Ознакомительная версия. Доступно 28 страниц из 136
К Сидельникову подошли ещё двое офицеров, молодой и рыжий Белов, который командовал ведомственной охраной плотины ещё до Беды, и омоновский лейтенант Васечкин, молодой и, несмотря на фамилию, не по-русски смуглый; его взвод сейчас выступал за местную разведку. С народом действительно было туговато. Сидельников по секрету сказал, что даже внушительная вроде бы артиллерия укомплектована расчётами хорошо если наполовину. И то частично за счёт нашедшихся среди беженцев резервистов, а то вообще бы беда была.
Минут через тридцать, после того, как уселись за стол, по дороге проскочили грузовик, «Водник» и «бардак» из тех, что взяли в своё время в Муроме, на тепловозном заводе — уехали эсбэшники, трофейную броню им дали на усиление, на всякий случай. Циммерман облегчённо вздохнул и мысленно перекрестился. «Баба с возу — кобыле легче», — произнёс он про себя.
А вот случившееся дальше его уже озадачило. На короткую связь вышел Шилов:
— Циммер, слышь… — сказал он, — ты будешь смеяться, но у радистов перехват записан.
— И чего?
— Кто-то вышел на связь с хлебозаводом и дал команду неким «своим» отходить в Нижний.
— Направление на сигнал есть? — насторожился Циммерман.
— Естественно. С северо-востока сигнал пришёл, с бандитской территории.
— И что?
— И этот самый «кто-то» обматерил девку на связи с другой стороны, что дисциплину связи не соблюдает, хлебозавод своим именем назвала.
— Ещё информация есть?
— Разумеется. Тот, кто командовал, намерен соединиться со «своими», подойдя к Нижнему по другой стороне реки.
Циммерман задумался. Сильно задумался, до головной боли, зубами даже заскрипел. Затем он сказал:
— На командира с докладом пока не лезь, всё может туфтой оказаться. Идеи есть, откуда он полезет на другой берег?
— Думаю, что по плотине.
— Он и вплавь может, забыл?
— Может. Но зачем ему? Если он идёт уже из города и задачу выполнил, то знает, что плотина безопасна. И если не знает, то почти наверняка разведать решит. Если нас не обнаружит, то поедет по ней, зачем ему самому себе трудности искать?
— Логично. Готовь засаду.
— «Чёрных» возвращать?
— Да пошли они, только завалят дело. Пусть катятся.
Он поднял глаза на слушающих с любопытством разговор и спросил, обращаясь к Сидельникову:
— Поможете захват организовать? Аккуратный, чтобы без стрельбы и членовредительства?
— Кого? — коротко спросил тот.
— Да поедет через вас отрядик небольшой. Так нормальные ребята, только резкие, как понос. Если не поймут шутки, то могут в бутылку полезть.
— Для проверки остановятся? — уточнил собровец.
— Вот и я о том, — удовлетворённо кивнул Циммер. — Остановятся обязательно, это не банда. Командиры наши их зачем-то хотят, аж кушать не могут.
Александр Васильевич Пасечник
31 мая, вторник, утро
Нормально поговорить с Салеевым удалось только сегодня с утра, всё время что-то мешало. Разговор вышел сложным, но к этому Пасечник был готов. Скрывать то, что он копает под друга детства бывшего десантника, было нельзя, следовало говорить правду. Самому Пасечнику к сложным разговорам было не привыкать, и главную проблему он в таких случаях старался превратить в главный же аргумент:
— Марат, я понимаю, как звучит, поэтому не по своей линии разбираю информацию, а решил тебя привлечь.
— Саша… в смысле Главный, в курсе?
— Он и инициировал расследование, — честно ответил Пасечник. — Они по ошибке ему не тот файл скопировали, Главному показалось подозрительным.
Салеев вздохнул, потёр лицо ладонями, затем быстрыми шагами подошёл к окну. Не оборачиваясь, спросил:
— К чему это всё может привести?
— Честно?
— Абсолютно честно. Если что-то пойдёт не так, как ты мне сейчас скажешь, я плюну на все договоренности и поступлю так, как считаю нужным. Я с Домбровским с первого класса вместе, и жили в соседних подъездах. А Саша… Главный в смысле, жил в доме напротив.
— Если абсолютно честно… — начал Пасечник, пропустив всю «детскую лирику» мимо ушей, — то, если Тимохин не расколется сам и сразу, его придётся пытать. А если начнём пытать, то он умрёт в любом случае, хотя бы ради того, чтобы Домбровский не знал, что попадал под подозрение и какими способами подозрение развеялось.
— А если это всё же он… в смысле, они? — Салеев резко повернулся к собеседнику.
— Если это они, то я передам Главному добытую информацию. И он пусть решает, я умываю руки.
— И всё же, почему ко мне пришёл?
— Я же сказал, что не хочу потом недопонимания, — терпеливо повторил генерал. — Не хочу я быть злодеем Пасечником, который разрушил вашу дружбу и всех облил дерьмом. Главный попросил меня в его и твоём личном копаться грязными ментовскими руками, а мне это самому как нож острый. Поэтому присоединяйся.
Салеев задумался. Молчал минут пять, наверное, Пасечник всё это время ждал, разглядывая висящую на стене карту с пометками. Обернулся лишь тогда, когда Салеев заговорил:
— Хорошо. Я не знаю Тимохина толком, и он мне вообще не нравится. Забирайте. Но весь процесс получения информации должен идти под моим присмотром.
— В смысле?
— В смысле я хочу быть уверен, что Тимохин сказал именно то, что сказал. Что я не принимаю решений на основе непроверенной информации. Что твои костоломы или «уроды»… да, да, знаю я про «уродов», не выбили из него то, чего он на самом деле и не знал.
— То есть хочешь, чтобы следствие перешло прямо к тебе?
— Нет, я не умею вести следствие, — покачал головой Салеев. — Веди его ты. Но в моём месте, с моей охраной, и на допросах буду присутствовать я сам или тот, кому я доверяю.
— А это решение ты не изменишь при каких-нибудь новых сильных эмоциях? — вздохнул Пасечник.
— Я когда-нибудь свои решения менял?
— Ну, всё бывает в первый раз. Обстоятельства очень уж уникальные. Ладно, мы договорились. Тимохина сегодня отправят на неделю поработать на новый КП, там его и надо взять. И полная изоляция. И ещё… — Пасечник, не смущаясь грубостью поступка, уставил указательный палец в лицо Салееву. — Если какая-то информация уйдёт в сторону, потому что кто-то из твоих не умеет секретность соблюдать — я вывалю всё на общее рассмотрение. Сами разбирайтесь. Мы в этом друг друга поняли?
— Поняли, — спокойно кивнул Салеев. — Здесь будут думать, что Тимохин трудится и будет там не меньше недели.
На этом разговор с «министром обороны» и закончился. Исходом Пасечник был доволен. «Ведомственная ревность» в данном случае была лишней. Расследование вторгалось в детскую дружбу, то есть в область иррационального. Это как вмешиваться в чьи-то семейные отношения, что умные люди обычно не делают никогда. Поэтому второй по важности задачей после открытия истины было создание ситуации «разбирайтесь сами». «Пасеке» следовало как можно меньше влезать в эту историю, учитывая ещё и то, что кого-то удобней, чем одетые в чёрное эсбэшники, для обвинения во всех смертных грехах на территории Центра не было.
Усимов, вызванный заранее, дожидался Пасечника у него в кабинете, попивая чай и читая какую-то толстую книгу.
— Вань, что почитываешь? — поинтересовался Пасечник.
— Гончарова, «Обрыв», — захлопнул тот книгу и убрал в сумку.
— Что? — поразился генерал, вспомнив что этот старинный сентиментальный роман любила читать ещё его покойная мать.
— «Обрыв», — повторил Усимов. — Очень романтично и мило, на фоне происходящего так вообще лекарство для души.
— Ну ты даёшь… — откровенно поразился генерал, после чего перешёл к делу. — Ваня, есть добро от Салеева. Задерживают его они, на КП, как и предполагали. В подвале там вполне людей содержать можно, даже сортир есть, с этим без проблем. Ты езжай туда. Возьми кого-нибудь, с кем тебе работать удобно, и езжай. Такого, чтобы крови не боялся.
— Я сам не боюсь, — улыбнулся любитель сентиментальных романов. — Но думаю, что даже до ТАПа [65] не дойдёт, Тимохин человек интеллигентный, где не патлы, так там борода, или наоборот, такие быстро колоться начинают.
