Но нет, сумел как-то примириться с судьбой, не влезть ни в какие интриги. Напротив, нашел для себя весьма полезное и почтенное дело.
С раннего детства он проявлял изрядные способности к наукам, прежде всего к математике. Те задачи, на которые другие дети тратили помногу часов, вроде вычисления площади поля сложной формы или подсчета податей с какого-то нома, он щелкал как орехи. Самые трудные уравнения и формулы он решал точно и без ошибок.
Представив себе, каково было проделывать это с архаичной египетской математикой, где ни умножать, ни делить толком не умели, а тупо удваивали или располовинивали цифру, пока не находили искомое, Даниил от всей души посочувствовал Хемиуну. Даже проникся симпатией: живи он в его время, может, стал бы вторым Эйнштейном или академиком Василием Пупкиным.
Царскому сыну, проявляющему интерес к учености, прямая дорога была бы в жрецы. Так, собственно, и планировалось, но вышло, что за душу юного принца принялись одновременно соперничать жрецы двух главных в данный момент богов — Ра и Птаха.
Что случилось дальше, старик-дворецкий не знал, но в итоге Хемиун не достался ни тем, ни другим.
Зато стал учеником главного придворного архитектора Яхмоса и уже в восемнадцать лет сумел превзойти учителя, обнаружив ошибку в его проекте архиважной крепости в Дельте. А уже через полтора года был назначен главным строителем отцовской гробницы… Ну, что там еще по личности и привычкам? Любитель вкусно поесть. Держал двух поваров и личного пекаря; обожал пиво разных сортов. Не было лучшего способа угодить архитектору, чем преподнести сосуд первосортного пивка. А за редкими сортами, случалось, посылали гонцов в дальние номы. В библиотеке Хемиуна даже подобралась небольшая коллекция рецептов и папирусов по пивоварению.
— Родственная душа, выходит! — усмехнулся Данька, покосившись на Упуата.
Набожен. Чтит великих нетеру и особенно светлого Ра-Атума. Часто, почти каждую неделю посещает храм бога в Иуну, совершая благочестивые ритуалы. А личная жизнь? Тут тоже все благополучно. Имеет жену из семьи довольно высокопоставленного жреца богини Бает и нескольких детей, причем старшая дочь уже в следующем году должна выйти замуж за какого-то перспективного военачальника с юга.
Рабынями и наложницами не пренебрегал, но ничего даже отдаленно напоминающего папашкин гарем не имел.
«Неудивительно, человек делом занимался. Не до пустяков было», — не без уважения подумал Данька, скользнув по списку построенных при участии принца объектов.
Кроме пирамиды Хемиун курировал еще с десяток важнейших проектов вроде оросительной системы близ Иуну или ремонта Дома Снофру — огромной крепости на границе с Нубией.
А может, как раз в тихом омуте и водятся черти? Вдруг царевич завел себе в городе зазнобу из каких-нибудь разбитных шинкарок или даже непотребных девок? Может, концы надо там поискать? А то окажется потом, что весь переполох поднят зря. Загулял себе архитектор в злачных местах, пивка перебрал. Даня озадаченно почесал нос. Как подступиться к этому вопросу, он не представлял. Хотя бы потому, что в египетских папирусах про блудниц сказано немного. Все больше про жрецов да писцов… Где тут ближайший веселый дом и как до него добраться? Проблема. Нужно будет проконсультироваться с Упуатом.
— Ах голова садовая! — хлопнул себя по лбу Даниил.
Как же это он упустил?! Нужно проверить маршрут, каким обычно пользовался Хемиун, и поспрашивать: не заметил ли кто чего.
— Уважаемый Джехсет, — обратился он к управляющему, — а не подскажешь ли, каким путем твой господин добирался на службу?
…Возле маленького храма какого-то второстепенного бога, что находился рядом с дворцом пропавшего Хемиуна, Даниил оставил колесницу вместе с Каи, строго наказав ему и Упуату никуда не отлучаться, и пешком двинулся вдоль улицы, носившей непритязательное название Торговой.
Именно по ней обычно ходил архитектор, чтобы, выйдя к Нилу, сесть в лодку и отплыть к месту работы — «великой стройке рабовладения».
Улица как улица, хотя и отличалась от той, где стоял его собственный дом.
Жилища окружены глинобитными оградами — не хуже дуванов в Великом Афганистане. Прохожих мало, точнее почти нет.
Он уже почти разочаровался в своей затее, как вдруг увидел небольшую лавку, даже не лавку, а что-то среднее между рыночным прилавком и киоском. Да, пожалуй, перед ним был аналог тех самых палаток со всякой мелочью, что вот уже больше века украшают улицы российских городов и которые власти все обещают убрать к чертям, да никак не могут.
За прилавком, уставленным разнообразным товаром, стоял немолодой, коротко стриженный человек. По всей видимости, хозяин.
Как уже знал Даниил, торговые точки открываются здесь чуть не с восходом солнца, а запираются с темнотой.
Ладно — приступим к допросу. Напустив на себя как можно более важный вид, парень приблизился к лавке, грозно посмотрел на обеспокоенного хозяина.
— Я хему-нечер Великого храма Птаха, как ты, наверное, видишь, — расслабленным движением он коснулся переброшенной через плечо шкуры. — Знаешь ли ты Хемиуна, сына Его Величества, жизнь, здоровье, сила.
— Это которого демоны украли? — произнес лавочник.
«Ого! Да об исчезновении архитектора уже и простолюдины знают. А Джедефхор говорил: тайна, тайна».
— Да, да, — ответил археолог вслух, про себя отметив, что похищение приписано не разбойникам, заговорщикам или, скажем, ливийцам, а потусторонним силам.
Что там Упуат говорил про акху?
— Мне известно, что он обычно ходил именно по твоей улице на службу. Так что давай колись, — бросил Даниил.
— Это как, почтенный? — не понял египтянин.
— До самой задницы, — процедил грозный следователь.
Торговец вздрогнул, должно быть решив, что ему намекнули на некую только что изобретенную пытку.
— А что я должен рассказывать?
— Все!
— Воля ваша, херихеб, — согласился лавочник. — Имя мое Уасенеб, и я из сословия торговцев. Хоть и матушка моя была из неджесов, дочерью коровьего пастуха, да и у жены неджесы были в роду, но сам я купец, и отец мой был купец, и дед, и его отец — тоже торговцы. Так что я как есть из сословия торговцев, и дети мои будут торговцами…
— Давай ближе к делу! — прорычал Даня.
— Ах, о деле… Простите уж великодушно, херихеб, я не понял сразу. Это я завсегда готов. С детства отцу помогал, а отец мой — первый торговец в квартале, да и в городе нашем — не последний. Так что лавка моя, хоть и невелика, но народ ко мне ходит, потому что все без обмана…
Даниил почувствовал, что начинает почти понимать древних владык, казнивших своих подданных за тупость и полное отсутствие ума.
Хоть кол ему на голове теши! Хоть засунь этот кол в… продолжение спины!
Не поймет все равно.
— Товар мой, как изволите видеть, самый лучший, — бормотал скороговоркой Уасенеб. — Гребни из черного дерева — из самого Пунта. Миски вот обливные. Посуда лучшая… А как же иначе — делом-то своим, как вы спрашиваете, я с детства занимаюсь: как семь лет сравнялось, так помогать отцу начал.
— Не о мисках речь. — Археолог решил воздержаться от немедленного разгрома лавчонки с битьем замечательных фаянсовых мисок. — Скажи лучше, ты принца Хемиуна тут часто видел?
— Говорю же, он каждое утро, почитай, ходит… то есть ходил. Я еще удивился тогда. Смотрю: время уже прошло, а его все нет…
— Так ты говоришь, в тот день, то есть седмицу назад, ты его не видел? — напрягся Данька.
— Так про то и речь, я удивился даже: почитай год всякий день видел, даже в праздники, — закивал лавочник. — А вот пропал. Точно демоны украли…
— А не врешь? — грозно уставился на него «хему-нечер».
— Клянусь детьми и Великой Девяткой! — истово заявил купец.
— Ну, добро…
Похоже, больше тут ловить было, что называется, нечего.
По крайней мере установлено, что Хемиун пропал между дворцом и лавкой этого, как его, Уасенеба.
