Она усложняла ситуацию.
Двое мужчин и одна женщина.
И она понимала, что усложняет ситуацию.
— Не хотите ли есть? — поспешно спросила она, обращаясь к обоим. — Может быть, вы не откажетесь от бекона и яичницы-болтуньи?
Рэнд посмотрел на часы. Время было за полночь.
— Повар уже ушел, — проворчал он.
Ну да, какая же без повара может быть яичница с беконом?
— Я сама приготовлю, — заявила Дженни.
Рэнд уставился на жену с плохо скрываемым удивлением. Она хочет жарить яичницу с беконом?
Это предложение сбило его с толку. Насколько он знал, Дженни не могла даже кофе приготовить. Она тоже принадлежала к миру двадцатого века, его миру, к миру, где люди делают для вас то, что вы не умеете делать для себя.
Пег, Пещерная Пег могла помочь освежевать медведя и выделать его шкуру, а когда наступит зима, она будет лежать под этой шкурой и согревать вас.
— Я могу сделать яичницу, — повторила Дженни.
Рэнд был так удивлен, что даже не стал возражать, так удивлен, что почти забыл о Пекоффе. В голове у него крутилась лишь одна мысль — Дженни собирается сама готовить яичницу с беконом.
Оба мужчины пошли за ней на кухню. Там стояла электроплита и холодильник, такой большой, что в него могла войти половина оленя.
Вот только здесь не было половины оленя.
В пещерах, где иногда был олень, холодильник был нужен, ужасно нужен, но его там не водилось. Здесь же был этот замораживающий ящик, но — никакого оленя.
Дженни неплохо приготовила яичницу. Рэнд попробовал кусочек и причмокнул губами.
— Ну и что вы видели во сне на этот раз? — поинтересовался Пекофф.
Рэнд не хотел говорить о своем сне. Пекофф постоянно вынуждал его рассказывать о том, о чем Рэнд предпочел бы молчать.
— То же, что и всегда, — уклончиво ответил он. — Превосходная яичница, Дженни. Я и не знал, что ты умеешь готовить.
Она покраснела от удовольствия.
— О жизни пещерных людей? — продолжал Пекофф.
— Да, — волосы снова встали дыбом на загривке Рэнда. — И я не думаю, что это был сон, — отрезал он.
Дженни сморщилась, словно эти слова причинили ей боль. Конечно, это был сон. Это должен быть сон, игра воображения, причиной которой стало вдыхание закиси азота.
Пекофф с довольным видом откинулся на спинку стула.
— А что это, по-вашему? — спросил он.
— Мне кажется, что я одновременно являюсь двумя людьми, — ответил Рэнд. — Будь я индуистом, я бы сказал, что я — воплощение пещерного человека. Но я не индуист и не думаю, что я — какое-то там воплощение. Я думаю, что практически я — два человека. Один из них — Пещерный Рэнд. Другой Джон Рэнд, которого вы знаете. Я думаю, что закись азота создает мостик через пропасть времен, соединяя во мне две ипостаси.
Он знал, что это звучит глупо, пытаться облечь эти мысли в слова. Он думал, что трудность объяснения заключается не в его понимании, а в словах, которые приходится использовать, чтобы объяснить все это. Идея, возникающая у него в голове, не укладывалась в слова. Нужные слова еще не изобретены. Пока что нет слов, чтобы описать истинную сущность времени.
Но все же, из всего прочитанного Рэнд знал, что много ученых размышляли о времени. Например, геометр Риман. Или российский математик и мистик Успенский.
Время существовало. Время было плохо осознаваемым пространством. Время было результатом недостаточного понимания трехмерным человеком четвертого измерения.
Ученые думали об этом и пытались понять суть времени.
— И вы считаете, что закись азота создает мостик сквозь время? — спросил Пекофф.
Рэнд кивнул. Пекофф больше ничего не сказал, но они с Дженни обменялись взглядами, означавшими, что у них есть какой-то секрет, не известный Рэнду.
Рэнд поймал эти взгляды.
— Вы оба что-то скрываете? — спросил он.
— Нет, — быстро ответила Дженни. — О, нет, Джон. С чего ты это взял?
Она выглядела испуганной и грустной одновременно.
— Вы удовлетворены? — спросил Пекофф.
Рэнд понял, что психиатр обращается не к нему, а к Дженни.
— Я… я… — запинаясь, пробормотала она.
— Либо да, либо нет, — заявил Пекофф. — Но никак не то и другое сразу. Что скажете?
— Наверное, удовлетворена, — медленно проговорила она.
Пекофф резво встал со стула. Они ели за большим столом на кухне, что было приятно в отличие от жесткого этикета столовой. Пекофф вышел из кухни. Рэнд слышал, как открылась парадная дверь квартиры. Дженни потянулась через стол и конвульсивно схватила Рэнда за руку.
— Пожалуйста, Джон, — прошептала она. — Что бы ни произошло, помни — мы делаем это для тебя…
Он уставился на нее.
— Что делаете для меня? — с сомнением спросил он.
Дженни не ответила. В кухню вернулся Пекофф. За ним следовали двое.
— Вот ваш пациент, — сказал он. — Держите его, прежде чем он сможет кому-либо повредить.
IV
Мужчины направились к Рэнду, который вскочил со стула. Теперь он понял, о чем переглядывались Дженни и Пекофф. Они решили, что он сошел с ума, дали ему возможность доказать, что он безумен, а потом вызвали санитаров, чтобы спеленать его и увезти в соответствующее учреждение.
Дженни просила мужа помнить, что они пытаются помочь ему. Возможно, они и пытались помочь, вот только Рэнд был еще не готов принять их помощь. Прежде чем санитары добрались до него, Рэнд бросился к раковине и выдвинул ящик кухонного стола. Там лежал набор разделочных ножей. Четыре кухонных ножа с лезвиями длиной от шести до двенадцати дюймов. С ножами в обеих руках, Рэнд повернулся к пришедшим лицом. Они увидели ножи и резко остановились. Дженни тяжело дышала. Пораженный Пекофф застыл.
В кухне повисла тишина. Санитары взглянули на ножи, потом повернулись к Пекоффу.
— Возьмите его, — велел Пекофф.
— Но у него ножи, — заметил один из мужчин.
— И что с того? Он не воспользуется ими. Ножи — просто блеф. В любом случае, предполагается, что вы санитары лечебницы и умеете обращаться с психически больными.
Двое мужчин снова повернулись к Рэнду.
— Еще шаг, и кому-то придется зашивать вам кишки, — заметил Рэнд.
Теперь он говорил голосом Пещерного Рэнда. А у того был звучный, сильный голос, которому люди обычно повиновались. Санитары тут же остановились и отступили на пару шагов. Они были обучены обращаться с больными, но им не улыбалось переть на человека, вооруженного двумя ножами и, похоже, готового пустить их в ход. Рэнд бросил пристальный взгляд на Пекоффа.
— Так, значит, я — сумасшедший?
— Да.
— И этих двоих вызвали сюда, чтобы увезти меня в психушку?
— Это частная клиника, — ответил Пекофф. — Там вы будете получать лучшее обслуживание…
— На всю оставшуюся жизнь! — прервал его Рэнд.
Пекофф не ответил.
— Это ничем не лучше похищения, — покачал головой Рэнд.
— Нет, — возразил Пекофф. — Наши действия совершенно законны.
— Ко всем чертям такую законность! Вы хотите сказать, что можете ворваться ко мне в дом и увезти меня без всякого судебного слушания?
— Конечно, — подтвердил Пекофф. — У меня с собой все документы. — Он достал из внутреннего кармана пальто пачку бумаги и полистал ее, слюнявя указательный палец. — Во-первых направление, написанное профессиональным психиатром, в котором я заявляю, что исследовал вас и выявил, что вы страдаете наркотическими галлюцинациями, поэтому я рекомендую поместить вас в психиатрическую лечебницу. А кроме того… — тут он сделал паузу, по его костлявому лицу промелькнула слабая ухмылка. — Кроме того, у меня вот здесь подписанная просьба поместить вас на постоянное лечение.
— Просьба? — переспросил Рэнд. — Кто же может обратиться к вам с такой просьбой?
— Ваша жена, — ответил Пекофф. — Жена психически больного человека имеет законное право просить, чтобы его положили в больницу.
Рэнд взглянул на Дженни.
— Так вот о чем ты говорила!
Слезы проделали на ее щеках блестящие извилистые дорожки.
