– Около шести, – вспомнила я рассказы капитана Мерри, но леди Хаббард только отмахнулась:
– Быть того не может… Впрочем, наверняка все сидят по каютам, привыкают к путешествию. А сколько на этом корабле иностранцев? Такое чувство, что половина!
– Вот тут я с вами полностью согласна… – начала было я, но тут заметила странное.
Лиам бежал вдоль борта – именно бежал, хотя и знал, что маркиз не одобрит такое неподобающее юному джентльмену поведение. И Мэдди рядом не было.
На мгновение у меня мелькнула кошмарная мысль: «А вдруг она упала в воду?» Но тут Лиам перешел на шаг, одернул сюртук и к нам с леди Хаббард подошел уже степенно.
Лицо его выражало крайнюю растерянность и беспокойство.
Подойдя ближе, он попросил меня наклониться и прошептал на ухо:
– Леди Гинни, там у другого борта леди плачет. Очень красивая, и другая леди её успокаивает, а она аж икает уже и всё не может перестать. И рука у неё вся синяя, аж под перчаткой видно… Мэдди там осталась, но она ж немая, не расспросит ничего. А леди плачет – аж жуть… Страшновато как-то.
Я не была любительницей вмешиваться в чужую жизнь, но рассказ Лиама меня отчего-то встревожил. К тому же у мальчика были особые отношения с «плачущими» женщинами после случая с Корнелией Хортон. Поэтому я с извинениями и взаимными реверансами распрощалась с леди Хаббард и, тяжело опираясь на поручень и на новую трость, подаренную маркизом, поковыляла к противоположному борту. Для того, чтобы попасть к плачущей леди, нужно было обогнуть почти весь корабль. К счастью, навстречу нам никто не попался – почти все были на ужине, за исключением нескольких иностранцев, путешествующих в одиночку.
Плачущую леди я заметила ещё издали.
Лиам был прав – даже на расстоянии от нее исходило ощущение смутной тревоги, опасности… и тайны.
Леди была очень стройна и высока, но при этом казалась хрупкой, словно молодое буковое деревце. Длинное, до самого пола, зауженное к низу платье в бежево-зеленых тонах лишь подчеркивало первое впечатление. Пышные светлые кудри леди были забраны наверх, но кончики их доставали до талии – верно, если бы леди распустила волосы, то они оказались бы длинней, чем даже у Глэдис. Довершали костюм леди молочного цвета кружевные перчатки и шляпка с пышной вуалью, сейчас откинутой назад. Нечто в осанке, в нервных движениях рук, в скромности наряда говорило о весьма юном возрасте… но украшения были, скорее, как у замужней особы.
Тихонько всхлипывая, леди рыдала на плече у своей то ли компаньонки, то ли служанки – темноволосой женщины, удивительно похожей на неё фигурою и осанкой. Эта служанка что-то вполголоса объясняла Мадлен, взволнованно теребящей платок, и поглаживала хозяйку по плечам. Завидев меня, она умолкла и опустила глаза.
– Добрый вечер, – улыбнулась я, слегка отстраняясь от Лиама и делая вид, будто всего лишь придерживаю мальчика за плечо, а вовсе не опираюсь на него. – Мы, кажется, не имели честь быть представленными друг другу, – невозмутимо, словно не замечая неловкости ситуации, продолжила я. Правила этикета требовали пройти мимо, не замечая чужих слез, но что-то подсказывало, что сейчас мне следовало ненадолго позабыть о воспитанности. – Впрочем, мы ведь уже встречались где-то? Графиня Эверсан-Валтер, Виржиния, – склонила я голову. Повисла неловкая пауза. – А это мой воспитанник – Лиам, баронет Сайер… – тут я запнулась, на мгновение растерявшись – как представить Мадлен? Аристократии она обычно сторонилась, а всем прочим представлялась просто по имени, питая странную неприязнь к своей фамилии. Но что хорошо для людей вроде Эллиса, то не подходит для высшего света. – … с Мадлен, я вижу, вы уже познакомились; она моя… моя компаньонка.
Леди замерла, как настороженная птица, и ответила мне служанка:
– Бесконечно польщена знакомством с вами, леди Виржиния. Думаю, во всей Аксонии не найдется человека, который не слышал бы о вас или о мисс Мадлен Рич, как и о «Старом гнезде», – грудным голосом произнесла она и склонила голову, насколько позволяло неудобное положение. Формулировки речи её были безупречны, но звучали как-то… заученно, что ли? Точно их приготовили и зазубрили заранее, специально для подобных случаев. – Прошу прощения, но моя госпожа, леди Кэмпбелл-Чендлер, сейчас не вполне здорова, и не может представиться, как подобает. Меня зовут Мэй, леди, – и она снова опустила голову. – Ещё раз приношу нижайшие извинения.
– Леди Кэмпбелл… Чендлер? – удивленно переспросила я. – Прошу прощения за любопытство, но мне однажды довелось разговаривать с леди Агнесс Кэмпбелл, баронессой Кэмпбелл. Вы с нею случайно не родственники?
Реакция на простой вопрос оказалась совершенно неожиданной.
Леди вздрогнула всем телом… и разрыдалась в голос, по-детски и беспомощно.
И не знаю, как так вышло, но закончилось все тем, что мы вчетвером стояли у борта, Мэдди и Мэй прикрепляли шпильками отлетевшую от шляпки густую вуаль, леди вытирала глаза моим платком – и хриплым шепотом говорила. А я внимательно слушала, опираясь на плечо Лиама, старательного делающего вид, что он глухой, немой, беспамятный и глупый одновременно.
– Агнесс – моя мамочка, – придушенно объяснила леди Кэмпбэлл. – Меня зовут Арлин. Позапрошлой зимой папочка очень сильно заболел, все время кашлял, а врач отчего-то не смог ничего сделать, и… потом мамочка заболела. А когда и брату стало плохо, меня отослали в загородный дом. И… и… теперь я одна, – заключила она совсем тихо.
– О… – выдохнула я. Действительно, история показалась очень знакомой; о чем-то подобном писали в газетах, но тогда я была слишком удручена смертью леди Милдред, чтобы следить ещё и за другими новостями. – Примите мои глубочайшие соболезнования, леди Кэмпбелл, и простите за неуместный вопрос… Тяжело остаться одной в столь нежном возрасте.
– Это мне нужно извиняться. Я такая плакса, – Арлин прижала платок к губам и зажмурилась. – Мистер Чендлер говорит, что это нервические припадки из-за дурной наследственности.
– Мистер Чендлер?
– Мой супруг, – она уткнулась взглядом в палубу. – Я… простите, правда, не могу говорить.
Глаза у неё снова сделались мокрыми.
– Что ж, не буду настаивать, – кивнула я. – Позвольте один вопрос – почему вы плакали, леди Кэмпбелл?
В эту секунду Лиам незаметно дернул меня за платье сзади и указал подбородком на Арлин – она как раз подняла правую руку, чтобы воспользоваться платком. Я пригляделась – и ахнула: от локтя и до запястья кожа вся пестрела синяками, и видно это было даже сквозь кружевные перчатки. Продолговатые синяки, не слишком широкие, словно… словно…
Додумать эту мысль я не успела.
Мэй вдруг вытянула шею, точно силилась разглядеть что-то, и забеспокоилась.
– Леди Виржиния, нам нужно срочно идти! – Мэй нахлобучила шляпку на Арлин, расправила вуаль и взяла госпожу за руку. – Ещё раз прошу прощения, но нам необходимо вернуться в каюту! Прямо сейчас!
Служанка быстро наклонилась к уху Арлин и что-то прошептала. Я уловила только дважды повторенное «он», «не должен» и что-то про «сможет защитить». Арлин испуганно прижала руки к груди и обернулась ко мне:
– Встретимся за завтраком, леди Виржиния! Благодарю за всё! – пискнула она – и, увлекаемая служанкой, засеменила вдоль борта.
Такая резкая перемена встревожила меня. Я оглянулась по сторонам в поисках того, что могло напугать леди Кэмпбелл и её служанку. Кажется, ничего необыкновенного не произошло: так же прогуливались в отдалении пассажиры, большей частью иностранцы; два матроса спорили о чем-то на повышенных тонах, стоя у двери в служебные помещения; прятался за мольбертом художник – любитель морских закатных далей…
– Леди Гинни, туда гляньте, – дёрнул меня за рукав Лиам.
Около широкой лестницы, ведущей к каютам, беседовал с пожилой четой светловолосый мужчина в коричневом костюме. Я пригляделась.
Дама-собеседница рассмеялась и принялась обмахиваться веером. Её спутник начал что-то с жаром втолковывать блондину, размахивая руками… Ничего особенного, обычная салонная беседа.
