Сейчас же он не только принимает некоторые лекарства, что прописал медик Зеневич, но и старается придерживаться строгой диеты. Так что был шанс еще прожить чуть больше.
— Ваше Высокопревосх…- Багратион резко встал и попытался начать свое возмущение, но стоило Суворову поднять руку, пусть и с улыбкой на устах, как Петр Иванович резко замолчал и сел обратно.
— Знаю, Петр, все знаю. Славу у тебя думаешь забрали? А я вот говорю о том, что только прибавили ее и тебе и всему русскому воинству. Это же не видано такое: только ты появился, так сразу все меняется. Были в Риме республиканцы, вдруг, — Александр Васильевич даже присел и развел руками, демонстрируя комичную позу. — И сдулись, все Россию любят, да монархов. Да как любят! Гляди в следующем году русские песни петь будут. Вы заметили, господа, что тут все любят петь?
— Теряются только местные людишки, не знают какого именно любить: царя нашего, али какого своего короля. Много неопределенного, они так и турку полюбят, — подыграл командующему генерал Ребинер, ставший начальником штаба.
Все засмеялись, но как-то вымученно, на показ, чтобы только не перечить своему кумиру Александру Васильевичу Суворову. Фельдмаршалу с трудом удается пресекать разговоры об императоре Павле Петровиче. В офицерской среде сравнивают венценосных отца и сына. Говорят, что как Петр III сдал все завоевания Российской империи пруссакам после Семилетней войны, так и он, сын Павел Петрович, сдает русские завоевания, но уже в Италии.
И многие понимают большую разницу той сдачи и этой… точно не предательства и поругания чести русского воинства, но лишь остановки военных действий. Ну хотелось Багратиону, обладающему огненным характером, своей славы. Когда генерал был назначен командующим корпусом и отправлен освобождать от республиканцев Центральную и Южную Италию, он жаждал боев, в которых, по его убеждению, неизменно выходил бы победителем.
На деле же случилось иное. Даже те мелкие стычки с отдельными республиканскими отрядами, никак не тушили огонь и жажду завоеваний у Петра Багратиона. Они проходили так, походя, словно мышка пыталась укусить матерого кота-крысолова. Кусать кусала, но неизменно получала лапой по своей мышиной морде. В таких случаях даже не тревожили Багратиона, который пока еще ни разу не успел прискакать вовремя на место такого скоротечного боя.
В Риме, Флоренции, в Неаполе, во всех городах моментально, лишь только корпусу Багратиона до этих городов оставалось тридцать верст, формировалось переходное правительство, которому предписывалось лишь ждать итогов Петербургского конгресса. Все политические силы в этих регионах шли на такие условия. И находили же для того и волю, и политиков, которые возглавляли такие вот правительства!
Так что прошелся Багратион по итальянским землям, да и вернулся обратно, оставив в крупных городах небольшие гарнизоны. Французов же эвакуировали на кораблях. Существовала договоренность, по которой русские корабли не появляются на западном итальянском побережье в течении месяца. И вот это уже позволяло говорить о том, что имело место предательство.
Вот только после многих боев и переходов, русскому Средиземноморскому флоту нужен был «якорь». Часть кораблей ждал ремонт, экипажи переукопмлектовывались, тосовались. Уже стало больше русских моряков, которых прислали из Севастополя и можно все корабли делать «русскоязычными», чтобы на них матерок родной звучал, а не это скупое «порко», да «фанкуло» с «мердо».
Федор Федорович Ушаков прекрасно понимал расклады и то, что вернись на свой неаполитанский трон король Фердинанд, так и часть флота может к нему устремиться. Все же на данный момент порядка двадцати процентов кораблей — это бывшие неаполитанские. И терять их, в планы русского адмирала никак не входило. Мало того, Ушаков разработал стратегию создания Третьей эскадры, разбив имеющийся флот на две других.
Тот же Неаполь должен был построить два линейных корабля и три фрегата, Венеция с Триестом столько же. При том, что с Венеции следует спросить и шесть галер для десанта. Еще и Мальту хотел адмирал не только принудить к строительству двух линейных кораблей, но и заняться их укомплектованием. Мальта часть России, или как? И письмо в Петербург уже ушло. Все же подобные действия нужно было согласовать. Ну и просил Ушаков выпускников Морского Шляхетского корпуса, ну Балтийский флот офицерами поделиться. Имеет шансы Россия очень плотно стать в Средиземном море, его преступно упускать.
Так что, в купе с теми двумя линейными кораблями и двумя фрегатами, что достраиваются в Новороссии, получалась неплохая эскадра, для которой найдутся свои задачи.
Но несмотря на начавшуюся грандиозную административную перестройку во флоте, и недалеко от Рима, да и у Генуи курсируют русские корабли, демонстрирую не только флаг, но и стреляя. Правда не решительно, так, стращают защитников Генуи. Это единственный условно итальянский город, который оставался под контролем французов. Видимо, новая власть в Париже хотела на ближайших и неминуемых переговорах сторговать Геную для себя.
— Ваше высокопревосходительство, — это уже к Суворову обращался генерал Беннигсен. — Я готов донести ваше послание в Петербур, если будет решение. Мы можем ударить по французам со швейцарских гор. Союзники вновь потерпели поражение. Наше присутствие отрезвит Наполеона.
— Я сам с этим мальцом хотел бы сразиться. Зарвался мальчик, возомнил себя… — Вскрикнул Суворов, но после задумался и спокойным тоном добавил. — Но, следует отметить, он талантлив.
— Мы не можем бездействовать. Консул Бонапарт уже у Штутгарта, — говорил Леонтий Леонтьевич Беннигсен, явно нервничая.
Генерала, было дело, уже отправляли подальше, в Петербург, правда накладка вышла с австрийцами и они использовали русского генерала для того, чтобы тот не отправился дальше, в Россию, а сопроводил обозы — помощь австрийских войск русским союзникам.
Суворов тогда сильно осерчал, почему Беннигсен вернулся, но, после доклада о том, сколь много было прислано австрийцами припасов, в основном провизии и фуража, фельдмаршал сменил гнев на милость. Действительно, такие грузы лучше сопровождать кому-то из русских генералов. Тем более, что Леонтия Леонтьевича отправляли по его личной просьбе. Он не видел сейчас от себя пользы в армии, потому стремился в Петербург по каким-то свои срочным делам, Суворов не возражал.
И пусть Беннигсен действовал по указке английского резидента в Вене и стремился попасть в столицу Российской империи для определенных дел, весьма противозаконных, к слову, но выглядело убытие генерала вполне нормально. Уже ряд офицеров отправились с разными поручениями в Россию. Война явно надолго приостановлена.
Вот только было еще кое-что. Англичане, между прочим совместно с австрийцами, решили, что за лучшее в русской армии будет бытовать такое мнение, что император Павел Петрович сдает все позиции в угоду Франции. Голословности было мало, так слухи не распространяются. Тем более, и Беннигсен не мог быть источником сплетен.
Для этих целей с обозом прибыла большая партия газет, как английских, но больше австрийских. Даже только два месяца назад начавшаяся выпускаться газета «Общая газета» и та была отпечатана дополнительными тиражами и прибыла в русскую армию с обозами. Кстати, газета эта из Тюбингена, что рядом со Штутгартом и где должно было вот-вот начаться большое сражение между войсками Наполеона Бонапарта и Эрцгерцога Карла, чуть потрепанного Первым Консулом у границ Швейцарии.
Ну а на страницах газет… сколько можно было вылить грязи на Францию, столько, но только в два раза больше, и вылили. Переплюнули писаки сами же себя. Полоскалась там и Россия. И факты были так подобраны, что даже русский человек, всей душой влюбленный в Россию и не помышлявший о самой возможности обсуждать поступки императора, стал бы возмущаться и стыдиться вероломству собственной власти.
«Обоз-диверсия» — так можно было окрестить ту операцию, которую проворачивали союзники. И она некоторый эффект возымела. Офицеры начинали чувствовать себя обманутыми.
