Пляшущий оранжевый огонек высветил обломки давным-давно сгнившей лестницы, ведущей куда-то наверх, руины сундуков, перемешанных с ржавчиной, и массивный каменный люк в полу, на котором за минувшее время не осело ни пылинки.
— А вот это уже интересно… — Уланов, вернув клинок в ножны, повозил новой в мусоре, покрывавшем пол, выискивая что-нибудь, чем можно подцепить ручку люка. Тот выглядел слишком необычно, чтобы паладин рискнул хвататься за него руками или даже кладенцом.
Первая железяка, которую нашел рыцарь, испарилась без единого звука. Вторая — рассыпалась в пепел, чуть не расплавив перчатку. Третья, которую Уланов терпеливо скрутил из доброго десятка бронзовых полос, бывших когда-то оковкой щита, выдержала целую минуту. Впрочем, этого вполне хватило, чтобы выдернуть из пола каменную пробку.
Помещение наполнилось диким ревом, словно в подвале заперли добрый десяток ураганов. Уланов упал на колени, пытаясь устоять на месте — несомненно, хищные заросли сзади были бы этому очень рады, но паладин не собирался доставлять им такое удовольствие. Напор ветра с каждой секундой становился все сильнее — в конце концов, Уланову пришлось упасть ничком, изо всех сил цепляясь за неровности пола латными перчатками.
Впрочем, буквально через минуту ветер все-таки стих, и паладин осмелился встать на колени.
— Правильно, червь, — пророкотало откуда-то сверху. — Так и положено приветствовать Повелителя ужаса!
Уланов поднял голову — над ним возвышалась фигура, словно восставшая из кошмарных снов. Тело ее было сплетено из мириадов ядовито-зеленых стеблей, конечности отсутствовали, а вместо головы пульсировал алый зубастый цветок.
— Ты кто? — торопливо оглядевшись, Уланов заметил, что все поле хищных кустов бесследно исчезло.
— Я — Повелитель ужаса! — от рева паладину заложило уши, и тот впервые пожалел, что снежно-белый шлем защищает его только от оружия.
— Я понял, — Уланов стянул каску и демонстративно покрутил пальцем в ухе. — И незачем так орать, я и в первый раз прекрасно слышал.
Видимо, ответ чудовищу не понравился — зеленая колонна изогнулась, бросив к земле алую пасть. Уланов шустро перекатился в сторону, одновременно выдергивая из ножен клинок, и наудачу ткнул им куда-но вверх. Впрочем, секундой позже паладин пожалел об этом — раздавшийся визг был настолько оглушительным, что на миг Уланов испугался — сейчас голова его расколется, как спелый арбуз.
С неба хлынул поток едкого сока, и паладину пришлось стремглав отступать в чудом уцелевшую арку ворот. Сейчас Уланов наконец-то смог оглядеться — лес вокруг в радиусе доброй сотни метров выкосило начисто, от башни остался только каменный пятачок с дыркой бывшего люка в центре, а большая часть двора густо дымила, облитая «кровью» монстра.
— Где ты? — на сей раз чудовище ревело куда тише. Уланов осторожно выглянул из-под щербатого навеса — чудище снова выпрямилось во весь рост, явно потеряв его из виду. Цветок на вершине был раскроен пополам, и часть зубастых лепестков безвольно обвисла. — Покажись, чтобы я мог сожрать тебя!
Паладин восхищенно покачал головой — про столь наивных монстров он читал в далеком детстве, и уже тогда поражался их невыносимой тупости.
— Покажись!
— Шиш тебе, — едва слышно пробормотал Уланов. Его немного огорчало отсутствие хоть каких-нибудь укрытий, но, подумав, он сперва решил спрятаться в подвале, где раньше «хранился» монстр, а уж потом определиться, что делать дальше.
— Покажись!
Уланов, не говоря ни слова, метнулся к массивному стеблю чудовища и со всей силы полоснул по нему кладенцом. Лезвие, к немалому удивлению паладина, не встретило ровным счетом никакого сопротивления, словно меч пытался разрубить туман, а не плоть — пусть и волшебную.
— Я тут, — паладин, перекатившись, увернулся от фонтана буро-зеленой слизи. — Что надо?
— Умри… — с неба снова хлынул дождь кислоты, и Уланов резво отскочил в сторону. Точнее, попытался — из земли снова полезли мелкие копии монстра — столь же агрессивные и зубастые. К счастью, они пока были не в состоянии прокусить кожаные штаны паладина, но задачу «держать и не пускать» выполняли.
К счастью, рыцарю обварило только локоть — если бы не волшебная кольчуга, впитавшая в себя большую часть кислоты, бой бы на этом и закончился. Мысли Уланова помутились — только чудом ему удалось остаться в сознании. Меч вдруг стал необычайно тяжелым, а секундой позже паладина накрыла волна равнодушия. Ему вдруг стало совершенно все равно, что сейчас его сожрет какой-то древний монстр, что Этериль ждет его возвращения — ему захотелось лечь и больше не двигаться.
Это состояние длилось всего секунду, но ее чудовищу вполне хватило, чтобы обвиться вокруг паладина. Единственное, что не позволило ему сразу же раздавить наглого смертного — все та же волшебная броня, дар Артемис.
— Ты сейчас умрешь! — в лицо Уланову дыхнуло резкой ацетоновой вонью. Паладин поморщился и открыл глаза, едва сдержавшись, чтобы не закрыть их снова. Он висел на высоте добрых тридцати метров, прямо напротив искалеченной пасти монстра. Впрочем, оставшихся нетронутыми лепестков хватило бы даже на десятерых паладинов. — Умрешь…
Ацетоновая вонь стала невыносимой, и это подсказало Уланову выход.
— Зажгись! — чахлый кустик огня сорвался с протянутой в торону пасти ладони, и Уланов крепко прикрыл лицо уцелевшим рукавом.
Очнулся паладин уже ночью. В небе висела неправдоподобно белая луна, которая светила ничем не хуже иного прожектора. Останки чудовища еще чадили, но, как Уланов ни присматривался, никакого движения в обугленных кучах заметить так и не смог. Все тело ныло, словно паладина тщательно избивал какой-то садист, старавшийся не пропустить ни единого клочка тела.
— Это еще кто умрет, тварь, — рыцарь, с трудом поднявшись на ноги, сплюнул в сторону. Слюна оказалась необычно темной и тягучей, во рту стоял отвратительный привкус, обожженную руку невыносимо жгло, и Уланов дал себе заметку — при первой возможности показаться квалифицированному лекарю, каких бы денег это ни стоило.
Снова накатила дурнота, и паладина бурно вырвало. Отчаянно хотелось снова лечь и не шевелиться хотя бы до рассвета, но Уланов чувствовал — тогда он утром попросту не проснется. Мысли путались, и, попытавшись собрать их в кучку, паладин решил — надо начать с простого: например, отыскать меч. А дальше — будет видно.
* * *
Воду из подвала откачивали сутки, и еще сутки гном сушил помещение, избавляясь от малейшего намека на сырость. Он знал — если этого не сделать до холодов, то к весне подвал превратится в идеальный инкубатор для плесени всех мастей, и вывести тогда ее будет не проще, чем отстроить подземелье заново.
— Это святая вода, — миссионер, кинув косой взгляд на похрюкивавшую помпу, устроился на перилах.
— У меня нет времени торговать ей в розницу, — буркнул Гарин. Он уже прикинул как минимум десяток рецептов, которые вполне могли озолотить его, но, увы, времени на их реализацию не оставалось. Через три дня в сторону Керналла уходил караван, владелец которого был кое-чем обязан гному, и Гарин нипочем не хотел упускать такой случай.
— А это уже попахивает святотатством, — миеннист поморщился. Похоже, за долгие годы проповедничества он совершенно отвык от образа мысли мирских людей.
— А если я отдам половину в храм?
— Смотря какой, — миссионер едва заметно улыбнулся. — Если в обитель Претоскливой Миенны — тогда вполне может сойти за богоугодное дело.
— В наших краях нет ее обители, — гном кинул быстрый взгляд на культиста. — И иногда мне кажется, что это — к лучшему. Затяжные дожди дурно влияют на торговлю.
— Так замостили дороги бы.
— Умный, да? — Гарин не смог сдержаться. — Чтоб к нам по этим же мостовым захватчики приехали? Кроме того, булыжник разбивает колеса — а это тоже вредно влияет на торговлю.
— Опять торговля, — культист презрительно сплюнул. — Что ж вы, гномы, все жадные такие, а? И ваш этот… — миеннист потер пальцами, словно перелистывая бумагу, — Тарибан-копатель — покровитель рудознатства и, и… — культист, смутивших, замолчал.
