– Там что: что‑нибудь ужасное? Что‑то вроде «холодильника»? Ну того мира после ядерной катастрофы или бесконечного болота...
Невидимка хмыкнул:
– Нет, красные измерения внешне ничем не отличаются от обычных. Во многих из них обитатели очень благополучны. В некоторых – даже чересчур, на мой взгляд. Но это личное. Ваше же «ужасное» болото – всего лишь один из популярных туристических аттракционов, кстати, расположенный на зеленой нити. Вернее, на одном из ее участков.
– А как же монстры?
– Вы имеете в виду лангенохордумов?
– ???
– Довольно безобидные зверюшки, никогда не покидающие облюбованного ими логова.
– Но мы же...
– А зачем, скажите мне на милость, вы покинули установленный туристический маршрут? Обозначенный, между прочим, специальными вешками. Если бы вы двигались там, где положено, появление лангенохордумов (кстати, довольно эффектное, вы не находите?) ничего, кроме чисто эстетического наслаждения, вам бы не принесло. Но вернемся к красным измерениям: опасность в самом проникновении туда пришельцев из другого измерения.
– Антимиры?.. Аннигиляция?..
На этот раз ночной гость откровенно рассмеялся:
– Ну, эти страсти уже чистый вымысел ваших литераторов‑фантастов. Опасность в другом – в деструкции всего Континуума, причем совершенно неуправляемой. Хорошо, что пока... Подчеркиваю, пока ни один из скитальцев не добрался до красного измерения. Если же доберется...
– Катастрофа?
Чебрикову показалось, что невидимый собеседник развел руками.
– Пока это известно только в теории. Да и в этом, надо вам заметить, многие не сходятся во мнениях. Кто‑то считает, что в случае инвазии весь Континуум б. дет необратимо изменен или даже уничтожен, другие, но их, к счастью, меньшинство, настаивают на том, что некая структурная перестройка Континууму не повредит.
– Знаете, – заметил ротмистр, припоминая прочитанную им «Историю России». – Не нравится мне с некоторых пор слово «перестройка»... Чем‑то катастрофическим от него отдает.
– Совершенно с вами согласен, граф. Однако мы заболтались. Через несколько минут истекает срок вашей вахты, а беседовать при свидетелях или убеждать нового собеседника...
– Петр Андреевич потрясенно вскинул правую руку, на запястье которой еще по принятой в Корпусе моде носил часы, и ахнул: уже без четверти три!
– Не может быть!..
– Увы, тут виноват я, – повинился невидимка. – Показ модели Континуума занял больше времени, чем я предполагал. Разница в восприятии, сами понимаете... Одним словом, я добавил на вашей карте несколько значков, которые, надеюсь, как человеку военному, будут вам понятны.
– А у вас тоже есть военные? – изумился ротмистр.
– Как и везде, дорогой граф, как и везде... Сто против одного, что ночной гость приуныл.
– Прошу вашего прощения, граф, что отнял столько времени, – церемонно начал прощаться невидимка. – Засим спешу откланяться...
Чебриков всполошился:
– Постойте, я же не успел расспросить вас о маршруте!
Голос уже начал удаляться.
– Маршрут практически ничем не отличается от предыдущего. Несколько досадных заминок – не более того...
– Хороши же некоторые из них! – Граф отчетливо вспомнил сражение на мечах в пещере Роланда. Невидимка остановился:
– Один умный человек в вашем мире (вы тоже знаете это высказывание, только немного подзабыли) говорил, объясняя теорию параллельных измерений, что для того, чтобы попасть в расположенную рядом реальность, нужно всего лишь овладеть искусством прогрызать дырки в отделяющей их стене. Вы, граф, мне кажется, овладели этим искусством в совершенстве. До свидания!
– Так мы еще увидимся?
Ночной гость от души расхохотался:
– Увидимся? Вряд ли. Но встречу лично с вами, – упор был сделан именно на последнее слово, – я гарантирую...
Последние слова более угадывались, чем слышались.
– Ротмистр! Что с вами?
Чебриков встрепенулся и сел, очумело тряся головой.
Над лагерем занимался ранний летний рассвет, Валя еще спала, а над ротмистром склонились встревоженные Жорка и Николай.
– Что с вами?
Петр Андреевич протер глаза и виновато улыбнулся.
– Вот... проспал...
Друзья переглянулись: чтобы «железный» ротмистр хоть раз поддался слабости, припомнить не мог никто.
– Изучал карту и...
Граф поднял лежащий на рюкзаке истрепанный лист бумаги, слегка влажный от выпавшей под утро росы, и... обмер.
К уже имеющимся красным звездочкам и зеленому треугольнику добавилось несколько совершенно новых значков.
Часть третьяНИ ШАГУ НАЗАД
28
Туда или не туда, куда нужно было Чебрикову со спутниками, вела тропа, указанная неведомым (и невидимым) доброхотом, посетившим Петра Андреевича, но обитаемые миры внезапно закончились, и дорога странников пролегала теперь через земли, на которые вряд ли когда‑нибудь ступала нога человека.
Дикие базальтовые скалы, поросшие кое‑где кустарником и громоздящиеся исполинской головоломкой под бесцветным, плоским и раскаленным, словно противень духовки, небом, буро‑желтые песчаные барханы, шевелящиеся, словно живые, под непрерывным колючим ветром, или не тронутый топором дровосека девственно‑непролазный лес – безлюдные миры отщелкивались, будто костяшки исполинских счетов, нанизываясь на стержень пройденных путешественниками километров и не оставляя после себя почти никаких воспоминаний.
Казавшееся поначалу волшебной сказкой, а затем опасным, но увлекательным приключением, затянувшееся путешествие превратилось в конце концов в тяжелую, временами изнурительную, но всегда донельзя рутинную работу.
Нет, никто не роптал. Все путешественники просто‑напросто превратились в механизмы – шагающие, привычно оценивающие окружающую действительность на предмет опасности или, наоборот, пригодности (для ночлега, пропитания и прочих утилитарных надобностей), уже не обращающие особенного внимания на красоту внезапно открывшегося за поворотом ромашкового луга или чарующую прелесть лесного озерка.
Ушли в прошлое посиделки у костра, беззлобные подначки и розыгрыши, диспуты на самые различные, затрагивающие все на свете темы. На привалах, наскоро приготовив нехитрую пищу и распределив время дежурства, проваливались в мертвецки крепкий сон без Сновидений, готовые, однако, в любую секунду вскочить на ноги, хватая оружие. Даже Валя, осунувшаяся и как‑то повзрослевшая, что ли, засыпала, обняв трофейный автомат, словно любимую с детства куклу, оставшуюся за тридевять земель отсюда.
Никто не жаловался, все понимали, что, если все идет именно так, значит, так и должно быть. О возвращении не заикался никто. Да и куда возвращаться? По своим следам обратно? Через растревоженное, будто осиное гнездо, логово бандитов, оставшихся без главарей? Через имперский мир, где, вероятно, уже на каждом столбе расклеены объявления, сулящие неплохие деньги за поимку опасных нарушителей спокойствия? Через «туристическое» болото, кишащее голодными лангенохордумами? Нет, дорога была только одна: вперед, и только вперед.
Собственно говоря, никакой прямой не было и в помине. Возможно, переходы и лежали на какой‑то линии, точная конфигурация которой, если припомнить ночное видение ротмистра, была известна только самому Создателю или его зловредному антиподу, однако в реальности дело обстояло совсем по‑другому.
Значки переходов, с педантичностью штабного офицера проставленные Чебриковым на контрольной карте, купленной в «демократическом» мире, ясно и недвусмысленно складывались в гигантскую, геометрически правильную окружность, захватывающую на востоке Хоревск (или, по крайней мере, то место, где он должен был находиться), а на западе, касаясь печальной памяти Краснознаменска (жители которого, надо думать, уже успели благополучно переселиться в соседний Парадиз), вернее, места того злополучного ночного Ьоя с «шакалами», в результате которого путешественники потеряли Берестова и сами едва не сложили головы на черном как асфальт радиоактивном льду, уходившую далеко в Уральские горы.
