"Фантастика 2025-105". Компиляция. Книги 1-20 (СИ) - Дмитриева Ольга

Заодно вручил с десяток визиток директора фабрики Келера, где с мая начали производить тонометры, что я демонстрировал после ужина: резиновый полый мешок, помещенный в манжету из нерастяжимого материала, который обхватывал плечо и накачивался резиновой грушей. Похоже, теперь заказы посыпятся, как из рога изобилия, только одной клинике Николая Васильевича нужно тридцать штук. А есть еще Европа. Как говорится, «Запад нам поможет». Цены установили божеские: десять рублей за гаджет. И наценка там была больше ста процентов. Дикий капитализм в действии.

Кстати, самое высокое давление было… у нашего хозяина. Сто шестьдесят на девяносто. Считай, у Склифосовского была артериальная гипертензия, причем уже довольно давно, иначе он бы не чувствовал себя весьма комфортно с таким давлением. А это верный путь к инсультам, инфарктам. Которые и в будущем-то не очень хорошо лечатся, а здесь даже и посоветовать нечего. Разве что отказ от курения и снижение веса. Ну и раувольфия с прочими народными средствами. Но это надо сначала как следует обосновать, ведь современная медицина практически ничего не знает про холестериновые бляшки в сосудах и их влияние на тромбы.

Мы уже почти закончили общаться и народ собрался расходиться, как раздался телефонный звонок. К аппарату попросили главного врача Александровской больницы – такого же упитанного, как Склифосовский, живчика Василия Павловича Доброклонского. Из курительной комнаты был виден его разговор. Лицо главврача побледнело, он оглянулся на нас.

– Да, сейчас же буду.

Повесил рожок, достал платок с монограммой, вытер руки. Явно раздумывал, говорить нам или нет. Но стихшие разговоры и пристальные взгляды быстро подвигли к тому, чтобы все рассказать:

– Серьезная авария на Путиловском заводе. Трех рабочих ошпарило паром, везут ко мне в клинику. Но это еще не все. Вице-директора Островского затянули в шестерни вала. И он… все еще там.

Теперь все оглянулись на меня. Скорую тоже обсуждали за ужином, хвастался я, как мог. Дохвастался.

– Если позволите… Я бы мог доехать до Путиловского и как-то помочь вице-директору. Докторский чемоданчик у меня с собой.

– Поеду с вами. – Склифосовский тяжело поднялся в кресле. – Посмотрю на то, как работает скорая помощь.

Пока ехали до Путиловского, шампанское почти выветрилось из крови. В будущем бы за такое по головке не погладили. Выпимший доктор на выезде? Даже в Москве мы уже подошли к тому, чтобы измерять давление врачам перед сменой (ага, исцелися сам), ну и в отсутствие алкотестеров просто принюхиваться – не пьяный ли доктор, о чем делать запись в журнале дежурного. Еще три бригады в планах нанять, и тут надо без вариантов организовывать систему проверки. Причем кучеров тоже. А эти пьют… Прямо как их лошади.

К заводу примчали уже поздно ночью, испуганный сторож с фонарем распахнул ворота. Один цех, другой, какие-то люди машут руками. Мы втроем прошли по рельсам внутрь, к нам выбежал бородатый здоровяк, чем-то очень похожий на Жигана. Тоже с керосиновой лампой, каким-то ломом в руках, только без шрама на лице.

– Тама! Скорее!

Мы подошли к валу, кожух которого был поднят. Огромные шестерни, приводы, которые шли к станкам… Из вала раздавались крики боли. Да такие, что кровь в жилах стыла. Рядом стояла толпа рабочих, среди которых я заметил совсем молодые лица подростков.

– Разойдитесь!

Я надел халат, открыл чемоданчик. Что нужно? Жгут и наркотик. Значит, берем, наполняем шприц.

– Почему не достаете? – тем временем пытал Склифосовский бородатого.

– Домкрат сломался, сейчас послали за новым.

– Вы его видели?

– Кого?

– Островского вашего! Залезал кто-то к нему?

– Я и залезал, – бородатый стукнул ломом о пол. – Живой!

– Это мы по крикам поняли. Давай, веди, Вергилий.

– Я Степан.

– Веди, Степан.

Сразу несколько рабочих посветили нам лампами, мы с трудом залезли среди шестерен и прочих рычагов. Я почти сразу испачкался в крови, которой внутри было забрызгано, наверное, все. Худой, лысый, все лицо в поту. Сил кричать у него уже нет, только стонет. Глаза закрыты, на хлопки по щекам встрепенулся, опять закричал хриплым голосом.

– Помогите! Сил нет терпеть… А-а-а!

Так, делаем укол морфия. Сразу в шею, чтобы побыстрее. На такой травме это, конечно, как слону дробина, но ведь переборщить легко, а случись остановка дыхания, мы тут, снаружи, только помолиться сможем. Теперь пытаюсь перетянуть конечности. Зажевало ему сразу левую ногу и правую руку. Видимо, упирался ею. Раздробило в кашу: если выживет, то инвалид на всю жизнь. Тут стопроцентная ампутация, причем нога под пах.

Перетянул поверх костюма, как смог, на руке поближе к локтю. Обратно вылез словно вампир, напившийся крови. Рабочие даже отпрянули прочь.

– Как он там? – поинтересовался Доброклонский. Который не изъявил никакого желания лезть в машину. Оно и ясно: не по чину действительному статскому советнику пачкаться.

А вот Склифосовский не побрезговал. Жестом затребовал мой халат, уточнил обстановку.

– Раздроблены левая нижняя конечность до уровня нижней трети бедра и предплечье правой руки, до локтя практически. Сделал укол морфия и наложил жгуты. Надо ампутировать на месте, но там не развернуться совсем… Придется сначала доставать.

Я посмотрел на Степана, тот покивал: «Потороплю их там», – пошел к выходу. Пока Склифосовский лазил в машину, я отошел в сторону, попытался хоть немного очиститься от крови. Вернувшись, потребовал брезент. Если подложить его под зажеванного, то можно будет сразу на нем и унести в заводскую повозку, которую уже подготовили возле ворот.

Доброклонский позвонил с заводского телефона в клинику, приказал готовить все к ампутации. А тут и новый домкрат принесли. Но быстро вице-директора не вытащили. Еще полчаса рабочие возились с заклинившим механизмом, Островский очнулся, опять орал. Поколебавшись, сделал второй укол морфия.

– Николай Васильевич, – обратился я к Склифосовскому, когда вернулся обратно в валу, – сегодня на ужине был Адольф Александрович Реммерт, главный военно-медицинский инспектор.

– С чего бы вы его вдруг вспомнили? – удивился врач.

– Мы часто накладываем жгуты на разных авариях, – пожал плечами я. – Это быстро, это работает. Почему бы не предложить армии простую носимую аптечку? Жгут, бинт, таблетки с активированным углем… Прямо так, с наскоку не скажу, но думаю, что было бы полезно.

– Уже начались поставки угля в аптеки? – Склифосовский вытер кровь со щеки. – Я, признаться, что-то слышал от московских коллег.

– Начались. Там очень простая технология производства. У Келера освоили буквально за неделю.

Николай Васильевич подхватил меня под локоток, отвел в сторону, подальше от матерка работяг.

– Скажите откровенно! Хотите заработать на бюджетных ассигнованиях?

– Может, и хочу, есть на что потратить, – пожал я плечами. – Но еще больше хочу, чтобы умирало меньше русских солдат.

– Неправильно наложенный жгут ведет к ампутации!

– Даже при ошибках вреда от него будет сильно меньше, чем от умерших от потери крови. А обучить солдат правильно накладывать не так уж и трудно.

До Русско-японской войны времени полно, можно устроить прямо военно-полевые курсы оказания первой помощи, выделить во взводах ответственного за эвакуацию раненых. Что-то вроде санинструктора.

Склифосовский достал записную книжку из пиджака, карандаш. Что-то себе записал.

– Поговорю с Адольфом Александровичем. Он мне кое-чем должен, думаю, прислушается.

Обратно ехали вдвоем. Полуживого Островского достали, померили давление, потом забинтовали и зашинировали чем могли из подручных средств. Ампутацию на месте решили не проводить – потеря времени намного больше, да и условий для этого… Благо на заводе полно материала для изготовления кустарных шин. Вот тоже поле непаханое. Сделать типовые шины и костыли, да еще раздвигающиеся и раскладывающиеся… не бином же Ньютона.