Звук был негромкий, но он врезался в уши, как ледяная игла. Все замолчали, застыли в нелепых позах: один замер, замахиваясь фамильным портретом в золоченой раме, другой — зажав голову высокого противника подмышкой.
— Прекратить! — голос Ирины был спокоен, как поверхность болота перед извержением болотника. — Сию секунду. — Она окинула взглядом поле побоища: перепаханную взрывами землю, дымящиеся воронки, плачущую девушку с тлеющей косой, высокого увальня, пытавшегося вытащить тонкий нож из своего сапога. — Впечатляет. Очень… наглядно.
Она медленно прошлась вдоль замерших рядов.
— Выяснили, кто главнее? Рост? — Она ткнула посохом в живот высокого парня. — Или родословная? — посох указал на мелкого, который пытался придать лицу благородную скорбь, но больше походил на надутого хомяка. — Отлично. А теперь — практическое закрепление материала. Весь полигон № 7 «Вихрь»… — она сделала паузу, наслаждаясь нарастающим ужасом в глазах студентов, — … привести в первоначальный вид. Без магии. Метлами, лопатами и собственными ручками. К завтрашнему утру.
Визг ужаса слился в единый стон.
— А чтобы было веселее, — добавила она, и в ее глазах мелькнул огонек торжества, — «Жирафы» — те, что высокие, подписывают рапорты о нарушении дисциплины… на крыше моей башни. Туда ведет наружная лестница. Без перил. Ветер там сильный, так что будьте осторожны. — она повернулась к мелким. — А вы, светлейшие отпрыски — «Мышки», — в самом низу. В подвале. Где архив. С крысами. И призраком скучающего архивариуса. Приступать!
На полигоне № 7 воцарилась тишина, нарушаемая лишь всхлипыванием девушек и стонами парней. Два лагеря, еще минуту назад готовые разорвать друг друга за абстрактные идеалы, теперь с одинаковым ужасом смотрели на горы волшебного мусора и бесконечное поле воронок. Главнее вдруг оказался тот, у кого был посох… и список наказаний длиннее любой родословной.
— Только появился и сразу навел шорох, — обвинила меня в страшном грехе Света. Кстати, она оказалась умной — в драку не полезла, как и пара парней и девчонок — кажется, я видел их в Мранных. На полевой форме шевронов-то нет, но лица знакомые.
— Это они сами. Я вообще тут стоял, смотрел и даже подбадривал народ. Криками добрыми, да матом верным. А ты чего тут, а не там? Форму побоялась испачкать?
— Вот еще, — фыркнула она. — У меня и рост высокий, и родословная такая, что любой обзавидуется. И это несмотря на мое изгнание. Мне ничего доказывать не надо. А вообще — ты тут что делаешь?
— На урок пришел. Сказали…
— Раздоров!!! Твоих рук дело? –наконец Ирина свет Александровна изволила обратить на меня внимание, вспомнить о моем даре, а так же о моих руках на ее теле. Нет, так-то я уверен, что ей понравилось, но фиг же признается.
— Наговариваете вы на меня, госпожа преподаватель. Нехорошо это. Неправильно. Сами меня позвали. Сами спровоцировали драку. А виноват теперь Раздоров? Эдак можно меня и в образовании пустошей обвинить. Не ожидал я от вас такого. Нет, ведро с водой было интересным, как и веселящий газ — как полагаете, я должен был от него просто смеяться, или еще какая побочка бы вылезла? О веревку вы сами споткнулись… А все остальное — я даже не думал, что у вас тут так весело. Обязательно расскажу об этом Элеоноре Васильевне. Уверен, она захочет перенять опыт.
И пока я говорил, ее лицо все сильней наливалось кровью. Такое ощущение, что еще немного, и ее инфаркт хватит. Переборщил, что ли?
— Покажи мне, чего стоиш-ш-ш-шь, -зашипела она. Вроде род у нее не Земноводновы и даже не Гадюкины, а речь прям один в один как у них.
— Я не готов…. Вот так сразу… А как же поухаживать? И в постели разве не удобней будет это показывать⁈
— Достал!!! — из ее руки вырвалась плеть света и попыталась обхватить меня за ногу.
Но мне такие брачные игры ни разу не нравятся, поэтому фиг у нее чего получилось. Я ж после тренировок с Мавкой стал резкий как понос и безжалостный как простатит. Поэтому на ее агрессивные ухаживания ответил как и подобает настоящему мужчине — то есть, дал деру.
Нет, ну а чего она такая настырная-то? Я студент, меня учить надо, а не кидаться с предложениями руки и сердца. Тем более, на глазах у будущей жены.
И еще тем более, что ситуация по сути патовая: ну, побью я ее — могу и практикую, — она будет опозорена. А если она побьет меня, то сразу морально унизит, а мне это не нравится. А вот так вот убегать, голося во все горло слова свадебного гимна с пожеланиями:
Желаю тебе из тысячи птиц одну — самую меткую.
Желаю тебе из тысячи ресниц одну — самую редкую.
Желаю тебе из тысячи ночей одну — и пусть ничего не получится.
Желаю тебе из тысячи мозгов — твои. Сама с ними мучайся…
Последнее, как мне показалось, ее задело сильней всего. Нет, не смешки уже пришедших в себя учеников. И не вид убегающего врага — то есть, меня. Нет. Ее взбесило то, что я усомнился в ее уме. При всех. И своим поведением она это подтвердила. Но… Дама оказалась умней, чем я думал.
— Кто его заставит страдать, получит зачет автоматом, — выдохнула она, резко тормознув.
И вот тут расклад сразу изменился. Даже Света посмотрела на меня с неким вожделением. Даром, что она сделать-то мне ничего не может. Хотя, страдать можно заставить по-разному — мясо там переперчить, или чай холодный подать. Да мало ли способов…
— То есть, замуж за меня вы уже не собираетесь? — уточнил я на всякий случай.
— И договорюсь о более легкой сдаче экзамена с любым преподавателем на ваш выбор, — добавила она, бросив на меня кровожадный взгляд.
Ох, а вот это было последней каплей в копилку студенческой лени! Народ соображал быстро, и серая пелена хлынула от меня во все стороны, потому как шутки кончились, цветочки завяли и пришло время ягодок.
А дальше — ну, дальше был позор, и отчаянная попытка забыть все, что произошло в тот день. Не моя, как вы понимаете. Что мне какие-то семьдесят слабо одаренных детишек, когда я один против толпы магов выходил? Поэтому даже магичить не стал, просто пошел гулять, да пинки раздавать. Рука у меня тяжелая и ни разу не сострадательная. Просто, если честно, шутом быть надоело. Хотят господа студенты почувствовать, что такое реальный бой — нате, получите и распишитесь. Но потом не плачьте. Хотя все равно плакали, ага — и больно было, и обидно. Но слово «жалость» уже давно было вычеркнуто из моего лексикона, потому как я им не пользовался и не испытывал.
Так что спустя минут пять криков, мата и крушения надежд, я единственный остался стоять на ногах. А нет, еще Ирина, но ее я оставил на сладкое.
Увы и ах — моя пелена для них оказалась непробиваемой. Плетения в ней ослабевали и гасли, видимость была нулевая, звуки прилично гасились. Да и вообще, она хорошо так ослабляла людей. При этом я на ее активацию почти ничего не тратил, если рядом хоть кто-то магичил. Круто же! Правда, физический урон она никак не блокировала, и поэтому получить что-то железное в живот можно было очень даже легко. Но я ж не идиот, чтобы стоять на месте и ждать удара. Поэтому двигался и бил, унижал и развращал. Ну, там то за попку схвачу, то в щечку чмокну — все в рамках приличия. А кто и что — да кто ж в этой серости чего разберет? Может, это вовсе не я. Нет, пару раз слышал визги, но тогда как раз это и был не я — парни оказались сообразительными. Интересно было бы глянуть на их реакцию, когда они друг друга бы за жопы схватили. Но что-то я отвлекся.
Так вот, госпожа преподавательница стояла, замерев и вслушиваясь в стоны студентов, и все ждала, когда прилетит и по ней. Напряженно так, по-боевому ждала. И я не мог не оправдать ее надежд.
— Соскучилась по мне? — прижался я сзади. Одна рука на талию, вторая на грудь. Быстрый чмок в шею, и я растворяюсь в пелене до того, как она успеет среагировать.
— Я буду убивать тебя медленно!!! –раздался ее гневный вопль.
— Медленно? А это идея, -воодушевился я. — Потанцуем?
— Что?
