Глава 6
Пастухи и овцы
Может Седьмой и был настоящим мастером скрытного передвижения, однако нормально устраивать засады и он не умел. Мало того, что курсанты под его началом залегли чуть ли не у самой окраины своего поселения, так они еще и не озаботились путями отхода, на случай, если нападение пойдет не по плану. По одну сторону дороги на этом участке текла река, а с другой было старое русло этой же реки, нынче представлявшее собой овраг. В случае поспешного бегства, что в одну, что в другую сторону, каждый горе-диверсант гарантированно получил бы по несколько стрел в спину.
Хорошо, что я успел вовремя и выволок их из засады едва ли не за уши, как нашкодивших детей. Собственно, детьми они еще и были. Бесстрашными, порывистыми и недальновидными.
Хорошо, хоть им хватило ума не шуметь на всю округу.
- Сам струсил, а теперь и нам не даешь дело сделать?! – едва слышно, но довольно злобно, шипел в мой адрес буксируемый за отворот рубахи Седьмой.
Его подручные, как и полагается, покорно и понуро следовали за проштрафившимся командиром.
- Сам дурак! – тихо и спокойно ответствовал я, все еще радуясь, что удачно оказался поблизости, поэтому прощая сопляку этот «наезд по неопытности». – Я сейчас задам тебе один простой вопрос, а ты мне на него ответишь, вот тогда и посмотрим, кто из нас кто.
- Ты думаешь, что я побоюсь в глаза сказать тебе, что думаю? – все в той же агрессивной, но тихой манере продолжил общение мальчишка.
- А ты подумал, что вы станете делать с засадной группой, что прячется под помостом с виселицей?! – немного встряхнув его, спросил я.
Щелкнув зубами, парень расширил глаза.
- Какой группой? – вполне ожидаемо озадачился Седьмой.
Я приложил ощутимое усилие, чтобы не передразнить болвана.
- Сколько человек охраняют это передвижное ублюдство? – вместо этого спросил я.
- Четверо! – выпалил мальчишка.
- И днем, и ночью? – уточнил я, с трудом сдерживая скепсис в голосе.
- Да, постоянно! – гордый своей наблюдательностью ответил Седьмой.
- И не спят, ни едят, ни пьют? – вырвавшийся, наконец, на волю сарказм, теперь весело резвился вокруг нас.
Парень открыл, было, рот, да так и замер с остекленевшими глазами, в которых отображался мучительный путь мысли, ведущей Седьмого к озарению.
По местным меркам охрана передвижного агитационного пункта была организована довольно хитро. Лица их были скрыты сплошными масками с разрезами для глаз рта и носа, а телосложение у них было вообще одно на всех. Как на подбор они были невысокими, но атлетичными. А помост у виселицы был высотой в добрый метр. Так что четверо сменщиков умещались в нем без особых неудобств. Менялись они каждые двенадцать часов.
Я бы тоже не заметил подмены, если бы не услышал ворчания женщины, на которую пал жребий готовить еду этой ораве. Та жаловалась, что каждый из «замотанных» ест минимум за двоих.
Так я и понял, что задача передвижной группы – не столько агитация, сколько ловля на живца. Тогда мне и пришлось идти к местному Учителю и таки узнавать у него, что тут творится и как далеко это успело зайти.
Ах, да, еще я все вспомнил.
Наверное, с этого и стоило начинать…
Тогда, пожалуй, начну заново!
Четвертая решила совместить приятное с полезным и удар стилетом, сопровождаемый яростным оскалом, пришелся прямо в мою правую ягодичную мышцу.
Девчонка определенно щадила меня, понимая, что гораздо приятнее будет нанести десяток легких уколов, чем один тяжелый.
Однако мое периферическое зрение засекло резкое движение, мозг передал сигнал руке, та метнулась, перекрывая линию атаки коротким рубящим ударом.
Четвертая ойкнула от неожиданности и боли. Клинок почти по самую рукоять вошел в землю. Это притом, что почва тут изрядно притоптана. Видимо, лезвие стилета было уж очень тонким.
Если бы я не был так ошарашен увиденным, то, наверняка, вмешался бы в рефлекторное поведение своего организма и смягчил бы блок. Но я пребывал в некоем подобии культурного шока.
К нашему селению медленно приближалась процессия из трех запряженных быками повозок. В первой и последней находились люди и какой-то немудреный скарб. Рассмотреть его лучше возможности у меня не было, поскольку все внимание приковывала к себе вторая повозка. На ней был сооружен помост, на котором возвышалась трехметровая виселица. Само собой, она была не пуста. В петле в такт неспешному бычьему темпу медленно, из стороны в сторону раскачивалось тело очень молодого парня. Вокруг него вился целый рой мух. Еще больше насекомых уже сидели на всех открытых участках его посиневшего и начавшего разбухать тела. Отдельная колония обосновалась на тех участках одежды, где видны были следы нечистот…
- За что его так? – глухо спросил я, не обращая ровным счетом никакого внимания на, баюкающую поврежденную руку девчонку.
- За мое и ее, - кивок в сторону Четвертой, - общее дело.
- Это ваш товарищ? – уточнил я, специально не отводя глаз от процессии, и запоминая каждую мелкую деталь этой дикой по своей жестокости картины.
- Нам он лично не знаком, но это наш брат. Он им был, и всегда им останется, – ровным, ничего не выражающим голосом произнес старик.
И прозвучало это настолько неестественно спокойно, что я, наконец, смог оторваться от варварского зрелища и посмотреть на Учителя.
В его глазах были лед и тьма. Я это даже не увидел, а почувствовал.
Невольно передернув плечами, я перевел взгляд на Четвертую. Та уже подобрала оружие и настолько виртуозно спрятала его в недрах своей облегающей фигуру одежды, что я невольно восхитился. И умением, и, конечно, точеной фигурой.
Глаза продолжали изучение всех изгибов удаляющейся девушки, и мысленно я просил их не прекращать это делать, не переключаться обратно на висельника.
Раньше я относился к своему здесь присутствию с заметной долей пофигизма, но теперь, после увиденного, понял, что ничего в жизни не происходит случайно, а наказания должны быть соразмерны поступку.
- За что его так? – снова повторил я свой вопрос.
- За участие в подпольной подрывной деятельности, - глухо сказал старик, - ты сегодня принимал участие в боевой подготовке будущих диверсантов, - так что легко можешь оказаться на месте нашего погибшего брата.
- Быть воином, значит жить вечно, - произнес я фразу, даже не успев осознать того, что говорю.
- Хорошо сказано! – похвалил меня учитель. – Значит ли это, что теперь ты с нами уже сознательно, а не как прежде – вслепую?
- Морально я с вами, но предпочитаю оставаться самостоятельной боевой единицей со свободой воли и правом выбора.
- Для тебя я готов сделать исключение, брат, - произнес Учитель, - но теперь тебе все-таки придется выслушать краткую предысторию нашего движения.
И я узнал, что очень долгое время в мире все было легко, просто и справедливо. Белые владели Даром и делились им с Цветными, чтобы те в свою очередь помогали обычным людям с их повседневными заботами и трудностями. Общество развивалось тихо и спокойно. В семьях обычных людей было по три или четыре ребенка. Детской смертности практически не существовало, благодаря надзору Цветных. Они же отвечали и за планирование семьи, накладывая на женщину запрет на зачатие после рождения третьего ребенка.
За особые заслуги на том или ином поприще семейство, при желании могло попросить увеличение квоты. Чаще всего положительное решение получали за достижения в научной или ремесленно-прикладной сферах. Особенно быстро развивалась философия, за ней постепенно подтягивались и другие науки. Белые любили общаться с учеными, достигшими серьезных прорывов. Так же они всегда старались провожать спокойно умирающих от старости выдающихся людей в последний путь. Таковы были изначальные традиции. Постепенно обычай присутствия Белых при смерти старцев стал распространяться и на выдающихся Цветных долгожителей. Редкий маг умирал своей смертью в одиночестве, без надзора кого-то из Белых. Соответственно, интерес к обычным людям, как к менее притягательным объектам, понемногу стал угасать, а с ним – и популяризация науки, искусств и прочего в обществе.
