Ком 8 (СИ) - Войлошникова Ольга

— И вы ночь летели?

— Куда там! — сердито воскликнул Петя. — Ты себе скорость работы военного ведомства представляешь⁈ Спасибо, я сводку увидел! А там пошла песня с припевом — рассмотрения, согласования… Пока сегодня крепость не начала по всем каналам сигнал бедствия передавать!

— И как? — я посмотрел на их почему-то смущённые рожи.

— Ну… — Иван поёрзал, — у меня есть тревожный амулет. Мы в семье его называем «амулет последнего шанса». Я построил училище и сказал: пойдут только добровольцы. Опыта на этой технике у вас кот наплакал… Но я ж забыл, что твои технари на твоей же «Саранче» весь первый-второй курс отбегали! Хочу сказать, показали себя отлично! Пулемётчиков отобрать — это уже проще было. Ну и Серго со своими отделениями десантом пошёл, на броне. А я по старой памяти — за рычаги «Святогора». Укомплектовались, я дядю и вызвал. «Если не мы — то кто?» говорю. Он нам порталы и открывал. Сверху, в самую гущу.

Вот почему я видел только голубое небо и никаких теней дирижаблей!

Иван пару секунд посидел, отвернувшись к джунглям, а потом посмотрел на нас, уже улыбаясь:

— Хорошая у нас молодёжь подрастает! Глянь, как они с этой морозилкой ловко…

Из ворот выскочила группа курсантов — вперемешку, оборотни, певцы, пулемётчики — с лопатами и тачками. В руках у парня по имени Данзын-оол голубым светился мой морозный шарик. Полагать надо, батя сейчас тоже без задних ног где-то в уголке сидит, в себя приходит. Впрочем, парень управлялся с артефактом очень споро — умеючи. И даже, вроде, более экономно. Поди, не такая уж редкая на границе с Монголией штука?

— Слушайте, то, что от стен подальше, я ведь и сжечь могу? — оживился Иван.

— Да и я могу, — согласился Петя.

— Так чего сидим? — спросил Серго. — Пошли?

— Вы идите, — щедро разрешил я, — а меня ноги не несут.

Я снова закрыл глаза и лёг, раскинув лапы. И представил себе выпрыгивающие из голубого неба шагоходы. Очень это было красиво. Наверное, это самое красивое, что я видел в жизни.

После Серафимы, конечно.

ШАХТНЫЕ НОВОСТИ

Утром меня нашёл Фридрих. Немецкий принц в последнее время развил столь бурную деятельность по усовершенствованию вообще всего в крепости, что его не было видно днями. Только иногда я видел, как он проносится по позициям, тыкая пальцем в очередную придуманную им новинку. Атаман выделил ему пару помощников, и те только успевали записывать дойчевские распоряжения. А поскольку он уже доказал, что очень даже соображает в поставках, выполнялись его просьбы как бы не быстрее… ну, например, подполковничьих.

Так вот. Утром Фридрих специально пришёл к нам в казарму. Породистая физиономия прусского принца была торжественна и вдохновенна.

— У меня есть для вас замечательные новости, Илья Алексеевич!

— Колись давай! — усмехнулся я.

— А то так ведь и от предвкушения лопнуть можно, — добавил фон Ярроу.

Нет, положительно совсем он стал русским. Вон, даже фразочки наши перенял.

— Докладываю! Вчера вечером был заново пробит заваленный ещё англами восьмой штрек. И первые образцы рубинов, добытых там, весьма впечатляют! И размерами, и качеством. И администрация заявила, что если предварительные прогнозы сбудутся, то рудник выйдет на прибыль уже в этой неделе.

— А нам-то какая с этого польза? — Чего-то непонятно мне, чего принц светится радостью.

— Как же? — Он, казалось, искренне удивился. Потом полез в ташку и вытащил скреплённые вместе бумаги. — У меня всё записано! Вот договор о возмещении затраченных на оборону средств его светлости Коршунова, дворянства и общественности города Иркутска и Иркутской губернии в процентном отношении от общей выработки Бидарских рубиновых шахт. Здесь все необходимые подписи и печати. Так что, как только рудник выйдет на прибыль, то вам просто обязаны возместить затраты. Скажу больше, вы будете иметь очень неплохой стабильный доход!

Это заявление, честно сказать, совершенно меня обескуражило. Я взял бумаги и тупо в них уставился. Пауза затягивалась, и Фридрих встревожился:

— Что-то не так, Илья Алексеевич?

— Видишь ли… — я положил документы на стол. — Н-да… Видишь ли, дорогой друг Фридрих… Я вот даже не знаю, как объяснить тебе, чтобы не обидеть… — Я потёр затылок, понял, что ничего хитромудрого не выдумывается и рубанул как есть: — Мы ж не для того помощь воюющему Бидару собирали, чтоб выгоду поиметь, понимаешь? Мы ж от чистой души, от сердца — соображаешь-нет? И тут нам: «А вот вам возврат с процентиком, кушайте, не обляпайтесь!» А?

Фридрих, очевидно, не понимал. А вот Хаген, гораздо более обрусевший, вполне себе понимал. И он начал что-то очень быстро и эмоционально объяснять Фридриху по-немецки. Я на таких скоростях ничего не мог понять, только стоял и слушал, как эти двое частили наперебой, как два лязгающих пулемёта.

Потом снова настала пауза и Фридрих задумчиво потёр висок:

— Я понял, что это неприемлемо. Да. И в некоторой степени даже оскорбительно для вас. — Глаза его сделались растерянными и совершенно круглыми. — Но что же делать? Бумаги прошли согласования на уровне нескольких министерств и императорской канцелярии…

— То есть эти деньги нам всё равно привалят? — кисло уточнил я, получил в ответ растерянное «Так точно» Фридриха и представил, как я эти капиталы буду делить. Особенно в той части, где народ — в Карлуке, да и в Иркутске тоже — в шапку вскладчину скидывался. Если только… — Если только мы эти деньги на общественное дело не употребим!

— А более конкретно? — тут же цепко спросил Фридрих.

— Хочется тебе конкретики — изволь! Иркутск как на дрожжах растёт — так построить гимназий новых парочку, а? Одну, — на меня вдруг снизошло вдохновение, — начиная со средней ступени, при училище заложить. И специальные конкурсы какие-нибудь организовывать, чтоб детишек туда способных да талантливых отбирать! С тем прицелом, чтоб успешно окончившие ту гимназию сразу в училище вне конкурса зачислялись.

Фридрих метнулся к столу и быстро-быстро что-то застрочил в своём блокноте.

— А ещё можно училище для женщин, — вдруг подал голос Хаген. — Медицинское, например. Или учительское.

— Во! Пиши-пиши, Фридрих, мы те щас накидаем! Я так понял, рубины крупные попрут — нам тут много на что хватит?

— Ещё как, Илья Алексеевич! Ещё как! — Он обернулся на меня, и выражение лица немецкого принца вовсе уж не было растерянным. — Я считаю, лучшим выходом будет организовать какой-то фонд. Или… м-м-м… общественную комиссию? Которая будет распоряжаться этими капиталами и следить за качеством исполняемых заказов, так?

— Это, вон, к Витгенштейну можно. Он по части всяких фондов и комиссий — голова.

Посидели мы ещё, поговорили. Настроили наполеоновских планов.

А что? Такие перспективы мне нравятся.

КСТАТИ!

За обедом я поделился с тремя весёлыми князьями открывающимися передо городом Иркутском перспективами. Как Сокол ржал!

— Илюха, все те господа, которые морды кривили и толковали о сложности и бесперспективности Бидарских разработок, они ж теперь себе все локти искусают!

— А я при чём?

— А я прэдположу, — этак мечтательно вдаль уставился Багратион. — Все теперь будут думать, что ты нэ просто Свадебный Коршун, а ваапще провидец!

— Кстати! — я вспомнил о книжице. — А ну, колитесь, что за вредоносный тип сочинил пасквиль про меня? Не отводить глаза, я вижу, что вы в курсе!

— Да ладно, — несколько неуверенно сказал Иван, — не такой уж и пасквиль…

— Ну да! Конеш-ш-ш-шно! Я сперва думал, что это твоя Мария со скуки обсмеяла нас со всех сторон, но потом прикинул — нет, не стала бы она на весь мир, публично, над мужем изгаляться. — Меня снова такое зло взяло, я аж вилку бросил. — Нет, это надо такой язвой быть!..

— Он даже сгоряча пожелал автору с каким-нибудь крокодилом-бегемотом судьбу свою связать, — наябедничал на меня Витгенштейн.

Иван немедленно прекратил ржать и тревожно на меня уставился.