Кошак (СИ) - Кузнецов Павел Андреевич

— Кошак, она всё для себя решила, — сверху обозначился образ Викеры. — С такими вещами, в самом деле, не шутят. Ты должен принять её жертву.

— Если стая так говорит…

— Стая так говорит, — уверенно изрекла Милена, тоже откуда-то сзади.

— Я приму твою жертву, сестра, — сцепив зубы, испытывая почти физическую муку от осознания, что должно произойти, выдавил я.

— Вот и отлично! — нарочито бодро хмыкнула метиллия и резко вскочила на ноги.

Только сейчас до меня дошло, что за напускной бравадой безбашенной гонщицы скрывается… страх?! Она боится — и этот жест не только ради меня. Так она пытается преодолеть потаённый страх перед пыточным столом. Знает, что это такое, испытала уже на себе, но по-прежнему готова бросить вызов. Сильная женщина. Настоящая республиканка!

— Сай, дай я встану, — рыжая не стала мешать, выпустила из своих объятий. Не хуже меня понимала, насколько сейчас важный момент для стаи. Оказавшись напротив метиллии, я положил ладони ей на плечи и всмотрелся в глаза. Странно, у меня самого почему-то ничего не болело, даже дезориентация куда-то подевалась. — Миса. Ты сильная. Я горд, что ты — моя боевая сестра. И буду счастлив, если ты станешь в будущем матерью моих детей.

— Вот как? — гонщица даже расслабилась под обволакивающим ветром моих слов. — Ну, тут мы с тобой мыслим одинаково. Надеюсь, сможешь сделать это сам?

Понятно, она вела речь отнюдь не о детях. Сделать это — означало самому вести пытку. Одной фразой кошка умудрилась спустить меня с небес на землю. Поддела — так поддела.

— Только если рядом будет наставница. Я не могу допустить, чтобы моя неопытность в таком деле…

— В деле делания детей?.. — сделала невинные глаза чертовка. Она натурально наслаждалась этой игрой. Так приговорённый к смерти куражится и насмехается над будущими убийцами, изобретая вычурное последнее желание.

— Не ёрничай, кошка, — непроизвольно поморщился. — Но и в деле делания детей не имею ничего против, если рядом окажется наставница. Она сможет направить процесс в нужное русло, если одна безалаберная метиллия… вдруг начнёт увиливать.

По стае прошёлся слитный вздох облегчения, девочки почувствовали мой возврат на общую волну, да и игра Мисы тоже всем пришлась по вкусу. Сильные и волевые республиканки не могли не оценить подобный кураж вместо мандража. Дальнейшее развитие событий также оказалось предсказуемым. Провожать метиллию на стол отправили меня и Арью. Неожиданная смена ролей порядком меня взвинтила, от кошки передался её возбуждённый настрой. Но соображать это не мешало, и я смог в полной мере оценить тонкую психологическую игру стаи: новички должны быть связаны с ветеранами канатами общих обрядов и совместных эмоциональных буйств.

А вообще очередной ритуал принесения жертвы методикам подготовки валькирий прошёл для меня как в тумане. Действия хотя и были внове, но совершались, точно на автомате. Благо, совместные тренировки с кошками давно помогли наработать синхронность. Так солдат привыкает смотреть на впередиидущего сослуживца и по нему мерить шаг на строевой. Незнакомые движения ложились легко и непринуждённо, стоило только подсмотреть их начало у снежки. Одновременно, механический характер ритуала помог отрешиться от мыслей и чувств. Есть что-то такое в ритуалах, помогающее смириться с ними… даже с самыми чудовищными из них…

Когда шёл, оставив гонщицу на столе, до конца не верил, что всё это происходит на самом деле. В рабочем помещении ощущение нереальности только усилилось. Хотя чего уж там… У самого ещё свежи были воспоминания о недавнем мучении. Удивительно, как вообще удаётся спокойно ходить и говорить — и даже думать! Тем не менее, картина моей пытки легко ложилась на реальность Республики, чего не скажешь о происходящем сейчас с Мисель — матёрой республиканкой с огромным жизненным опытом и ничуть не меньшим послужным списком. Разве такое бывает? Оказывается, бывает. В этом окончательно позволила убедиться Викера, приглашающе повернувшая ко мне кресло на крутящемся центральном столбе. В кресло я упал в холодном поту…

— Ничего, кот, — легла на плечо рука ариалы. — Все через это проходят. Сайне тоже нелегко пришлось, но она выдержала. Выдержишь и ты. Зато после… многие вещи, из-за которых мы в стае переживали и дёргались, покажутся смешными и наивными. Это важная ступень. Ступень к взаимному доверию. Ты доверился нам, она доверилась тебе, а через неё — и все мы. Давай, хватит рефлексировать.

Но рефлексии в собственном смысле не было. Было нечто совсем иное. Мисель была моей женщиной, и сейчас я собственными руками обрекал её на муку. Должен был причинить ей ту запредельную боль, что совсем недавно испытал сам. Пожалуй, сейчас я как никогда оказался близок к тому, чтобы психануть. Послать все эти республиканские изуверства куда подальше. Отказаться перешагивать через себя.

Но кому и что я таким способом докажу? Психануть можно, если от этого зависит твоя судьба. Можно психануть, когда в дело вовлечён неопределённый круг лиц. То есть когда от твоего психоза не зависят судьбы близких тебе людей. По понятным причинам возможные — абстрактно возможные — пострадавшие не воспринимаются всерьёз. Когда же в ситуации задействован кто-то из твоих близких… Можно психануть, но потом будешь жалеть об этом всю оставшуюся жизнь. Здесь нужно сто раз подумать, прежде чем решаться на такое. Всё бросить может только юнец, не ведающий о последствиях, одержимый максимализмом, обусловленным отсутствием банального жизненного опыта. Когда же этот самый опыт бьёт ключом… становится не до опрометчивых решений. Миска на столе, а с ней и остальные валькирии меня попросту не поймут, и вместо доверия между нами встанет непробиваемая стена. У кошек совершенно иная система ценностей, они не страждущие защиты барышни. Им впору самим кого угодно защищать — вон, как Сай сетовала, что не смогла позаботиться обо мне и вынуждена была подвергнуть пытке. В этом — все они.

Ладони легли на гелевые шарики управления. Сзади с облегчением выдохнула наставница. Получается, она до последнего не была уверена в моём выборе. Психоз мечника — оружие массового поражения, с ним просто так не сладишь. Но, уверен, куда больше девочку волновала та самая стена отчуждения, которая неминуемо возникнет в случае неправильного выбора. Сложная, тяжёлая развилка — причём для всех. Пожалуй, впервые я наблюдал своих кошек настолько на нервах.

Направляемый рукой опытной наставницы, я зарылся в ворохи голограмм. Общая картинка была почти такой же, как и для мужчины. Подобную можно найти в любой брошюре из области полового просвещения — я о картинке мальчика в девочке, в разрезе. Только роль мальчика тут выполнял внушительный агрегат, проникший в девичье лоно. Авторы пыточной процедуры не стали мудрствовать лукаво, использовав все особенности половой системы мальчик-девочка. Если введённый во влагалище агрегат автоматически вызывает правильную реакцию всей нервной системы, почему бы этим не воспользоваться? А поля можно и поверху пустить — ну или что там ещё участвует в процессе?..

Но картинка картинкой, а на деле всё оказалось не так-то просто. Масса уникальных алгоритмов, на все случаи жизни, требовала вдумчивого применения и недюжинного опыта. Республиканкам было проще, они хотя бы имели опыт работы с имплантом. Впрочем, технической стороной дело не ограничивалось. Викера поведала, что республиканские палачи вовсю используют психологию, потому что одно только возбуждение, равно как и одна только боль, сами по себе не так эффективны. Они вызывают одно лишь отупение. Поэтому «в процессе» ведутся специальные разговоры, чтобы создать объекту нужный настрой. Особенно удобно проводить их в перерывах между экзекуциями, пользуясь эффектом иллюзорного облегчения.

В нашем случае психология была излишня, да и иллюзорные облегчения оказались без надобности. Процесс протекал почти непрерывно, без остановок. От вида выгибающейся дугой, цепляющейся когтями за захваты и орущей во всё горло девчонки хотелось лезть на стену, но вместо этого я только плотнее сжимал зубы и работал. Хотя, видит космос, мне сейчас было в чём-то хуже, чем на самом столе. Рушились и видоизменялись реакции, плавилась, будто парафин на свече, старая система ценностей, выливаясь в нечто новое, не до конца понятное, но отличное от привычных по прошлой жизни ориентиров.