Зараза. Трилогия (СИ) - Гарцевич Евгений

Глава 2

Следующие три дня я опять спал. И ел. Мучился неизвестностью, ругая воображение за те картинки, что рисовались про сестру, Астрид и парней и медитируя, что они уже где‑то близко к дому и у них все хорошо. Гулял вокруг лагеря, пока безуспешно пытаясь разобраться в видениях, воспоминаниях и реальности. Каждый день увеличивал километраж и пытался участвовать в тренировках, которые регулярно устраивали камаджоры, чтобы тренировать свою малышню.

Их учили драться – какой‑то древний аборигенский стиль больше похожий на танец и заточенный на работу с длинной острой палкой из темного дерева. Основная цель – проткнуть противника, причем желательно в голову, при этом не дать себя схватить. Прям отработка ликвидации ходячих, и гибкая вертлявая школота выделывала такие кульбиты перед деревянными манекенами, что крылатая фраза: «порхай, как бабочка, жаль, как пчела» приобретала вполне реальный смысл. Манекены по конструкции напоминали китайские вин‑чуны, только торчащие штыри длиннее и больше механизмов, чтобы махать крючковатыми конечностями.

Я в такие игры не играл. Хватало пары‑тройки приседаний и начинала кружиться голова. А после попытки отжаться, я, как правило, засыпал прямо на земле, отползая, чтобы на меня не наступили.

Постепенно тело начинало слушаться и, несмотря на то, что я прибавил несколько килограмм, становилось легче его контролировать. Процентов девяносто времени. Остальные десять, причем это случалось совершенно неожиданно. Я не контролировал ничего. Мог просто идти и рухнуть от прострелившей ногу судороги, мог спокойно сидеть, а потом встать и пошатнуться. Так бывает иногда во время пьянки, пока сидишь, кажется, что все ты в полном порядке, а стоит подняться, так все плывет, и лицо летит навстречу полу.

Также фигня творилась со всем. То ослепну на мгновение, то оглохну, один раз даже штаны обмочил. Неудобно было капец как, особенно от заботливых и всепонимающих взглядов камаджоров. Мол, не ссы, дело житейское, все через это прошли. Но я даже сквозь жуткий и корявый говор креольского понял, что это сарказм. Моментально в голове раздался далекий шепоток с призывом не скрывать своих желаний и прибить кого‑нибудь.

Шепот стал частым гостем. Чаще всего приходил во сне, провоцируя на всякие мерзости. Я старался игнорировать, но довольно быстро срывался, сквозь сон знакомя Шекхед с богатым и могучим русским матом. Но она возвращалась, а вот камаджоры вежливо отселили меня спать отдельно.

Справиться со всей этой жестью помогал Дедушка Лу и два совсем дряхлых колдуна. Первый успокаивал словом – поддерживал и обещал, что скоро станет лучше. Что контроль должен вернуться, по их опыту и хитрой математике процентов на девяносто восемь точно. А колдуны продолжали поить какой‑то приторной гадостью и наносить на свежие татуировки вонючую зеленую мазь. Из чего она сделана, мне не сказали, но комаров и прочую мелкую живность отгоняла на ура.

Хотелось сдать кровь на анализы, может дело вообще в ней, а не в мази, и даже москиты брезгуют.

Но клиник поблизости не было. Как и лаборантов, врачей и ученых. Еще не было связи и было непонятно, пропала ли она совсем или просто место слишком глухое. Не было и транспорта. Старый мопед с небольшим кузовом, где меня везли, как мешок с картошкой, заводиться отказывался. А ни запчастей, ни знаний Вадика, у меня не было. А камаджоры лишь кривились. Пожимали плечами и задирали ноги, сверкая светлыми мозолистыми пятками.

Чего было в избытке, так это старых винтовок Мосина в разных форматах и состояниях и баек дедушки Лу про первых охотников на демонов.

Камаджоров винтовки особо не интересовали, у каждого было по одной и достаточно. И глядя, что они делают на тренировках со своими заостренными бильярдными киями, я был с ними согласен. «Мосинку» сказали брать любую, и часа за три, перебрав все ящики, я обзавелся сносным карабином образца сороковых годов, ремнем, подсумком для патронов и штыком. А вот кий‑зубочистку мне не дали. Типа не положено, да и сырья нет.

Дедушка Лу рассказал, что копье готовят заранее к рождению будущего охотника и хоронят вместе с ним, когда приходит время. Взять в руки чужое – самое страшное оскорбление, которое можно нанести охотнику.

Технологию создания я проспал, как раз в этот момент выключило, запомнил только, что это долго и геморно, и дерево там какое‑то особенное. Типа железного, которое они называют – бонгосси, и найти его не так уж и легко, тем более теперь.

– А если сломается? – спросил я, показав на тонкий кий, лежащий возле камаджора, когда мы уселись ужинать.

– Как это? – Дедушка Лу поперхнулся, – Бонгосси нельзя сломать! Там особое дерево, особая обработка, наговоры сильнейших колдунов.

– А…ну тогда, конечно, – я подложил себе добавки и стал дуть на еду, только‑только прошли ожоги неба и языка, боль от которых пришла не сразу.

– Не смейся, – вздохнул Лу, будто собирался прочитать лекцию маленькому ребенку, – Ты можешь не верить, это нормально.

– Я хочу верить. Честно, – я махнул рукой в предполагаемую сторону Фритауна, – Но не могу понять, как вот это там все связано с обычным алмазом.

– А кто сказал, что он обычный?

– Понятное дело, что магический.

– Вот опять ты за свое. Подожди спорить, я постараюсь объяснить так, чтобы ты понял, – Лу задумался, – Так, как это понимаю я.

И он рассказал. Медленно и терпеливо, повторяя те моменты, на которых я выключался.

Дело было не столько в алмазе. Это не был какой‑то там магический уничтожитель всего и вся. Это был замок и сразу же ключ.

По версии Дедушки Лу, а его версия годами передавалась предками из уст в уста и, скорее всего, видоизменялась и обросла дополнительными мифами и байками, первые камаджоры не смогли полностью уничтожить источник заразы. Но смогли заблокировать глубоко под землей, сделав некое подобие гробницы. Создали там какой‑то магический кувшин, а алмазом заткнули, как пробкой.

Что‑то уж больно это напоминало детские сказки про джиннов и пещеру Алладина, но я сдержался.

– Ну, допустим, не понимаю, но приму, – я постарался сделать максимально серьезный голос. – Но какой смысл тащить алмаз обратно, если зараза уже расползлась по всей стране?

– Так учат старейшие, – Лу разворошил угли в костре, так что в воздух взметнулись горящие искорки, зловеще так, будто голову монстра с рогами изобразили, – Шекхед, прародительницу надо убить, потом сжечь, а прах вернуть и запечатать алмазом.

– Оукей, – вкрадчиво спросил я, – А я‑то вам зачем? Чего вы со мной возитесь?

– Ну, знаешь, я хоть и старый туземец, – улыбнулся Дедушка Лу, оглядываясь, что нас никто не подслушивает, – но еще не совсем ку‑ку. Мы что палками эту зверюгу запинать должны? Защекочем ее до смерти? Ну уж дудки! Мы даже не знаем, с чем там придется столкнуться.

– А что нет каких‑то описаний? Наскальная живопись в конце концов? Глиняные таблички со схемами? На чем там еще в древности потомкам послания оставляли?

– Есть, но я предпочитаю в них не верить. Так спокойней для психики. Надежда хоть какая‑то появляется.

– А я по‑вашему ядерную бомбу должен собрать из подручных средств? – теперь уже я улыбнулся.

– Ядерную не нужно. Но технологии и способы насильственного умерщвления сильно изменились со времен, когда мои предки смогли только запереть Шекхед, а ты в этом явно больше понимаешь.

И так пафосно он это сказал, что похоже даже не шутил. А мне нужно во Фритаун, узнать, что с нашими. В идеале еще и Астрид найти, чтобы осмотрела меня и лечение какое‑то назначила. Но и Шекхед надо убить, даже не ради того, что камаджорам должен, но, чтобы зараза дальше в мир не пробралась.

– Мне нужна машина или мотоцикл, – триста километров, как говорится, бешеной собаке не крюк, но все же.