Я поднял телефонную трубку и набрал номер Даши. Закончив короткий разговор, я прислушался. Феликс торопливо прошагал на кухню и принялся чем-то там шуршать-звенеть. Я полез в карман и достал бумажку, на которой Эдик записал для меня номер Антонины.
— Алло? — раздался в трубке тихий, почти призрачный, голос.
— Антонина Иосифовна? — спросил я на всякий случай. Хотя было понятно, что это именно она.
— Да, кто говорит?
— Это Иван. Иван Мельников, из «Новокиневского шинника».
— Здравствуйте, Иван.
В трубке повисло молчание. Мне даже показалось, что связь отключилась.
— Антонина Иосифовна, вы здесь? — на всякий случай переспросил я.
— Да-да, говорите.
— Я хотел бы с вами встретиться.
— Зачем?
— Просто так, — соврал я. — Вы внезапно исчезли, а я даже не успел вас поблагодарить за науку. Хочу угостить вас. Кофе попить или еще что-нибудь.
— За науку, говорите? — Антонина горько рассмеялась.
— Почему вы удивляетесь? — возмутился я. — Я же молодой специалист. И считаю, что мне очень повезло, что моя работа началась именно у вас.
— Хорошо, давайте встретимся, — неожиданно согласилась она.
— Когда у вас есть свободное время? — спросил я.
— Теперь всегда, — в ее голосе опять зазвучала горечь.
— В понедельник после работы? — предложил я. — Куда мне подъехать?
Я повесил трубку и понял, что Феликс стоит рядом со мной и с интересом слушает.
— Я правильно понял, что ваш замечательный главный редактор, про которую вы мне рассказывали, уволили? — спросил он.
— Ага, — вздохнул я. Ну да, с одной стороны, Феликс был человеком как будто из высшего света. С манерами, умением пользоваться многочисленными столовыми приборами, да и костюмы на нем очень ловко сидели. С другой — деликатность и уважение к чужому личному пространству для него не существовало. И почему-то это не раздражало, как во многих других, а вовсе даже наоборот. Наверное из-за живейшего участия и интереса, которые он всегда демонстрировал.
Я даже не заметил, как выложил ему все. Снова почувствовав почти бессильное бешенство, когда вспомнил сегодняшнюю ситуацию с Дашей и умыванием.
— Ох, как я вам сочувствую, ребята… — Феликс покачал головой и подергал себя за бородку. — У нас в диспансере тоже был случай… Кстати, а как, говорите, зовут нового редактора?
— Сергей Семенович, — ответил я. — Торопыгов. Раньше работал на Дальнем Востоке, в газете «Красный флот».
— Ммм… Никогда про такого не слышал, но… — Фелиск вскочил, выдвинул ящик письменного стола и достал записную книжку. — Давайте-ка я это запишу. У меня довольно причудливый круг знакомых, может и удастся найти про него что-нибудь интересное…
Только за завтраком я вспомнил, что по телефону Феликс мне намекал, что хочет о чем-то поговорить. О какой-то своей идее. Но вместо этого мы весь вечер обсуждали мои дела на работе. Стало даже как-то стыдно, так что я вежливо напомнил Феликсу, что он меня заинтриговал, но так и не сказал, о чем хотел поговорить.
— Ах да, это… — Феликс нахмурил лоб. — Даже не знаю, как бы начать… Идея кажется мне чересчур смелой. Возможно, эта работа будет проделана зря, и ее нигде не опубликуют. И никто нам за нее не заплатит.
— Хм, уже интересно, — я отложил надкусанный бутерброд на тарелку. — И в чем же идея?
— В женском отделении, — сказал Феликс. — Я подумал, что в цикле публикаций мы маловато времени уделяли женскому вопросу. И пошел наводить справки. И теперь нахожусь в довольно сложной и двусмысленной ситуации. Когда придерживаться выбранной нами красной нити может и не получиться…
Феликс замолчал ненадолго, но я не стал пока что вставлять свое ценное мнение. Задавать наводящих вопросов тоже не стал. Потому что пока проблема была не очень понятна.
— Тут вот какая штука, Иван… — Феликс снова подергал себя за бороду. Вид он имел как будто смущенный и… виноватый? — Я зашел к заведующей, поболтать о том, о сем. И прошелся по отделению. Поговорил с женщинами и понял, что многие из них попали туда… по ошибке. Нет-нет, даже не по ошибке, а потому что их туда поместили родственники. Одна поссорилась с мужем, и он вызвал для нее перевозку под предлогом, что у нее истерический припадок. Другая… Другая начала стеснять своих детей и внуков. Третья… В общем, они здоровы. Но находятся в том же отделении, что и другие женщины, которых действительно надо лечить. И это… это… Но это еще не самое страшное. В этом же стационаре есть другое отделение. Для девочек-подростков. Нет-нет, об этом писать точно нельзя… В общем, я хотел бы с вами обсудить, как нам подступиться к этой острой теме, потому что я, признаться, в растерянности.
Я задумчиво смотрел на Феликса. Кажется, я в очередной раз понял, почему этот человек мне так нравится. Он иделист. Может быть, он не самый талантливый психиатр, и как ученый тоже не хватает звезд с неба. Зато он действительно очень искренне верит в лучшее в людях. Я отлично понял, о чем он говорит. Тема карательной психиатрии будет громыхать и колоситься на страницах всех газет и журналов несколько… позже. Когда меченый генсек объявит гласность, и настанут всякие реформы института психиатрических клиник. Вот тогда живописания кошмарного положения людей, с которыми при помощи психиатров сводили счеты, будут везде и всюду.
— А что за дела в отделении девочек-подростков? — спросил я.
— Плохие дела, — Феликс вздохнул. — Подростки часто бывают непослушными и бунтуют, это совершенно нормально. Есть определенные границы, конечно, но в целом… Дело в том, что в нашей больнице не делают разницы между непослушными детьми и по-настоящему больными девочками. Родители не справляются, вызывают бригаду и отправляют нерадивого ребенка к нам. Используя больницу, как наказание. И девочка-подросток оказывается на соседней койке от тихой олигофренички. Это получается вовсе не помощь. Такие родители ломают своим детям жизнь, даже не задумываясь над этим. А мы, психиатры, им в этом помогаем хотя бы тем, что никак не решаем эту проблему… Тем, что мы вообще допустили подобное положение вещей.
Феликс нахмурился и потер лоб.
— Что думаете, Иван? — он с надеждой посмотрел на меня. — Стоит нам с вами браться за эту тему или все-таки лучше обойти не трогать?
— Думаю, кое-что мы все-таки можем… — медленно проговорил я. — И вы даже сами уже сказали, с какой стороны подойти. Можно сделать материал в духе социальной сатиры на безответственных родителей. Совсем по минимуму касаясь процедурного вопроса. Лишь намеками, чтобы читалось между строк.
— Хм, дейсвтительно, я же сам это сказал… — Феликс хохотнул. — Вот что значит, свежая голова! Тогда давайте вот как мы поступим. Составим публикацию в двух видах — развернутую и с фоторепортажем и небольшую для газеты. Как думаете, ваш друг Михаил согласится нам помогать?
Феликс припарковал свою «пятерку» во дворе обычной кирпичной пятиэтажки на Красноармейском проспекте. Единственное ее отличие от всех окружающих было в том, что над аркой под самой крышей в ней имелись здоровенные окна художественной студии. Мне в таких бывать раньше не случалось. Знал я про таковые места немногое. Они всегда располагались в жилых домах и занимали два-три этажа. Принадлежали они союзу художников. Каковой и выделял их по какому-то принципу своим чем-то отличившимся членам. Понятно, что студий таковых было сильно меньше, чем желающих их заполучить. Да что там, я не художник, но тоже был бы не прочь обзавестись жильем с потолками семиметровой высоты и окнами во всю стену!
И вот именно в этой студии близкие друзья Феликса свою встречу и назначили. Принадлежала она в настоящий момент отцу Веника.
Мы поднялись по лестнице и остановились перед дверью. Никакого волнения я не испытывал. Ну, вечринка. Подумаешь… Не дипломатический же прием, где по результатам моего умения пользоваться щипцами для омаров, будут решать судьбу страны, которую я представляю. Разумеется, я спросил в Феликса, нужно ли мне как-то по-особенному себя вести, чтобы его не опозорить, но он от меня только отмахнулся. Мол, будь собой, и все нормально будет.
