Второй шанс (СИ) - Корн Владимир Алексеевич

Глава 6

— Как будто бы проскочили.

Мы собрались в развалинах дома, в комнате, где на одной из стен висел яркий, и совсем не выгоревший плакат знойной красотки в крохотном бикини, которая лежала в гамаке в тени раскидистой пальмы на берегу лазурного моря. Удивительно, что его никто не снял: здесь такие вещи имеют немалую ценность.

— Знать бы еще наверняка, что нас не заметили, — Остап наблюдал из окна в сторону пустоши, но время от времени скашивал на плакат глаза.

Да чего уж там, все мы то и дело на него поглядывали. Выполненная в стиле пин-ап, девушка олицетворяла собой безмятежность. Ласковое море, ласковое солнце, и наверняка вкусный коктейль в ее руке. Непременно «оранжад» судя по цвету, я даже на мгновение ярко почувствовал его вкус в пересохшем от волнения рту. Все-таки преодолеть несчастные пятнадцать метров стоило мне многих потраченных нервов, и руки до сих пор еще нет-нет, но подрагивали.

Красотка олицетворяла то, чего сейчас нам катастрофически не хватало. Во всяком случае мне. Остальным проще — у них жадры. Да, мы находимся в укрытии, но едва только отсюда уйдем, как вполне возможно, в нас полетят пули. Ненавижу этот звук, в любом его проявлении. Когда они встречают на своем пути ветки, бьют недалеко от тебя в землю, или даже просто пролетают мимо. Но самый мерзкий из них — это когда пули вонзаются в плоть, пусть даже и не в твою. Или кто-то для нас невидимый кивнет — давай! А тот, для кого кивок и предназначен, рванет чеку, отсчитает пару секунд, сам того не желая побледнев в опасении, что граната сработает сразу, и плавным движением руки отправит ее в цель.

Сюда, в комнату, где на одной из ее стен висит яркий плакат с красивой девушкой. Наверняка мы унюхаем едкий запах от запала, после чего только и успеем, что напрячься. Как будто вмиг окаменевшие мышцы дадут хоть какую-то защиту от осколков, которые начнут нас пронзать.

— Заберу его потом обязательно, — глядя на плакат сказал Гудрон.

— Даша его на голове тебе порвет, ценитель прекрасного, — заверил Бориса Янис. — Или ты втихушку любоваться на него будешь?

— На стенку повесит над брачным ложем, — предположил Трофим.

— Ох, и сколько на ней вмятин появится от его головы! На стенке, — уточнил Остап.

И черт бы его побрал, он улыбался. Впрочем, как и другие.

— Значит так, — прервал всех я. Которого почему-то охватила злость. Или зависть. Наверное, все же она: шуточки себе позволяют, когда вокруг вот это всё. — Первоначальная наша задача — взять языка. Отходить далеко не будем, где-нибудь поблизости постараемся его найти. Дальше все зависит от того, что мы от него узнаем.

— Резонно, — кивнул вмиг посерьезневший Гудрон так, как будто мы не обговаривали заранее, и он только что узнал. — Рядом наши телодвижения не так бросятся в глаза. Наверняка их тут неподалеку немало шастает. Главное, увидеть первыми.

— Ну тогда приступай.

Одних балахонов грязно-коричневого цвета — обычного наряда перквизиторов, будет мало, необходимо еще и рожи размалевать.

— Начну, пожалуй, с Остапа, — заявил Гудрон.

Чтобы оценивающе на него посмотреть, как будто собирался не наносить жирные полосы, а, как минимум, сделать на холсте карандашный набросок, чтобы затем оформить его в портрет. Трофим, занявший место Остапа возле окна, усмехнулся, но промолчал. Гудрон взял Остапа за кончик подбородка, повернул его голову туда-сюда, мазнул обугленным куском коры пробкового дерева по кончику носа, сделав его угольно-черным, и заявил.

— Следующий!

— Чего?!

Остап даже жадр изо рта в ладонь выплюнул.

— Ладно, сам напросился: сейчас я тебя в Максимку превращу.

— Ты как надо делай!

— Тогда язык высунь.

— Язык-то зачем?

— Закамуфлирую: подбородок им прикроешь.

И мне почему-то стало легче. Причем настолько, что я уверовал полностью — все у нас получится. И не убьют никого, и даже не будет раненных. А причиной всего-то были незамысловатые шутки Гудрона.

— Боря, а себе ты рожу сам размалюешь? Нет? Так вот, я этим лично займусь. И первым делом на твоем лбу слово из трех букв изображу. То самое, которое на заборах пишут. А там, глядишь, и как новый позывной приживётся вместо Гудрона.

— С тебя станется! Ладно, уговорил.

И Гудрон нескольким размашистыми движениями покрыл лицо Остапа толстыми линиями. Следующим был я, но Борис и тут остался верен себе.

— Теоретик у нас командир, так что ему покрасивше. Жаль конечно, что цвет только один.

Хотя чего могло быть красивого в той мазне, которой он покрывал нам кожу?

— Ну все, выдвигаемся, — заявил я, когда все было закончено. — Наша цель по-прежнему вон та высотка.

Их здесь хватало, многоэтажных домов, но именно к ней можно прокрасться относительно легко, поскольку первые ее этажи не были видны из-за густой зелени.

Когда мы с Гудроном и Трофимом осматривали местность вокруг, то единодушно пришли с к выводу, что в ней обязательно должен быть наблюдатели: слишком с нее хорошо просматривался дом культуры. А также наметили именно это направление, если Жамыхову и остальным придется прорываться с боем, и не мешало бы его осмотреть.

Я шел первым, и какое-то время нам удавалось быть незамеченными. Ну а затем то ли нас покинула удача, то ли так сложились обстоятельства, но мы нос к носу столкнулись с целой группой перквизиторов.

— Контакт! — не заботясь о тишине заорал я, кидаясь в сторону, и одновременно нажимая на спуск.

Промахнуться с такой дистанции было сложно даже в полете. И еще нас спасло то, что перквизиторы замешкались, пусть и на миг: наша маскировка все-таки сработала. Позади меня загремели выстрелы, и уже только затем враг ответил огнем на огонь. Показавшись из-за камня, за которым успел укрыться, я выстрелил в смутные очертания человеческого тела едва угаданные сквозь заросли. И ещё раз, на треск ветвей откуда-то сбоку.

— Теоретик, цел?

Рядом со мной, нашли себе укрытие за камнем сначала Трофим, затем другие, и последним Гудрон. Он и задал вопрос.

— Не видишь — голова в трех местах навылет прострелена.

Получилось довольно зло, но Гудрон заулыбался.

— По-моему, всех сделали, — предположил Гриша.

— Не уверен, возможны недобитки. И не забывайте — нам нужен «язык». Проф, давай за мной, слева зайдем.

Вячеслав выглядел так, как и обычно. Ничто в нем не напоминало о том, каким он был накануне. То ли встреча с Ирмой так на него повлияла, то ли была другая причина. Спокойный, собранный, с особым прищуром глаз. С размалеванным полосами лицом — типичный коммандос, хоть на картинку. Поди тут догадайся — почти кандидат наук. И еще мне почему-то вспомнились его недавние слова: «Хотел бы я встретиться мною сегодняшним с некоторыми своими оппонентами!» Судя по выражению его лица, ничего хорошего такая встреча им не сулила.

Сделав по «зеленке» небольшой круг, мы с ним вернулись туда, где слышались приглушенные голоса. Чтобы увидеть следующую картину. Гудрон, уложив перквизитора набок, коленом давил ему на внутреннюю часть бедра почти у самого паха, пытаясь передавить артерию. То, что она задета, было понятно с единственного взгляда — слишком много крови вокруг, и ее капельки видны на листьях даже на уровне груди. Можно себе представить — какой был фонтанище!

— Удачненько! — заявил Гудрон.

— Что же удачного? — засомневался Янис, затягивая жгут на ноге перквизитора. Все правильно — иначе тот истечет кровью в считанные минуты, и мы даже не успеем задать вопросы, не говоря уже о том, чтобы получить на них ответы. — Придется волочь его на себе. Нет, чтобы куда-нибудь в плечо.

— В плечо было бы лучше, — кивнул Борис. — Но я о том, что, когда в него попала пуля, он жадр изо рта выронил. Иначе встретил бы так, что самим нам никакие жгуты бы не помогли. Все, берем его и уходим. Остап, не забудь машинку забрать.

Она представляла собой ни что иное, как ПКМ. Пулеметы — крайняя редкость: за все проведенное здесь время, я даже единственного экземпляра не видел. Вернее, видел, и даже пользоваться пришлось. Но другим, почти раритетным — РПД времен второй мировой войны. Но таких — нет, ни разу. А если учесть, что лента от ПКМа уходила не в короб — в рюкзак, к нему как минимум три сотни патронов должно быть.