Ознакомительная версия. Доступно 43 страниц из 213
Над позицией повисает тишина, все прислушиваются к гремящей на западе канонаде. Мы уже знаем, что это немцы пытаются отбить хутор, ночью занятый нашими. От нас до места боя всего пару километров, а сейчас, скорее, уже меньше, и мы можем различить отдельные нюансы боя. Вот грохочут разрывы тяжелых снарядов – немецкая артиллерия поддерживает наступление своих. А вот звонко захлопали танковые пушки, за хутором поднимаются черные столбы дыма. К танковым присоединяются еще более мощные, до боли знакомые, хлопки – это бьют 52-К, в дело вступили противотанкисты. Черных столбов становится больше.
Мимо нас, в обход хутора, вытягивается танковая колонна. «Тридцатьчетверки», в конце уже знакомые крокодилы-«черчилли».
– Что-то фрицы сегодня задерживаются, – глядя на проходящую колонну, высказывается второй номер.
Словно в ответ на его слова с КП батареи доносится «К бою!».
– Накаркал! – окрысился я прежде, чем сам заорал, дублируя команду: – К бою!
Уже заметив в воздухе растущие черные точки, по манере захода на цель понял – «фоккеры». И уже автоматически выдал:
– Осколочным! Скорость сто пятьдесят! Тридцать!
Точки начинают обрастать крыльями и хвостами.
– Длинными! Огонь!
Эта группа атакует наши танки на поле боя. Грохота много, толку мало – все фрицы убираются восвояси целыми. Расстояние в два километра великовато для стрельбы по скоростным «фоккерам». После этого налета наступает пауза. Фрицы, не выдержав нашего контрудара, откатываются.
Ближе к полудню в батарею прибывает капитан Руденко с приказом следовать дальше за наступающими танками. «Тягачи на батарею!», и наша колонна вытягивается на запад. На месте недавнего боя еще дымятся подбитые танки, наши и немецкие. Впереди показывается еще один населенный пункт, колонна догоняет марширующую впереди пехоту и тут в очередной раз «Воздух!»
Немцев много, десятка три, «юнкерсы» и «фоккеры». Впервые вижу такое смешение разных типов в одной группе, видимо с авиацией у немцев совсем туго, вот и бросают против нас все, что смогут собрать. Пехота, шедшая впереди, стремительно исчезает с дороги, стараясь укрыться в небольших балках, а мы с ходу разворачиваемся для открытия огня.
– Осколочным! Скорость сто двадцать! Тридцать! Длинными! Огонь!
Первый «юнкерс», ведущий, получает снаряд в брюхо и пылающим факелом рушится вниз еще до того, как успевает войти в пике. Остальных потеря ведущего не смущает, поодиночке и тройками они упорно идут вниз, навстречу нашим трассерам, сбрасывают бомбы. «Фоккеры» добавляют нам пулеметно-пушечным огнем.
– Выше! Выше!
Внезапно орудие замолкает.
– Ложкина ранили!
Наводчик сидит в кресле, навалившись на маховики наводки и пытаясь зажать рану в бедре. Шальная пуля с пикировщика или штурмовика, судя по кровотечению – рана серьезная.
– Санитар! Санитар, сюда быстро!
Вместе с Коробовкиным стаскиваю наводчика с кресла. Сую прицельному индивидуальный пакет.
– Перевяжи его!
А сам плюхаюсь в жесткое стальное кресло, под которым растеклась небольшая лужа крови. Выглядываю поверх визира, выискивая цель. Вижу, как еще один «восемьдесят седьмой» рушится вниз явно не по своей воле. На подходе еще один.
– Давай по этому!
Первый номер кивает, сплюснутый фюзеляж и изломанные крылья с лаптями обтекателей появляются в визире. Еще пара движений маховиками, есть цель. «Огонь!» – командую самому себе, нажимая педаль огня. Пушка послушно заходится длинной очередью до окончания патронов в магазине. Мимо! Лязг вставляемой в магазин обоймы. Еще раз! Г-г-г-гах! Опять мимо! «Юнкерс», выходя из пике, выскакивает из поля зрения визира. Выискиваю следующего. Огонь! Мимо! Черт, выше надо брать! Выше! Сколько раз сам видел, как трасса, загибаясь, проходит под самолетом, а наводчику кажется, что трассеры летят в цель, так как вершина их полета проходит через силуэт. Стоило самому оказаться в кресле, как все из головы вылетело.
Когда в визире появляется следующая цель, беру прицел на одно деление выше.
– Огонь!
И буквально секунду спустя:
– Е-е-е-с-сть!
Вспышка взрыва в корне крыла, и «юнкерс» переворотом через это крыло выносит из визира. Этот мой, точно мой! Наш, точнее.
Однако радоваться некогда. Г-г-г-гах! Г-г-г-гах! Гремит орудие. Ловлю в прицел очередной самолет. Черт! Почему молчат остальные? Есть цель, огонь. Г-г-гах! Короткая очередь – и пушка затыкается. Удар по педали огня, но орудие продолжает молчать.
– Бикбаев! Бикбаев, перемать твою!
– Командир, снаряды кончились!
Я отрываю взгляд от черных точек в небе и поворачиваюсь к Бикбаеву.
– Как кончились? Совсем все?
– Совсем.
Один снаряд на линии досылания, конечно, остался, но, пока в магазин не будет вставлена следующая обойма, нельзя выпустить даже его. Взгляд скользит по заваленной гильзами огневой позиции, последние минуты просто некогда было их убирать, по раскрытым укупорочным ящикам. Что делать-то? Впервые орудие осталось полностью без боеприпасов.
– Может, у Помогайло что-то осталось? – подсказывает Бикбаев. – Они до последнего стреляли.
– Я сейчас.
Выскакиваю из окопа и рысью на соседнюю позицию. Уже отбежав на полсотни метров, соображаю, что надо было взять Тимофеева с собой. Даже если у Гришки что-то и осталось, пусть даже бронебойные, то мне одному целый ящик не утащить. Ну вот и огневая второго орудия.
– Грицко, снаряды есть?!
– Есть.
Сержант Помогайло указывает на казенник своего орудия. Из магазина торчат две обоймы, первая – явно неполная, всего снарядов семь-восемь.
– И все?
– Все, – подтверждает Помогайло.
– А дальше чем воевать будем?
– А бис его знает. Пусть комбат об этом думает.
Я уже хотел отправиться обратно, но тут с КП раздалось «Воздух!» – к нам приближалась очередная группа немецких самолетов. Пока еще они были россыпью точек, но судя по строю, это были пикировщики, «штуки». Плохо, очень плохо, сейчас мы не то что кого-то прикрыть, сами отбиться не можем.
Приближается такой нарастающий, тяжелый гул «лаптежников», идущих тройками. Не долетая до нас, они перестраиваются друг за другом и начинают пикировать. Во время пикирования немецкие летчики практически не пользовались сиренами. Конечно, на находящихся под бомбежкой она оказывает серьезное психологическое воздействие, нагоняя страху. Но ведь летчик-то и сам не изолирован от ее воздействия. К тому же сидит он не в пример ближе к ней. «Юнкерсы» буквально гонялись за укрывшейся в неглубоких балках пехотой. Причем хорошо было видно, как от них отрываются бомбы и на земле встают черные кусты взрывов.
Последний же фриц явно нацелился на нашу батарею. Видел, гад, что мы молчим, и понял – здесь можно отбомбиться безнаказанно. Я уже хотел рвануть обратно, но Помогайло поймал меня за рукав.
– Стой! Куда? Все равно не успеешь.
И уже своим:
– Осколочным! Скорость сто двадцать! Пятнадцать! Огонь!
Все правильно, бить надо, пока он не начал пикировать. Пушка коротко рявкнула и споткнулась. Струя трассеров прошла ниже и чуть впереди самолета. И тогда, пожалуй, впервые во время налета я услышал:
– Ложись!
Казалось, что бомбы летят прямо на меня. Ба-бах! Бах! Бах! Бах! Бах! И гул удаляющегося самолета. Тряхнуло хорошо, в ушах стоял какой-то шум, и я не сразу оторвал голову от земли. Первый взгляд в сторону своей огневой – на месте, где стояло орудие, только вывороченная, дымящаяся земля. Первое, что пришло в голову – надо было Тимофеева с собой взять. Пока эта мысль билась в голове, ноги сами несли меня к воронке. Полутонка рванула совсем рядом с орудием, расчет просто исчез без следа, а пушка превратилась в груду искореженного металла, из которой торчал ствол, буквально скрученный в штопор чудовищной фантазией взрыва. Ложкина санинструктор оттащил в сторону, но и им досталось: санинструктор погиб, наводчику оторвало обе ноги, но он был жив и в сознании, кричал и просил застрелить его.
Ознакомительная версия. Доступно 43 страниц из 213
