Он посмотрел на толстую папку, где ему сделали выборку основных показателей — как министр он обязан знать многое про экономическую ситуацию. Основа любой промышленности это добыча полезных ископаемых и металлургия, а вот тут дела обстоят неважно. До кризиса в Испании добывали 6,5 млн. тонн железной руды, большая часть которой уходила экспортом в Англию, сейчас на 4 млн. тонн меньше. Соответственно упала выплавка стали — с миллиона тонн сократилась почти вдвое. Добыча угля практически восстановилась — семь миллионов тонн, но он требовался для электростанций — выработка электроэнергии даже увеличилась в сравнении с докризисными временами. Выплавка меди сократилась больше чем в два с половиной раза, судостроение переживало не лучшие времена — верфи стояли пустые, потому он полгода тому назад и предложил сделать крупный военный заказ.
Ведь следствием такого положения вещей была страшная безработица, достигшая почти 800 тысяч человек, причем свыше ста тысяч испанцев вернулось на родину из стран Латинской Америки, где они были на заработках — а это привело к обострению противоречий в обществе.
Хорошо хоть голод пока не наступил, а то бы социальная революция стала бы неизбежной. А так сельское хозяйство давало две пятых национального дохода. Страна обеспечивала себя зерном, рисом и кукурузой, вылов рыбы увеличился на треть. Начался «апельсиновый бум», плоды уходили в Англию, составляя пятую часть от всего экспорта. Правда, экспорт вина и оливкового масла составлял всего четверть от докризисного. Зато возросло внутреннее потребление — вырубки олив и виноградников не наблюдалось. Хотя потребление мяса сократилось в три раза — народ обнищал, курс песеты обвалился на треть, в то время как зарплаты росли медленно.
Так что кризис нанес страшный удар по экономике — потеря примерно десятой части от совокупного объема. Намного меньше, чем в США и Германии, где все рухнуло наполовину, но для хилой и немощной испанской экономики это был страшный удар. Потому тяжелые крейсера столь долго достраивались, как и эсминцы — но благодаря им удалось хоть как-то обеспечить работой верфи и заводы, а зарплатой рабочих. Ведь построить и вооружить большие корабли не шутка, для этого дела в стане задействовано сотни предприятий и десятки тысяч работников…
— Сеньор министр, к вам капитан де навио Франциско Морено, командир «Канариаса», — голос адъютанта вывел адмирала из раздумий. Он еще не привык к такому обращению, все же прошло всего несколько часов с момента выступления президента Асаньи, где тот во всеуслышание объявил, что Асарола снова назначен морским министром. Соответствующие распоряжения были отправлены всем гражданским и военным властям, из Ла-Коруньи уже пришло сообщение, что губернатор и командующий военным округом выразили свое полное согласие на подчинение.
— Пропустите, Луис. Не разоружайте, но будьте готовы арестовать Морено, даже застрелить его на месте. Я не легковерен, — адмирал держал два заряженных пистолета на тумбах стола, что бы в любую секунду применить их. Морено пользовался полным доверием к командиру «Канариаса» до вчерашнего утра, когда неожиданно осознал, что именно этот офицер воспользовался его расположением, арестовал и по приказу Молы расстрелял.
Вот только теперь у Морено ничего не выйдет — имея чрезвычайные полномочия от президента, Асарола предпринял профилактические меры заранее, приказав арестовать ряд заговорщиков, как на флоте, так и армейских. И главное — роты моряков и милисианос взяли под полный контроль главные береговые батареи в Эль-Ферроле и Ла-Корунье — таких было четыре, в каждой по две чудовищных английских 15-ти дюймовых (381 мм) пушки системы «Виккерса», которые установили в одноорудийных башнях — по две на батарею. Все старые береговые пушки тоже взяли под контроль — в полку морской артиллерии сейчас милисианос было на половину больше, чем призванных солдат. Как и в двух других полках — инфантерии и морской пехоты — теперь внезапного мятежа можно было не опасаться…
Севилья
— Проклятье, я еле вырвался из западни, куда сам залез с головой! А теперь непонятно, как удержаться — обложили со всех сторон!
Рука надрывно болела — убитый им губернатор ухитрился прострелить предплечье. Все же не штабным тягаться в перестрелке с отлично подготовленными карабинерами. Ранили в грудь одного из офицеров, тот выронил пистолет, и свалился мешком на пол. Губернатор Вилья-Абрайе промахнулся, хотя стрелял почти в упор — Кейпо де Льяно ударил его рукоятью «Астры» по голове, и «лоялист» потерял сознание, свалившись со стула. А вот его адъютант оказался более метким — прострелил голову карабинера и был тут же изрешечен выстрелами в упор. Генерал Кейпо де Льяно посмотрел на оглушенного губернатора и его тяжело раненного подручного, но добивать не стал. И все потому, что торжествовать победу не пришлось — как только раздались выстрелы, в здание «капитании» со всех сторон полезли «штурмовые гвардейцы», а на площадь выехали два броневика. Командующий округом их не обманывал, он действительно хотел арестовать заговорщиков, выполнив отданный из Мадрида приказ.
Потому пришлось оставить ему жизнь — ожесточать асальтос лишней кровью не хотелось, неизвестно как повернется мятеж. А то могут расстрелять сразу, как только попадет в плен, без суда и следствия. Прорвались из здания «капитании» с боем, выломав оконную раму. Однако до казарм 6-го полка он добрался в одиночестве — оба карабинера погибли, прикрывая отход генерала. А тут вовсю кипел бой — полковник Мануэль Алленаги сам решил арестовать капитанов Флоеса и Агирре. Вот только те подняли на мятеж свои роты, однако увлечь на восстание весь полк не удалось — подошли милисианос, и не только уговорили впавших в смятение солдат и офицеров сохранить верность республике, но и заставили их сражаться с восставшими однополчанами. Вскоре подошли штурмовые гвардейцы — пришлось отходить как можно быстрее, направившись к казармам артиллерийского полка, надеясь вовлечь его в восстание.
Вот только гражданский губернатор Хосе Мария Варела оказался на диво предприимчив под жарким летним солнцем, да и взбесившиеся горожане отказались соблюдать традиционную сиесту, когда он к ним обратился с призывом «покончить с грязным мятежом против Республики», упомянув, что именно севильцы подавили мятеж генерала Санхурхо. И десятки тысяч человек высыпали на улицы — происходящее напоминало карнавал, где все участники выступали с необычайным воодушевлением…
— Мы долго не удержимся, нужно прорываться из города, — рядом с генералом присел на корточки майор Хосе Манареа, пригнувшись, на голову посыпалась штукатурка. Здание муниципалитета постоянно обстреливали из пистолетов, винтовок и пулеметов, но старые каменные стены представляли надежную крепость, где засело две сотни мятежников. На одну половину состоящих из военных, на другую вооруженных монархистов и «фалангистов», что поспешили присоединиться к пронунсиаменто. На свою голову поторопились — теперь разделят их горькую участь, так что им милости не придется ожидать, «левые» сразу же сведут с ними счеты.
— Майор Гарригоса нас предал — здание оцепила гражданская гвардия, как только подвезут пушки, мы все погибнем. Нужно прорываться немедленно, генерал — захватить автомашины и двигаться к португальской границе. По радио только что сообщили — мятеж в Кадисе подавлен, генералы Пинто и Варела расстреляны. Альхесирас обстрелян эсминцами, и занят правительственными войсками. Наши в Кордове еще держаться, но они тоже обречены. Решайтесь, сеньор генерал…
Гонсало Кейпо де Льяно задумался — такой вариант изначально прорабатывался, ведь мятежи часто проваливались, и тогда заговорщики спасались бегством, чтобы избежать виселицы или расстрела. Вот только отдать команду он не успел, как стрельба неожиданно стихла, и он отчетливо услышал шум моторов в небе. Чуть отстранившись, он увидел три медленно приближавшихся самолета — послышались радостные крики горожан.
