Душехранитель - Гомонов Сергей "Бродяга Нат"

По сходням заклацали когти догоняющего их Ната. Вот кому позволялось все: возвращаться, забегать вперед, бездельничать, шкодить, чудачить… Непосредственный, как ребенок. Зверь.

Коорэалатана, несмотря на то, что была портом, пока избежала войны. Стычки случались на другом конце материка, стремительно «съезжающего» к полюсу. Недаром для отправки Паском избрал именно этот город, недаром отказался от опасного перелета, предпочтя долгий водный путь.

— Не печалься, солнышко, — Ал обнял жену и, зажмурившись, прижался носом к ее меховой шапочке. — Мы ведь едем туда, где нет зимы и войны, а я с тобой. Что еще нам нужно на чужбине?

— Родители, — коротко ответила она.

Престарелые отец и мать Ала, как и родители Танрэй, отказались эмигрировать. Они сказали, что уже стары для подобных переездов, и вздыхали, гадая, как уживутся молодые на новом месте.

Танрэй считала себя не слишком хорошей супругой. В то время как ее сверстницы упорно готовились к замужней жизни и постигали тонкости ведения домашнего хозяйства, Танрэй носилась с мальчишками и младшими девчонками по улицам, а в ответ на замечания взрослых лишь отмахивалась: «Успеется!» Что-то внутри подсказывало ей: «Наслаждайся, пока есть возможность! Потом — не будет! Наслаждайся, дабы тебе впоследствии было о чем вспомнить!» Но в то же время суровые обстоятельства диктовали свои условия. Девушка чувствовала, что сильно отличается от остальных девушек-ори. Легкомысленностью, беззаботностью, веселостью. Хохотушка, с которой любили дружить. Ал неспроста называл ее солнышком: возле нее грелись все, кому не хватало тепла. Но иногда солнышко буянило и выпускало протуберанцы непослушания. Со стороны это смотрелось мило, однако сама Танрэй страдала и укоряла себя: все южанки были сдержанны и серьезны, не чета ей. А она не умела готовить, не любила шить-вязать, не понимала разговоров подруг о тонкостях общения с юношами, ибо все сводилось к одному: выйти замуж и стать благородной Попутчицей благородному супругу. До семнадцати лет Танрэй вообще не думала о любви. Вернее, думала, конечно, но придавала ей совсем иной смысл, нежели предоставляла людям реальность.

Перед ступенью Направления девушка решила, что для «Орисфереро» — школы точных наук — она не годна. И отправилась по духовной стезе, в Новую Волну. Ей нравилось говорить, ей нравилось играть, ей нравилось изучать языки — древние и современные. В нынешней ситуации это было не слишком нужно: меж двумя великими государствами началась война. Танрэй не полагалась на разум в выборе профессии. Она могла бы освоить геометрию, астрономию, физику, химию, но для этого нужно было отключить душу и сердце. Одна мысль о том, что ей пришлось бы работать в этих направлениях, приводила девушку в ужас. Она завяла бы и засохла, а ей хотелось жить. Жить! Ей не нравились книги о жертвующих собой героях — возможно, именно потому, что сама она была способна на отдачу лишь в тех рамках, что уготовила ей Природа. Умереть за кого-то Танрэй не смогла бы ни за что.

На курсах естествознания, которые преподавал ее группе кулаптр Паском, девушка увидела красивого молодого человека, типичного южанина. Он был старше нее на шесть лет и получал, как это принято на Оритане, второе образование. За его плечами было «Орисфереро»: своей первой профессией Ал выбрал астрофизику. Ныне, в Новой Волне, он осваивал историю и геологию.

Между молодыми людьми с первой же встречи вспыхнула искра. Они были одновременно и похожи, и различны. На Оритане выбирали женщины, но в их с Танрэй случае Ал пошел навстречу первым. Через сезон он предложил во всем сомневающейся возлюбленной брак. Танрэй шла, как по протоптанной дорожке. С одной стороны, грезился покой: «Наконец-то я делаю все так, как нужно». С другой — не было чего-то животрепещущего, яркого. Необычного. Смутные воспоминания подсказывали девушке: прежде была страсть, прежде ты замирала, прежде ты была способна на самопожертвование. Нет-нет, она и теперь влюбилась в Ала, они были счастливы, когда объединились, но… Да Танрэй и сама тогда не знала, что «но»…

…До тех пор, пока избранник не познакомил ее со своим приятелем, приехавшим из дальних краев. С Тессетеном, угрюмый взгляд которого способен был, казалось, обратить в неподвижный камень даже суетливого мотылька. С косматым, уже не первой молодости и совсем жуткой внешности мужчиной — своим лучшим другом.

Сетен взглянул на девушку из-под нависавших над бровями прядей волос — исподлобья, неприветливо. Так смотрят дикие звери. Ты не знаешь, что выражает их взгляд. Может быть, Тессетен думал совсем о другом и вовсе не испытывал неприязни к собеседникам, но Танрэй содрогнулась и спряталась за плечо мужа. И в то же время что-то шевельнулось в ее груди.

Сетен был небрежно-ироничен. Он был циником, которого ничем не удивишь. Он слишком рано состарился внешне. В нем очень мало чистого. И еще — у Сетена была жена, шестью годами моложе него, ровесница Ала, красивая ледяная Ормона. Она вернулась вместе с мужем откуда-то из диких мест планеты.

До сих пор с удивлением вспоминала Танрэй ту, первую, их встречу. Удивлялась — своим ощущениям. Ал, казалось бы, ничего не заметил, и они никогда не разговаривали о Сетене и Ормоне.

И вот теперь совсем небольшой командой, сколоченной усилиями кулаптра Паскома, на корабле «Сэхо» они покидали Оритан. Их путь лежал к необжитому цивилизованными людьми материку, значившемуся на картах как Рэйсатру — Земля Возрожденной Мечты. Именно там, на южной его оконечности, и работала уже несколько лет чета Сетен — Ормона. Паском говорил что-то об энергетике гор, но Танрэй не запомнила. Это был выбор знающих тонкое, а профессия Танрэй относилась к несколько иной области.

Девушка вошла в каюту. Здесь было тепло. Нат легко отпихнул своего хозяина и царственно проследовал за нею. При его размерах проделать такое было несложно: когда пес вставал на задние лапы, он оказывался одного роста с высоким Алом.

Танрэй разделась и, растирая согревающиеся руки, взглянула на мужа:

— Вот и все, Ал… Признаться от души, так мне не хочется жить после всего, что произошло…

Вынюхивавший что-то в углу каюты, волк фыркнул и обернулся на нее. Ал скинул подбитый мехом плащ (больше он ему, скорее всего, не понадобится) и потянулся. Но жене он так ничего и не ответил. Нат изучил каюту, а потом лег у порога, положив на лапы задумчивою морду. Вот уж кому хорошо повсюду, так это псу Нату. Лишь бы хозяева были рядом. А дальше — хоть лети весь мир к морозам и вьюгам.

— Все решено, все сделано! — засмеялся Ал. — Мы с тобою молоды, мы никогда не состаримся! В наших жилах — лава, а не вода. Разве не повод мчать вперед, Танрэй?! Пусть прошлое не разъедает наши сердца! Война и зима — в прошлом. Очнись, пойми, прими!

Танрэй подняла голову и посмотрела на него. В каюте сделалось еще жарче. Глаза Ала сияли. Они, кажется, поменялись ролями: прежде заводилой была она.

— Идем! — воскликнул он. — Идем на палубу! Сейчас вернется Тессетен — и мы отплываем.

Наверху собрался «костяк» группы эмигрантов. Тримагестр Солондан, пожилой ученый муж, выдающийся генетик, селекционер. Созидатель Кронрэй. Сам кулаптр Паском. Одновременно с Алом и Танрэй на палубу поднялся и конструктор Зейтори. Все учел кулаптр. Это уже не любительская разведывательная команда, как шутил Тессетен. Все было гораздо серьезнее.

Поджарый, почти совсем белый Нат уселся рядом с хозяином и поглядел на купающийся в алом тумане город ори.

Танрэй положила руку на грудь. Больно, как больно!

Волк встряхнул острым ухом и посмотрел своими темно-серыми, почти человечьими глазами на девушку. Она погрузила пальцы в его роскошный воротник. Шерсть у Ната была столь густой, что он мог спать в сугробе в самый лютый мороз.

Наконец вдалеке, меж портовых построек, показалась темная стремительная фигура Тессетена. Танрэй подобралась: это были последние минуты их пребывания на родине…

Закутанный в широкий черный плащ-накидку, капюшон которого был оторочен мехом черного песца, друг Ала взбежал по трапу.