Ознакомительная версия. Доступно 358 страниц из 1790
Эшелон уходил вдаль. Мелькнул огонёк фонаря на последнем вагоне, где маячил часовой, а я встал, отряхиваясь, и отдал им последний привет, ударив по сгибу локтя, показывая тем самым, что о них думаю.
Развернувшись, побежал прочь. Первым делом надо избавиться от одежды заключённого. Обычная городская одежда у меня есть, сейчас искупаюсь, и можно переодеваться в чистое. Хотя вода уже холодная, не для купания: меня забрали из колонии одиннадцатого сентября. Сегодня пятница, через несколько часов суббота наступит.
Что дальше делать, я уже решил. В отшельники подамся, уйду в леса, найду заброшенную сторожку и буду жить, охотиться, грибы собирать. До конца войны так проживу, а потом выйду к людям. На фронт уже не пошлют, закончилось всё, а от остального отобьюсь.
Я не считаю себя трусом или предателем. Я воевал, честно воевал, и хорошо, пока по рукам не надавали и на зону не упекли. Продолжать снова, как будто ничего не было, не собираюсь. Да я знаю, есть такие люди, что прощают. Но я не такой, я не буду прощать. Не умею.
Обидно, но поймали меня этой же ночью. Разбудили под утро, пинком. Оказалось, искали пропавшего в лесу ребёнка, прочёсывали местность и наткнулись на меня. Скрутили так, что не пошевелиться, ещё и попинали, выпытывая, не я ли ребёнка украл.
Наконец подошёл милиционер, что участвовал в поисках. Я не переоделся, видно, что беглый.
– Кто такой?
– А по мне не видно?
Уже светало, и поисковики гасили факелы, некоторые расходились, звали ребёнка – девочку, судя по имени.
– Не ершись. Я по-хорошему спрашиваю.
– Бежал с эшелона. Добровольцев с разных зон везли на фронт, в штрафбаты.
– Там же обучать должны?
– Это тех, кто не воевал и не служил. А я с начала войны и до июня этого года в войсках, пока под трибунал не попал.
– Так чего бежал, если доброволец?
– Я не доброволец, меня вытолкнули из строя. Того, кто это сделал, я убил специальным ударом в горло, но меня всё равно записали. И в карцер сунули. А я утёк.
– Давно?
– Через час как стемнело.
– Ясно. Кем в армии-то был?
– Последняя должность?
– Да.
– Заместитель начальника штаба бригады по разведке. ПНШ-два пятой гвардейской танковой бригады. Капитан. Дважды Герой Советского Союза.
Глаза троих парней, которым не было и восемнадцати, мужика, похоже, из фронтовиков, калеки, кисти руки нет, двух женщин и старшины надо было видеть.
– А как так? – спросил милиционер.
– Да просто. Приказал мне командарм, когда части попали в окружение под Харьковом, выводить их к своим. Больше ста тысяч вывел. А тут последняя группа – и немцы на хвосте, моторизованная рота. У меня танк, топлива нет, снаряды есть. Я показал, куда и как им пройти через передовую к нашим, а сам роту встретил и придержал. Я один был, экипаж с остальными отправил. Сжёг три танка и несколько грузовиков. В общем, меня подбили, танк загорелся, я еле выбрался. Контузило хорошо.
Перешёл фронт в другом месте, а там свежая дивизия. Решили, что капитаны такими молодыми быть не могут, документы мои – липа, в штаб моей армии запросы слать не стали. Выбивали признание, что я диверсант немецкий или ряженый: мол, форму с убитого снял. Я разведчик, контуженый, мне убить этих четверых – что сплюнуть. Вот и убил, когда избивать стали. Меня в погреб. Потом начальник разведки дивизии допрашивать стал, снова избивали. Очнулся в землянке, смог дверь открыть. Я в плохом состоянии был, оглушить часового не смог бы, поэтому убил его и утёк.
А днём застрелил и майора, и того сержанта, что меня избивал. У меня жизненное кредо такое, я всегда мщу. И своими я их не считал. Потом вышел к нашим, а меня под руки – и в камеру: свидетели были, как я часового убивал. Остальных досказать не смогли, я не признавался, но всё равно притянули к делу. Пять лет дали вместо пятнадцати. Думал, хоть тут спокойно поживу, в колонии. Два месяца счастья, форму для лётчиков шили. А тут этот подлый толчок в спину – и меня сразу записали в добровольцы. Твари.
– Подстроено? – проявил проницательность старшина.
– Конечно. Вот и решил уйти в леса, буду на заимке какой-нибудь жить, охотиться. После войны выйду к людям, опознаюсь, а дальше – что будет.
– Фронта боишься?
– Старшина, я не боюсь. Я лично больше тысячи немцев убил, своими руками. Меня в штрафбат отправят, там выживаемость – семь-девять процентов. Поверь, я попаду в оставшиеся девяносто. Мне это надо? Я лично считаю, что свой долг выплатил в полной мере. А после предательского суда пусть дальше без меня воюют, тем более я не считаю, что кому-то что-то должен.
– Раз разведчик, значит, следопыт?
– Нет, старшина, вот в этом я как раз такой же профан, как и все. Ясные следы увижу, остальные – нет. Не обучали. Это же целая наука. Пожил бы в лесу, может, и научился бы, но сейчас вам помочь не смогу. Я бы сделал, если бы мог.
В это время донеслись крики – похоже, девочку нашли, живая. Меня подняли и повели. А потом село какое-то, пролётка и железнодорожная станция. Меня отправили в Москву следующим эшелоном. Везли в купе, в наручниках, три милиционера рядом. Один из них не спал, наблюдение за мной было постоянным: боялись, что сбегу.
Так и доставили в Москву. Привезли в какое-то здание – кажется, военным принадлежит, – и заперли в кабинете. Я на диванчик прилёг.
Вскоре в кабинет быстрым и стремительным шагом вошёл маршал Шапошников.
– Да, беглец, многих ты заставил понервничать. Зачем с эшелона сбежал?
– Карцер не понравился.
– Про карцер ничего не знаю. Стоит сказать, удивил. Думал, ты с первой группой добровольцев вернёшься к своим, а ты вон сколько продержался.
– Армия для меня больше не своя. Значит, это вы так устроили, чтобы меня добровольцем записали?
– Нет, конечно, только намекнул, что ты нужен.
– Армии я не нужен. Если бы нужда была, суда бы не было. Я был пострадавшим, а перевернули всё наоборот, сделали меня виновным. Так что на фронт я не хочу. Верните меня, пожалуйста, обратно в колонию. Там тихо, не стреляют. Я впервые нормально выспался, не слыша шума бомбёжки или артиллерийских ударов.
– Знаешь, я дал аналитику всю информацию по тебе, и парадоксальный факт: там, где ты, нам сопутствует успех в наступлении. Это всё представленные вовремя довольно точные данные по противнику. Как ты это делаешь, выяснить не удалось. Почему ты не хочешь на фронт, я понял, но почему бросаешь своих?
– Разве я их бросил? Скорее они меня. Удара в спину не прощаю. Я убил тысячу немцев, и, думаю, с меня хватит и этого.
– Тысячу?
– Ну… округлил, но восемь сотен точно есть.
– Значит, тебя всё устраивает?
– Более чем.
– А если я попрошу?
Несколько секунд я размышлял, после чего печально вздохнул и спросил:
– Зачем я вам нужен? Я же не палочка-выручалочка. По щучьему хотенью не работаю. Тем более после трибунала желания помогать кому-либо не имею совсем. Везде буду работать из-под палки. Извините, но в этой истории вы для меня совсем не добрый волшебник. Скорее наоборот.
– Я тебя понял. Хорошо, буду говорить твоими словами. Ты уже отомстил обидчикам, так что не стоит строить из себя обиженного. Суд был, но по делу. Предлагаю сделку. Решение военного суда отменяется, тебе возвращают звание и награды – всё, чего ты был лишён. Войну закончишь гордым бойцом Красной армии, а не вшивым заключённым. А за это ты сделаешь то, что нужно мне.
– А может, я вам то, что нужно, и меня обратно в колонию, и вы забываете о моём существовании?
– Не хочешь всё вернуть?
– Ой, да можете себе всё забрать, дарю.
– Нет, только отмена решения суда и возвращение потерянного.
– Блин… – сказал я после некоторого раздумья. – Согласен. Слушаю вас, «добрый» волшебник.
– Мне нужен командующий группой армий «Центр» генерал Клюге, с картами и всеми документами по скорому наступлению немцев на Москву.
– А вы знаете толк в военных извращениях, – с восхищением протянул я. – Вернёте всё сейчас или потом?
Ознакомительная версия. Доступно 358 страниц из 1790
