"Фантастика 2025-105". Компиляция. Книги 1-20 (СИ) - Дмитриева Ольга

— Батюшки! — ахнул Кузьма, увидев беспорядок. Перекрестился.

Времени на сетования не было. Я быстро захлопнул окно. Разбитой оказалась только внутренняя створка. Поступление воды снаружи прекратилось. А внутри Кузьма начал убирать с помощью ведра и тряпки. Гроза между тем ничуть не стихала. Раскаты грома сотрясали дом, а молнии полыхали все ярче, выжигая багровые всполохи за окнами.

Через полчаса грязной работы самое страшное было позади. Заодно и ливень почти утих, превратившись в малоинтенсивный дождик. Мебельную обивку менять. Ковер на полу мне и до этого не нравился. Паркет? Ну мастикой недавно натирали, позавчера, что ли. Может, и выдержит. А если вспучится — и ладно. Новый постелят. Книги немного пострадали, но кроме атласа, в пределах разумного. Вот кресло, в котором я сижу, вообще как новое. Утром увидим, когда света побольше будет.

Сейчас бы камин зажечь и согреться. Только кто ж тебе его летом растопит? Особенно, если в квартире ничего похожего нет. Печное отопление здесь, да и лето. Я передернул плечами и попытался сосредоточиться на дыхании, успокаивая нервы. Спать надо, с утра забот полон рот. Хорошо хоть... Неееет! Только не это! Я вскочил и бросился в угол, где возле двери в чехле висел мой новый костюмчик. Слава богу! И Илье-пророку спасибо, конечно же. Сухой, не пострадал. А то пришлось бы как нищеброду на собственную помолвку в старом идти. Или, еще хуже, в прокатном! Вот какой теперь сон?

— Ну вот, навроде всё поубирал, — отрапортовал Кузьма. — Пойду, барин, посплю немного. С утра стекольщика вызову и мебельщика.

Я кивнул и отпустил его отдыхать. Сам же решил больше не ложиться — все равно не усну. Сейчас соберусь с силами, сварю себе кофе.

***

Вот почему я не перебрался в кровать? Теперь спина колом стоит, шея затекла. Про то, как здорово спать, сидя в кресле, рассказывают те же гады, что распространяют домыслы о полезности увеличения налоговой ставки. Не верьте таким. Люди, летавшие в Таиланд в экономе, меня поймут. Хотя кресло как в бизнесе, и проспал я часа четыре, не больше.

Разбудил, кстати, стекольщик. Кузьма успел проснуться, найти нужного специалиста, и притащить к нам. Вазу жалко. Я в них не понимаю ничего, но красивая была.

Кстати, а лежать некогда. Надо срочно собираться, завтракать, бриться — и за дела. Ибо сегодня у нас подписание брачного договора. Германский специалист, наверное, телепортировался, потому что я даже не могу себе представить, как это из Вюрцбурга можно за два дня всего добраться. Или на воздушном шаре полетел. Почти как Филеас Фогг, короче. Только без Паспарту. И мой Энгельс с их немцем всё утрясли, и вот сейчас совсем скоро мы поставим свои подписи. Лишь бы не уснуть во время обсуждения.

Через два часа я, благоухая модным ароматом от Флорис, ждал гостей у себя. А что, мне в адвокатскую контору ехать? Или в гостиницу? Я самый крутой на этом празднике жизни. Кстати, натуральный одеколон выветривается часа через два. Спустя три остается только намек. В России выпускают аналоги — тройной и высший сорт, четверной. Я когда впервые название увидел, испугался. Но оказалось, что с клопомором, который продавался при советской власти, этот парфюм ничего общего не имеет. Свежий цитрусовый аромат, весьма приятный. Четверной держится на час больше, наверное. Я раньше пользовался, потом перестал. Кёльнская вода - удел франтоватых приказчиков и небогатых помещиков из глубинки.

Для гостей дорогих у нас самовар, бублики, пара розеточек с вареньем, и вазочка с шоколадом. Потом можно и винишком отпраздновать. Но так, символически. Чтобы Гамачек нос не задирал, вино сегодня бургундское, какое-то там шато очередное. Стекло вставили, ковер новый постелили, стулья сухие притащили. И кабинет проветрили. Как говорится, замели следы.

Все гости прибыли вместе. И вовремя, может, пара минут в какую-то сторону. Орднунг, что вы хотели? Важные все, как кроты из мультика про Дюймовку. Пришли, расселись. Хоть бы Агнесс взяли с собой — можно было тихо переговариваться. Но тут рулит папаша, пока дочь не замужем, он от ее имени такие документы подписывает.

И погнали. Я пытался сопротивляться, обозначил готовность выслушать краткий вариант — что изменилось по сравнению с первоначальными условиями. Но какое там. Возмущение было, как в пивной, когда всем сообщают, что вместо основного напитка сегодня лимонад.

Я пил чай и, чтобы не уснуть, представлял ход операции при забрюшинном расположении аппендикса. Пациент в моих фантазиях был таким толстым, что бока свешивались с обеих сторон операционного стола. И я сочинял очередную трудность, которую, конечно же, героически преодолевал. Развлекался, как мог. И ведь не скажешь, мол, ребята, я со всем согласен, давайте без меня. Зато Гамачек прямо цвел. А как же, дочь замуж выдает, приданого на три страницы убористым почерком, радость-то какая! А уж как узнают в Вюрцбурге, что зять богатый, да еще и с кайзером за руку здоровался, так епископ только у него вино закупать будет.

Ну наконец-то. Все со всем согласились, везде расписались, экземпляры договора разошлись по адресатам. Не удержался, вздохнул облегченно. Но немецко-чешское сообщество сделало вид, что такого не было. И ладно.

Выпили по бокалу бургундского, и попрощались. Кстати, тестюшка мой будущий совсем не обиделся, что я предложил не майнвайн. Дегустировал напиток потенциального противника с явным удовольствием.

Пока гости собирались, зазвонил телефон. Никак не привыкну к этой конструкции с разделенной на две части трубкой. Склифосовский. Пригласил на консультацию срочную, связанную с икс-лучами. Нашли знатока. Хотя, кстати, пить сульфат бария для исследования желудочно-кишечного тракта еще не додумались. Можно и подарить кому-нибудь идею. Вон, Бобров приедет, подгоню ему по дружбе. И настолько я помню, чаши Клойбера при кишечной непроходимости вообще в середине двадцатого века узрели на рентгенограммах. Будут чаши Боброва, студентам запоминать легче. Вот какой я щедрый на чужие изобретения, ничего не жалко.

***

— Обратилась три дня назад по поводу упорных головных болей, локализующихся в затылочной области с переходом на лобно-височную, плохо купирующихся обезболивающими препаратами, — бубнил ординатор, которого Николай Васильевич выставил рассказывать анамнез.

— Благодарю вас, коллега, — оборвал я его. — Если возникнут вопросы, мы вас расспросим подробнее. А фронтальный снимок есть?

— Да, вот, извините, что сразу не подал.

Ага, быстро поняли, что надо в двух проекциях фотографировать, чтобы понять, где и что.

— Ну и каковы предположения? — спросил Склифосовский, разглядывая и в удивлении качая головой.

— Игла швейная, скорее всего — почесал в затылке я, тоже обалдевая от происходящего — Торчит возле верхнего сагиттального синуса. Сколько здесь, сантиметров пять?

— Четыре и семь миллиметров, — подсказал ординатор.

Волнуется, молодой совсем, а тут позвали к тайному советнику и начальнику. Пыхтит потихоньку, потеет.

— Но вот внешних следов на волосистой части нет, — добавил подробностей Николай Васильевич. — И сама пациентка ничего такого не помнит.

Все посмотрели на меня. Между собой они, небось, обсудили не раз и ничего придумать не смогли. Я снова почесал в затылке. Что-то подобное где-то я читал.

— Ну так случиться это могло так давно, что и не помнит уже. В младенчестве. Воткнул недоброжелатель иглу в родничок, но желаемого результата не добился. Родничок потом зарос. А до недавнего времени шанс найти такое только на вскрытии был.

— Если бы не икс-лучи — хмыкнул Николай Васильевич.

— Если бы не икс-лучи — покивал я.

— А ведь я про такое и не подумал, — повинился Склифосовский. — И что же, производить трепанацию?

Мы все опять переглянулись. Нефиговое такое решение — вскрыть череп пациентке. Как говорится, с далеко идущими последствиями. А ну как что-то в ходе операции пойдет не так?

— Может, и надо... А может, и нет — тяжело вздохнул я — Меня смущает, что, судя по анамнезу, боли появились сравнительно недавно. Игла инкапсулировалась. Никаких признаков воспаления, насколько я понял, нет. Очень тревожит расположение. Одно неловкое движение — и оперирующий может повредить сагиттальный синус. Что после этого будет, думаю, рассказывать не надо.