Не стоит удивляться, что поставщики пришли в состояние с повышенным энергетическим уровнем.
— Господа, вас эта задержка волновать не должна. Мы делегируем троих инженеров и пятерых техников, которые оперативно доведут монтаж системы управления.
При этих словах насторожился уже Рославлев.
— Господа, — со всей вежливостью осведомился он, — не хотите ли вы этим сказать, что недоделки будут устраняться в пути?
— Если только на вашем пароходе найдутся каюты, то мы готовы именно исправлять в пути.
— Но шторм…
— Мы уже уточнили у метеорологов. Послезавтра он должен стихнуть. И погода станет вполне пригодной для работы в трюме.
— Господа, если б то зависело лишь от меня, тогда, считайте, мы достигли соглашения. Но в данном случае я должен получить надлежащие полномочия. В Гамбурге есть советское консульство, не так ли? Нам нужно туда попасть.
В консульстве имелся аппарат защищенной связи. Этот канал был предусмотрен на самый крайний случай.
Несмотря на то, что связь числилась защищенной (и была такой, поскольку происхождение свое вела отнюдь не с середины двадцатого века), Странник всеми силами старался говорить обиняками.
— Говорит Александров. Товарища Михайлова к аппарату, будьте добры. Спасибо.
Сталин вышел на связь через десять минут.
— Товарищ Михайлов, говорит Александров. Группа немецких специалистов просится идти в Ленинград на борту "Красного Донбасса". Им, по их словам, нужно закончить сборку. Три инженера и пять техников.
— Что случится в случае нашего отказа?
— Это будет нарушением условий контракта со стороны контрагентов — срыв сроков. Они не хотят платить за это неустойку.
Будучи прекрасно осведомленным о всей мощи сталинской памяти, Рославлев все же решился напомнить:
— Наша делегация и я лично не уполномочены разрешить им идти на этом рейсе, предполагая… сопутствующие обстоятельства.
Собеседник на другом конце провода выдержал паузу. Рославлеву почудилось, что она длилась с минуту, хотя на самом деле она была намного короче. А еще он мельком подумал, что в кабинете как раз присутствовал Берия.
— По мнению авторитетных товарищей, контракт должен быть выполнен — или же наши контрагенты выплатят предусмотренный большой штраф. Пусть инженеры и техники плывут на нашем пароходе, если наш партнер по контракту хочет выполнить обязательства полностью.
Говорить было больше не о чем.
— Я доложу главе делегации о том, что разрешение получено.
Рославлев положил трубку на рычаги. Та была как раз того сорта, которые уже не вешали, хотя само выражение еще долго держалось в русском языке.
А еще Рославлев с непонятным ему самому чувством подумал, что с таким отношением к человеческой жизни никогда не станет политиком, даже если бы захотел и имел возможность. Не то, чтобы советский экипаж и немецкие специалисты были обречены — нет, наиболее вероятным развитием ситуации Странник полагал арест парохода и груза — но расстрел судна виделся возможным. С этим поделать уже ничего нельзя.
Однако надо было обойти порядочный кусок причала, где уже толпились, образуя нечто, смахивающее на очередь, тяжеленные ящики и громадные детали конструкции, которые просто не поместились бы ни в какую упаковку. В руках Рославлев держал стопку бумаг порядочной толщины и карандаш, коим отмечал отдельные позиции. Не видимый никому "склад" пополнялся новыми предметами.
— Сергей Васильевич, перерыв делать не пора ли?
— Я не устал, Николай Федорович, да и работы осталось не так, чтобы очень много. Через, — короткий взгляд на часы, — пятьдесят пять минут назначен обеденный перерыв. И еще работы после него, самое большее, на полтора часа, а скорее даже на час.
— Не забудьте, нам еще побеседовать с капитаном. И хорошо бы вам самому присутствовать.
— Понимаю вашу мысль, Николай Федорович. Согласен полностью: мне надо обязательно быть при этом разговоре.
Странник не лгал и не преувеличивал: работа с прокатным станом и в самом деле оказалась (как и предвиделось) легкой. Подойти к ящику или металлической громадине, возвышавшейся над пирсом, можно было хоть на расстояние в два метра. Уж на пять метров так точно. Осталось лишь договориться с капитаном.
И Рославлев вместе с охранником пошли в сторону "Красного Донбасса" — тот стоял у пирса, поскольку погрузку предполагалось начать через считанные часы. При Страннике была его обычная громадная клетчатая сумка.
Афанасий Софронович Михеев не был новичком на мостике. Девять лет стажа — это вам не пуночка [49] чихнула. Вот почему почти с самого начала разговора некая часть тела сообщила капитану, что рейс ожидается с тухлятиной, а по мере развития беседы ощущение становилось все сильнее. Да еще нагрянул с неожиданной проверкой инспектор и заявил со всей категоричностью, что в Кильский канал судно при таком состоянии корпуса допустить никак нельзя. Капитан прекрасно знал, что "Красный Донбасс" мог пройти канал без малейшего риска для гидротехнических сооружений и для судоходства вообще. Но доказать неправоту придиры можно было лишь через суд — а на такое пароходство никогда бы не пошло.
Но на этом неожиданности не закончились. Поскольку дело касалось судового хозяйства, вызвали первого помощника. Тот подтвердил, что да, есть крохотная выгородка для установки там рации. Туда же можно подвести электропитание. И радиолюбитель среди экипажа нашелся. Им оказался один из корабельных электриков.
— Но оттуда надо провести антенный провод к грот-мачте. У нас лишнего нет.
Сухопутные пришельцы переглянулись.
— Мы предполагали, что с этим будет затруднение и приготовили… вот, в этой бухте двести метров. Хватит?
— Наверное, — осторожно ответил помощник, хотя был уверен, что такого количества будет более чем достаточно. А еще мелькнула мысль, что такая бухта и весить должна преизрядно, а ведь пожилой инженер вовсе не казался силачом.
Точно то же самое подумал старший из посетителей, заявивший со всей уверенностью:
— Излишек, если останется, ваш.
Такая щедрость порадовала помощника, а капитан окончательно уверился, что рейс будет не просто опасным, а хуже того.
— А это инструкции для вашего радиолюбителя, — и в руки капитана перешел лист бумаги.
Тот из пришельцев, от которого за кабельтов ыхразило принадлежностью к органам, вежливо, но настойчиво добавил:
— Этот документ изучить, запомнить и уничтожить.
Приказ был насквозь понятен.
Торговая делегация СССР уехала из Гамбурга на поезде. Рославлев чуть не на каждой станции посылал за газетами; советских в киосках, понятно, не было, но заголовки немецких газет неукоснительно переводились. И ровно ничего тревожного о судьбе "Красного Донбасса" не сообщалось.
Полознев, отдать ему справедливость, рассуждал здраво:
— Сергей Васильевич, если ваша задумка и сработает, то об этом немецкие власти — ну и в ленинградском пароходстве тоже — узнают в лучшем случае через трое суток. Если вообще узнают. Ведь может так быть, что никто не прознает о случившемся? Да запросто. Да сами судите: если встреча через сутки после выхода и если наши дадут знать, то это сообщение до пароходства только-только через сутки дойдет, а до газетной редакции — еще столько же. Так что ждите, пока до Москвы доберемся. Да и то молвить… кхм… еще не факт, что наши сразу опубликуют. Да и немцы тоже. Сами знаете, что за политика тут вокруг.
Капитан Михеев прилагал все мыслимые усилия, дабы избежать нежелательной встречи. Ему надо было пройти всего-ничего до входа в Скагеррак — меньше суток — но и того хватило для английского крейсера.
Полпути до пролива было пройдено, когда помощник подал голос:
— Гляньте, Афанасий Софронович, "купец" идет. Шведский флаг.
— Вот именно, шведский, — буркнул капитан на справедливое замечание помощника. — да только по надстройкам он типичный англичанин.
