Зараза. Трилогия (СИ) - Гарцевич Евгений

Запасная канистра была на месте, а также две «мосинки», которым ни Дедушка Лу, ни Али толком не пользовались.

Я вернулся к капоту, осмотреть новую вмятину с красным пятном. Заметил кусочек кожи и несколько прилипших волос, будто кого‑то неплохо так припечатали лбом. А еще на глаза попалось копье Али. Кусочек рукоятки выглядывал из‑под бампера.

И только я сделал шаг и уже начал наклоняться, чтобы достать копье, меня опять накрыло побочкой. На мгновение мигнула картинка перед глазами, и звук пропал в ушах, и сразу же все усилилось в разы. Ощущение, будто меня перезагрузило.

Зрение изменилось. Как от очков с желтыми фильтрами, отсекая лучи синей части спектра, что‑то меняя в контрасте и делая солнечный лес намного четче. Слух усилился. Шелест маленького дротика, выпущенного мне в голову из зарослей, сработал, как предупредительный свист. По телу пробежала едва заметная судорога, сладкая, как от утренних потягушек, да и бодряк пришел, как от сна на свежем воздухе.

Я уклонился.

Не то чтобы время замедлилось, или я стал супербыстрым, но все произошло слишком легко. Вот такая побочка мне нравится! Перезагрузка дала динамику – быстрый взгляд на заросли, четкие сфокусированные отметки угрозы, моментальные команды телу и даже предвосхищающая реакция мышц.

Я уклонился от семи дротиков. Хотя так и подмывало переловить их и метнуть обратно – чувствовал, что легко с этим справлюсь. Семь коротких, скупых полутанцевальных движений, а я не только увернулся от обстрела и сместился за кузов, но и срисовал всех стрелков.

Коренные чудные жители, только совсем древние. Голые тела, размалеванные белой краской, но не в виде узоров, как у камаджоров, а целиком отдельные части. Белая ровная маска на лице, делала их похожими на призраков. Краской, потрескавшейся от жары или от времени, они прикрыли и ноги – от щиколоток до колен. Одеты, как туземцы, которые любят за деньги фотографироваться с туристами – длинная юбка из высохшего тростника и такие же соломенные рюшечки вокруг щиколоток. Половина с голыми торсами, другая в вязаных жилетках с узорами, а‑ля наскальная живопись.

Довольно крупные, поджарые, а самый здоровый выделялся еще и окровавленной повязкой вокруг головы, частично скрывающей один глаз. Показалось, что из глазницы что‑то торчало, но мужик даже этого не замечал, только гаркнул что‑то и на меня бросилась вся толпа.

Высоко задирая ноги, беломордые перескакивали через кусты, улюлюкали и, грозя в воздухе длинными острыми палками, бросились к «дефендеру». Я продолжил свой танец, высунулся со стороны кузова, выстрелил, увернулся от брошенного копья. Перезарядился и появился над капотом, выстрелил, ушел в сторону водительской двери, одновременно, подцепив штыком парня, летящего в прыжке через капот.

Запрыгнул в кабину, щелкнул пимпочку блокировки пассажирской двери, перед носом одноглазого, вооруженного ножом и уже тянущегося к ручке двери, а по водительской, наоборот, долбанул ногами. Отбросил аборигена и сломал ему копье, которое он пытался пропихнуть в окошко. Перезарядился и пальнул в отсутствующее лобовое окно в следующего. Легко, даже элегантно, наслаждаясь своей гибкостью, ушел в кузов, благо спинки низкие, а про подголовники здесь никто не слышал. Снова перезарядился и собирался выскочить, но навстречу уже тыкали двумя копьями. Пальнул, не глядя, и судя по сдавленному кряхтению, попал и метнулся обратно в кабину, перевалившись через сиденья.

Приложился о руль и довольно больно налетел на ручку переключения передач, но сразу же перекрутился, уворачиваясь от копья, которое со страшной гримасой на лице впихивал туземец в окно. Схватил его и дернул на себя. Чуть не задохнулся от облака белой пыли, которое слетело с треснувшей морды. Удар по передней стойке получился настолько сильным, что парню раздробило скулу, а металл со скрипом прогнулся. Пока парень с разбитой головой оседал на землю, я рыбкой выпрыгнул через лобовое стекло, кувырком скатился с капота и стал отходить от «дефендера», пугая «мосинкой» оставшихся на ногах аборигенов.

На меня, размахивая оружием, надвигались трое: одноглазый с двумя короткими ножами и два явно потерявших уверенность молодых парня, державших копья на вытянутых руках. Одноглазый прятался за спинами, что‑то постоянно бубнил и жестами подталкивал остальных вперед.

– Мужики, может, договоримся? – я примирительно поднял руки, прикидывая, как мне лучше разобраться с тремя бойцами одним оставшимся патроном, – Ты же колдун? У меня связи есть, я тут много уже колдунов знаю, а?

Парни замерли, а одноглазый заорал совсем уж что‑то страшное, полоснул себя ножом по лбу и стал брызгать кровью на спины и лица обернувшихся бойцов, затянув истошную молитву.

– Какие мы обидчивые, фу, таким быть, – я выстрелил, целясь в окровавленную повязку одноглазого, а то либо демона призовет, либо зомбаков накличет.

С такого расстояния мужика аж опрокинуло, только босые пятки в воздух взметнулись. Напарники колдуна среагировали по‑разному – то что покрупней, с небольшим пузиком, развернулся и поскакал в лес, а второй заорал и, замахиваясь копьем, бросился на меня.

Копьем он орудовал шустро. Сначала попробовав атаковать меня с дальней дистанции, но быстро перехватил древко ближе к наконечнику, пытаясь перейти в ближний бой. Я отбивался прикладом и сам контратаковал штыком. Элегантности моему копью, конечно, недоставало, но я брал грубой силой. Побочка ли это, адреналин, радость битвы и скорой победы, но меня распирало. Что радовало, но и злило, как раз оттого, что радовало.

Несколько блоков, уворотов и контратак, а потом пара результативных ударов и даже изолента уже не спасет приклад, но зато туземца вообще уже никто и ничего не спасет.

Я осмотрел поле боя. Четыре трупа, один тяжелораненый и один до сих пор без сознания. С белыми мордами они для меня, как китайцы, все на одно лицо, но без сознания точно тот, которого я вырубил о стойку, а с пробитым животом, парень, что пытался сунуться в кузов. Беглеца не видно, только отчетливый след прореженных зарослей.

Разговор с раненым не особо получился. Он говорил, лепетал без умолку, периодически кашляя кровью. Но что‑то мне подсказывало, что в той злости и ненависти, которой он скрипел зубами, ни один переводчик не расслышит: «твоих друзей увели на юг… два километра до большого дерева. Потом налево и обходи поселение только с севера, там часовых нет…»

Я заменил свою многострадальную винтовку на две запасных, собрал все патроны, которые нашел и еще залез под машину, чтобы достать священное оружие Али. Нашел только половину от треснувшего почти посередине крутого дерева бонгосси. И тут халтура.

Я, итак‑то особо не верил в магическую силу камаджоров, хоть и надеялся, а теперь совсем расстроился. А еще больше расстроился за Али, понимая, как много она для него значит. Изолентой тут дело не решить, но, может, хоть самого Али еще найду.

Я еще раз обыскал машину в поисках оставшихся припасов. Закинулся парой местных аналогов «сникерса», убедил себя не мечтать о нормальной еде, сигаретке и чашечке крепкого кофе. А лучше вообще не мечтать, а разобраться с контролем своего тела и эмоций. И почесал в лес по следам беглеца.

***

Несмотря на фору, своего условного проводника я нагнал довольно быстро, но трогать не стал. Держался на расстоянии, продолжая идти по следу. Рассчитывал, что он приведет меня к камаджорам. И несколько раз находил подтверждения в виде дополнительных следов на маршруте. Помимо примятой травы, порванной паутины, сломанных веток и фантиков от батончиков встречались и специально оставленные хлебные крошки от Дедушки Лу. Обрывки ткани, а иногда и просто цветные нитки, которые наш африканский хипстер отрывал от своего не по району модного прикида.