С другой стороны, если расшифровка содержимого стен Узла верна, то Ординатор прямое подтверждение слов Макленнора. Общеизвестно, что он был создан с помощью генной манипуляции, ускорившей развитие отдельной группы людей на территории Союза. Но в действительности, и теперь Трипольский убедился в этом ещё больше, он был «подарен» людям ифритами. И тогда возникал вопрос.
Почему не всем людям?
— Ядро — это компьютер, мистер Трипольский. Квантовый мозг планетарного масштаба.
Едва они оказались по ту сторону стены, как прозрачный пол поплыл обратно вверх. Трипольский отпрыгнул, испугавшись, что капли протоматерии, следовавшие за «лифтом», могут попасть ему на спину. Вид голубого озера вызывал мурашки.
— В разработках нашего мозга мы использовали принцип протоматерии. Кубиты питаются и охлаждаются ей.
— «Мы»?.. Вы работали не один?.. — спросил Трипольский и тут же сам себе ответил: — Конечно же, проект «Ноосфера»!.. Кто-то помогал вам. Но, постойте, если протоматерия не видна людям, как вы смогли создать квантовый мозг? Даже два!
— С нами связалось Ядро. Мы вошли в Инструментарий.
Трипольский не понял ни слова: что за Инструментарий?.. какое Ядро связалось с ними — земное или то, что тут, на Ясной?.. И, наконец, кто, чёрт подери, «они»?!. Хотел переспросить, но не успел — Макленнор остановился. Пришли.
Это был своеобразный пульт управления: множество «глазков» на стене и потолке соединялись бороздами, а по центру было небольшое прозрачное оконце, сквозь которое виднелось основание той самой колонны, что держала небо с двухсторонним пауком в Узле. Но в действительности она ничего не держала. Потому как над самой гладью протоматерии вдруг заканчивалась множеством тонких блестящих игл. Некоторые были исчезающе-тонкими, некоторые загнутыми в крючки, а третьи — волнообразными.
Над оконцем были изображены два вытянутых телом «человека», которые стояли лицом друг к другу и держали руки соединёнными над головами в узнаваемом жесте. Фарадей кисло усмехнулся. Это было «вулканское» приветствие, столь любимое умалишённой Милош. Мнимо трёхпалая ладонь.
— Приступим, мистер Трипольский, — сказал Макленнор с неизменным уэльским акцентом. — Положите руку вот сюда.
Но рука Трипольского осталась на месте. Пустота внутри постоянно росла, как ни старался он отвлечься или думать позитивно. Он разочаровывался, хоть и не мог никак понять почему. Что-то на уровне подсознания мешало ему наслаждаться исследовательским раем, в который, думал он ещё не так давно, Трипольский угодил.
— Долго мне… надо будет её касаться? — он смотрел на неправильную голубую каплю по центру пульта с ужасом.
— Джессика справилась за двадцать семь часов.
— Все двадцать семь часов она… мучалась?
— Она испытывала боль, — равнодушно подтвердил Макленнор.
По-сути, он не ответил на вопрос, но переспрашивать Фарадей не стал. Поочерёдно смотрел то на свою кисть — «здоровую», трясущуюся, — то на голубую каплю, которая обещала ему страдания. Она явно была твёрдой и отличалась на тон-полтора от озера. И почему-то думалось, что прикосновение к ней будет ещё большим мучением.
— Если столько времени нужно для создания тела… почему тогда Карина появилась мгновенно?
— Кто такая Карина?
— Вериго, существо из виртуальной игры. Многоножка.
— Страж, — Макленнор был краток и явно начинал нервничать. Он же способен был нервничать? Вероятно, нет. Как можно нервничать без нервной системы? Но ведь акцент же зачем-то он изображал…
Трипольский потёр вытянутое лицо трясущейся рукой. В голову лезли разномастные вопросы, но он понимал, что не добьётся ничего, начни задавать их вот прямо сейчас и вместо того, чтобы приступить к созданию нового тела для Майкла…
— Мне нужна вся полнота картины, мистер Макленнор.
Фарадей произнёс это твёрдо. Ничто в жизни он не говорил настолько уверенно, потому как секунду назад ощутил под собой бездну. Пока он боялся смотреть в неё. Но рано или поздно это сделать придётся. И лучше быть во всеоружии.
— Приступай, мистер Трипольский. Первый этап займёт не менее пяти часов. Можно закончить всё за один этап, но ты будешь уничтожен. И нет гарантии, что Узел примет всю передаваемую информацию. Этого мы допустить не можем.
Трипольский поднёс руку к капле и зажмурился. Чтобы не чувствовать боль, можно множить или делить сложные числа… Можно…
Алгоритм Шора!.. Макленнор сказал, что для него он — таблица умножения! Но при этом преодолеть ассоциативный шифр Союза не смог.
Почему, мистер Трипольский?..
Вопрос в его голове прозвучал грузно, раскатисто — басом Бурова. Ответ был прост. Он блестел перочинным ножом около единственной ниточки, что ещё удерживала Фарадея над бездной пустоты.
Но Трипольский струсил. Он швырнул перочинный нож ответа куда подальше и покорно коснулся голубой неправильной капли.
Глава 19. Необратимые преображения
Они собирались в круг медленно, плавно смещаясь по сужающейся спирали в едином танце. Их становилось всё больше, и каждый, словно пуповиной, призрачной нитью от затылка соединялся с вездесущим перьестым туманом под собой.
Круглая площадь с закрученной колонной по центру заполнялась высокими белокожими людьми без всякой одежды — красивыми, черноглазыми, но худыми. Казалось, назревал какой-то праздник, пир. Неведомо откуда звучала музыка, слышались короткие переговоры, полные костляво-согласных звуков. Но главное — над площадью разливалась песня…
Большего изумления, чем на лицах певиц, наверное, невозможно было придумать. Две женщины, сидя друг напротив друга, удивлялись сами себе, напевая явно диковинные и незнакомые им слова. Иногда они ненадолго, всего на миг, замолкали и как бы вслушивались. После чего снова запевали ничего не говорящий им мотив про принца-ворона, при этом ничуть не коверкая русские слова. У окружения это вызвало то приглушённый свистящий смех, то странное оханье и щелчки языком, невесть что обозначавшие.
Вика с аборигеном стояли во внутреннем круге и смотрели на певиц с расстояния пяти шагов. Притом их самих не видел никто. Для долговязых людей, возвышавшихся над ними на три-четыре головы, их попросту не существовало.
Эти женщины явно обладали высоким статусом. Они сидели на одинаковых креслах, а снизу, под ногами кто-то шевелился. Туман в этом городе густел особо, и потому движение чешуйчатых спин было едва заметно. Словно бы вместо тумб под ступни важные особы использовали каких-то животных. Но если так, то почему животные ещё живы? Туманом же дышать нельзя…
— Она… слышит Слово… — абориген лучился почти детским восторгом. — Видишь… моя Виктория?.. Она сама… не понимает… откуда к ней… приходят слова… Как я… ждал этого!..
Часть музыки долговязые люди творили сами, неведомой работой рта и лёгких. Выходил целый ряд «духовых» — слышался даже «дудук»… Иные играли на струнных инструментах вполне привычного землянину строения, били в перетянутые тончайшей кожей двойные барабаны — всё было белым, даже белоснежным. А кругом, куда ни глянь, тянулись галереи статуй.
Это были как не очень ясные геометрические композиции, так и вполне натуралистические, до мельчайших подробностей изображавшие каких-то человекобогомолов или ящерообезьян. Встречались и вовсе слепки, недоделки на постаментах, будто мастер отвлёкся вдруг, едва придав форму, но не наделив работу ни единой конкретной чертой. И во всём этом отчётливо прослеживалось нечто объединяющее, явный лейтмотив, благодаря которому галереи смотрелись единой, цельной композицией. Как если бы статуи собирал — а они очевидно принадлежали разным народам и даже времени — один человек, и вкусу этого человека всё тут безоговорочно подчинялось.
— Они… живы?
Абориген настолько увлёкся, что даже начал раскачиваться в такт и не сразу расслышал Вику.
— Это не… заготовки… Если ты… об этом… В какой-то мере… да, они живы… Но ненадолго… Ты не видишь… кто это?.. Это соискатели… задолго до… выхода в космос… Но уже… тогда они… были саранчой… Видишь статуи?.. Они есть и… в той Гее-А… Отравленной… Соискатели тяготеют… к искусству… пожранных народов… И Дитя выбрало… этот город… не просто так… Что-то происходит… в Храме… Что-то началось…
