороты. Груздь, видимо, на этом этапе сказал всё, что хотел, и больше в обсуждении участия не принимал - только поглядывал на спорщиков вприщурку, пряча под тяжёлыми веками прозрачно-льдистые, острые глаза. Наконец стало заметно разделение командного состава на две основные группы: осторожных, вновь и вновь многозначительно напоминавших о сыре в мышеловке, и активных, рвущихся в бой - "а там посмотрим". Спор начал переходить на личности. Я подметил, что в шумной дискуссии совсем не участвует Кот.
Он в самом деле помалкивал до поры. Дожидался, видимо, когда до всех дойдёт бессмысленность происходящего.
