В этом гараже они обсуждали планы, а ещё пили и закусывали. Для этого поставили тонкий шатающийся столик, на котором расположились бутылки с ханкой, простенькая закуска из кильки и маринованных помидорок.
Холодно, все были в верхней одежде, но ханка помогала им согреться, да и помещение тесное, надышали. Они громко смеялись блеющим смехом, а когда мы ещё были снаружи, то слышали, как один завывал под гитару что-то блатное.
А посреди гаража стоял старенький «ИЖ-Планета» с коляской. Колёса спущенные, гитара, на которой перестали играть, лежала в коляске, обшарпанная и изрисованная ручкой.
Я вошёл, и все уставились на меня. Взгляд сразу стал наглый. Думают, что я один, и можно меня обработать.
— Кто Сиплый? — спросил я сразу.
— А кто интересуется? — откликнулся блатной хриплым простуженным голосом.
Сразу показал, что прозвище ему дали не зря. Он коротко стрижен, на пальцах видны татуировки, а во рту стальные фиксы — зубные протезы.
Строит из себя авторитета, но насколько я знал, большим авторитетом на зоне он не был. Впрочем, малолетки этого не знали, и для них он царь и бог.
— Ты нашего человека подставил, — сказал я. — Нашего, «чеченца». Вот я и приехал разбираться. Зря ты так сделал.
— А ты чё, смелый больно? — прохрипел Сиплый.
Его парни усмехнулись. Кто-то полез в карман, вытащил оттуда большой водопроводный вентиль, который можно было использовать в качестве кастета. Кто-то просто полагался на кулаки. А малолетки явно решили, что можно меня повалить и запинать толпой, как они привыкли делать.
Но паршивые улыбки погасли, когда начали входить остальные. Нас было меньше, и вид у нас приличный, не бандитский. Но всё же уличные парни почувствовали угрозу. Некоторые даже начали выглядеть как коты, нагадившие мимо лотка. Малолетки переглядывались между собой, а тот вентиль исчез в кармане, откуда его и достали.
Да и слово «чеченцы» я сказал не зря, для них это подействовало сильнее любой другой угрозы. Уже в курсе, что своих мы отстаиваем и прикрываем, а репутация «психов» сейчас играет нам на руку.
Шустрый ещё так выразительно держал руку в кармане одолженного Халявой пальто — будто у него там что-то было, кроме семечек.
— А вы что, пацаны, под Гариком ходите? — спросил Сиплый, оглядывая нас.
— Ты на вопрос ответь. Я тебя спросил.
— А за чё меня спрашивать? — огрызнулся он. — За мной косяков не водится, чтобы спрашивать! Я зону топтал, жизнь видал, закон соблюдаю и порожняк не гоню!
Судя по взгляду, Сиплый лихорадочно придумывал, как вывернуться, не теряя авторитета, но и чтобы не сдохнуть, потому что на нас эти блатные фишки не работают.
— Ты нашего человека подставил, — я подошёл ближе. — Толю Шапошникова, Шопена. Шапку ему подкинули, которую сегодня украли. Ты или кто-то из твоих — мне по барабану. Его оттуда надо вытащить.
— И как?
— А догадайся.
— А вы чё такие смелые⁈
Сиплый вскочил на ноги и рванул на груди свитер, правда, не порвал, а растянул. Но он почему-то решил, что его блатные замашки сейчас помогут.
— Чё по беспределу спрашиваешь? Не в курсах я про вашего Шопена, а вот предъяву обосновать надо!
Как же достали эти блатные. Пару раз по носу схватит, и сразу сменил пластинку, но пока он храбрился. А после вообще решил учудить:
— Чё, типа, смелые? Вот Коля Доктор! — показал он на здоровенного парня. — Кто с ним раз на раз выйдет? Осилишь его? Или только толпой можете?
Похоже, он посмотрел на меня и подумал, что блатные разговорчики не помогут, и что базар с ним разводить никто не будет, а будут бить, как и тех, кто на нас наезжал раньше. Вот и решил взять на понт?
Один из тех, кто был повзрослее, из наших ровесников, самый высокий и крепкий, хотя с солидным жирком на пузе, вышел вперёд, скидывая с себя куртку, оставаясь в спортивной мастерке.
— Что, один на один? — пробасил он с довольным видом.
Я хотел сам ему врезать и продолжить грузить Сиплого, но вперёд шагнул Слава Халява.
— И чё? — презрительно спросил он. — Типа крутой? Давай-ка я сам его урою. Ну давай, — он поднял руки, — камон.
А почему бы и нет? Будет весело. Коля Доктор хмыкнул, а Сиплый расслабился.
Халява был худой, да и вид у него слишком мажористый, слабенький, как у смазливого студентика в клубе, который серьёзной драки не выдержит.
И одеждой он отличался от всех, и модными тёмными очками, которые часто носил при любой погоде, и лицо с причёской были совсем нетипичными для улицы.
Здоровяк шагнул к нему, не зная, что Слава Халява на деле не смазливый студентик, а ветеран войны. И ещё он часто бывал злой, у него раньше срывало крышу. Кроме того, драться он умел. Отец нанимал ему тренера в своё время, и Славик занимался карате.
А в завершение — драться он не просто умел, драться он любил, особенно когда выпьет. Сейчас Славик был трезвый, но видно, что его эти блатные разговорчики раздражали не меньше.
Он снял тёмные очки, и все увидели шрам у глаза, который он скрывал, и ледяной взгляд.
Так что через какое-то время здоровяк лежал на полу, зажимая разбитый нос, а я потащил Сиплого на улицу, потому что эти понты всех достали, и бросил в снег. Он тут же опасливо отполз от жёлтых пятен.
Вместе со мной вышел Царевич. После депо он привёл себя в порядок, переоделся и отмылся, выглядел чистеньким, но сегодня он был мрачный и казался недовольным.
Сиплый, лёжа в снегу, смотрел то на меня, то на него.
— Знаешь, кто это? — кивнул я на Царевича. — За его голову в Чечне давали награду — десять тыщ баксов. Он там «духов» пачками клал.
Царевич с недоумением посмотрел на меня, выпучил глаза, но ничего не сказал.
Судя по звуку, донёсшемуся из гаража, Шустрый кого-то пнул по заду, чтобы не выделывался. Оставшиеся там мелкие бандиты стремительно теряли храбрость, так что с ними будет проведена воспитательная работа, но не такая, как в школе, а чтобы до них дошло.
— Но никто получить эту награду не смог, — продолжал я. — Так что смотри — или говоришь без этих своих понтов, или останешься с ним один на один.
— Чё за беспредел-то, пацаны? — промычал Сиплый.
— Ты мне про беспредел не гони, сами ментам парня сдали, про понятия свои забыли. Шапку подкинули, лишь бы отмазаться. И знай, — я наклонился ниже, — не впишется за тебя ни Гарик, ни Налим, никто. Слышал про Кислого? Про него уже все забыли. Так вот, и ты никому нахрен не нужен. Так что или делаем, как нам надо, или…
Его проняло, он заговорил, но этого мне было мало.
* * *
Шопена отпустили уже ночью, когда Сиплый вместе с Картавым. Тот, оказывается, и укрывался у Шопена в комнате, намеренно оставив ему шапку, пришли с явкой, старательно написанной на вырванных из тетрадки листах.
Опера офигели, тем более, это уже не первый такой случай, ведь недавно к ним явился наркобарыга, что продавал дозы в портовом районе. Ну а на следы на лице они не обращали внимание.
Но они подходили под описание от потерпевшей, она сама их узнала, да и адвокат Бакуниных, которого я вызванивал сегодня, уже почти вытащил Шопена. Но мы сделали надёжнее, чтобы и потом не доставали.
Шопен как раз выходил из здания, когда я подошёл, держа поводок, на котором неумело ходил подросший щенок овчарки.
Вид у Толика был растерянный. Адвокат похлопал его по плечу и сделал жест рукой с расставленными пальцами, подняв их к голове, мол, звони, после чего бодренько пошёл по тротуару. Курившие у крыльца менты злобно посмотрели ему вслед. Они его давно не любят.
Щенок залаял, у него уже лай, а не щенячий писк, почти взрослый. Я его отпустил, после чего он, радостно поскуливая, рванул к хозяину и всё пытался лизнуть его в лицо.
— Здо’ово, Бобка, — Шопен улыбался, а после поднялся, глядя на меня. — Слушай, Ста’ый, чё случилось-то? Ничё не понял, если честно.
— Короче, зря ты с этой кодлой связался, — сказал я. — Тебя твой Картавый и сдал.
