– В таком случае, всем нам стоит соблюдать осторожность, – согласилась я нехотя. Плутания в подземельях и сломанная нога изрядно поколебали мою уверенность в собственной неуязвимости. – Да и миссис Шварц, наверное, больше не стоит вовлекать в подобные авантюры. У её сына слишком слабое здоровье, а он слишком привязан к матери, чтобы не переживать за нее. Мистер Шварц же, напротив, бывает слишком не сдержан. Сегодня утром он устроил такой переполох, что бедная Рената даже забыла свою записную книжку.
– И вы, разумеется, отослали её с прислугой к хозяйке?.. – полувопросительно произнес дядя Рэйвен, и я лишь тогда спохватилась:
– Нет! Кажется, книжка до сих пор у меня с собою.
– Вот как… – Взгляд у маркиза стал неприятно цепким. – Бесценная моя невеста, вы не возражаете, если мы пообедаем с вами, в вашей каюте? В конце концов, мы почти родственники.
– Ах, боюсь, чем дальше, тем меньше людей беспокоят такие нюансы, – вздохнула я. – Разумеется, не возражаю. Только надо дать указания прислуге.
– Я об этом позабочусь. Мэтью?
– Уже исполняю, сэр, – поклонился секретарь – мне показалось, слегка насмешливо. – Леди Виржиния, мисс Рич – пока оставляю вас.
За обедом маркиз вел себя совершенно неподобающе. Во-первых, он все время молчал, оставив светские беседы нам с Мэтью. Во-вторых, отобрал у меня записную книжку, вскрыл булавкой простенький замок на ремешке и принялся без всякого стеснения изучать заметки миссис Шварц. А когда я с весьма прозрачным намеком спросила, не нужно ли ему что-нибудь, он как ни в чем не бывало ответил:
– Да, три-четыре листа плотной бумаги и хорошая перьевая ручка были бы весьма кстати.
Мэтью сделал трагическое лицо, Лиам насупился, а я вздохнула и попросила Мадлен принести требуемое.
Когда четыре листа были полностью исписаны мелким почерком, а служанка привезла кофе и удалилась, я осмелилась поинтересоваться:
– Надеюсь, у миссис Шварц не будет неприятностей из-за того, что вы делаете?
– Что вы, Виржиния, – не моргнув глазом, солгал дядя Рэйвен и наконец отложил злосчастную книжку. – Записи ей сегодня же вернет служанка, отвечающая за помещение, где они были утеряны. И, разумеется, я надеюсь на ваше благоразумие.
– Если я не могу задавать вопросы миссис Шварц, мне придется задать их вам, – нашла я компромисс. – Ваш интерес как-то связан с научными исследованиями мистера Шварца?
Маркиз немного поколебался, прежде чем ответить. Он пригубил крепчайший черный кофе, переложил с места на место два маленьких бисквитных печенья, посмотрел в иллюминатор и лишь потом произнес:
– И да, и нет. Скажем так… То, что записано в этой книжке, неожиданность для меня. Я давно подозревал, что Рената Шварц талантливее, чем ее супруг, однако не знал, насколько. Ее записи также объяснили, почему некий промышленник руками своих должников в Нижней палате около месяца назад пытался воспрепятствовать введению некой новинки в снаряжение аксонской армии…
– Рольф Чендлер.
– У вас исключительное чутье, драгоценная невеста.
– Не думаю. Но совсем недавно все мы видели, как Чендлер о чем-то договаривается с Карлом Шварцем, – призналась я.
– Вот как? – сдержанно удивился дядя Рэйвен.
– Знать не желаю, о чём именно.
– Это весьма разумно, – похвалил меня маркиз, и я поспешила добавить:
– Гораздо больше меня волнует судьба Арлин Кэмпбелл.
– Именно поэтому я сейчас достаточно откровенен с вами, Виржиния, а также с вашими подопечными, – понизил голос дядя Рэйвен. Мэтью, проследив за его взглядом, прогулялся до двери и обратно, чтобы проверить, не подслушивает ли кто. – И меня, и вас, и, тем более, леди Арлин Кэмпбелл более чем устроит обвинение Чендлера в заговоре против короны. Декрет «О дурных ветвях» одинаково хорошо подходит и для устранения политического противника, и для расторжения брака-мезальянса.
Я ответила прямотой на прямоту:
– Что вам нужно от меня сейчас, дядя Рэйвен?
– Внушите вашей доброй подруге миссис Шварц мысль о том, что она просто обязана опубликовать результаты своих исследований, – раздельно и четко произнес маркиз. – Верю, что у вас это получится – вы уже, сами того не зная, подтолкнули миссис Шварц к правильному выбору. Осталось только рассказать ей о конгрессе в Романии в следующем месяце и о том, что там будет выступать мисс Кэролайн Смит… это единственная женщина-математик в Аксонии и, разумеется, яростная «ширманка». Думаю, миссис Шварц найдет у нее ту поддержку, которую ищет.
– Мисс Кэролайн Смит… – пробормотала я. – Хорошо, запомню.
– И ещё одно, – произнес маркиз, явно колеблясь. – Если, по вашим словам, Чендлер о чём-то договаривался со Шварцем, то должно быть какое-то письменное подтверждение для их соглашения. Скорее всего, оно хранится у Чендлера. Я заклинаю вас всем, чем только можно – памятью отца, матери, леди Милдред, в конце концов… – Голос у дяди Рэйвена стал хриплым, но это быстро прошло. – …заклинаю вас, не пытайтесь искать письменное подтверждение самостоятельно. Более того, не позвольте даже намеку на подобное намерение просочиться за двери этой каюты, иначе вы окажетесь в смертельной опасности. И, более того – и Мадлен, и ваш мальчик… Но если леди Арлин Кэмпбелл в разговоре случайно упомянет о том, что ее супруг работал с какими-то необычайно важными бумагами и спрятал их, скажем, в потайное дно шкатулки – тотчас же сообщите мне.
Наверно, если бы я стояла, у меня подогнулись бы ноги. А так мне пришлось всего лишь очень, очень медленно и аккуратно поставить чашку с кофе, стараясь не расколоть блюдце, сцепить руки в замок и беспечно улыбнуться:
– Разумеется, дядя Рэйвен. Я обещаю быть крайне осторожной, но если услышу о чем-то любопытном, то вы узнаете об этом через час самое позднее. И, да, разумеется, и Мадлен, и Лиам также будут осторожны и не поставят меня в затруднительное положение.
Мадлен яростно кивнула, кроша пальцами хрупкое бисквитное печенье, а бледный как полотно Лиам пробубнил что-то согласное.
Дядя Рэйвен глубоко вздохнул – и тоже улыбнулся, глядя поверх синих-синих стекол очков:
– Я рассчитываю на вас, дорогая невеста.
Надо признаться, разговор с маркизом надолго выбил меня из колеи. Потребовалось всё мое самообладание, чтобы вечером как ни в чем не бывало подняться в Восточный салон и присоединиться к честной компании. К счастью, леди Хаббард успела сойтись с романкой, воистину очаровательной, хоть и стеснительной леди Марией Консуэлой Гарсиа де ла Крус. Вдвоем они с легкостью заменили целый дамский клуб, и достаточно было улыбаться, время от времени подкидывая тему для нового витка разговора, чтобы прослыть чудесной собеседницей… Но, пожалуй, впервые я завидовала Лиаму и его досугу – а не наоборот.
Миссис Шварц не показывалась целых два дня – ухаживала за сыном, которому, как обмолвился капитан Мерри, по-прежнему нездоровилось. Я немного беспокоилась и даже однажды подловила корабельного врача, когда он шел от Шварцев, и расспросила его о самочувствии Хенриха. Доктор улыбнулся, став на мгновение похожим на всех своих коллег по цеху одновременно, от Брэдфорда до Хэмптона, и заверил меня, что мальчик идет на поправку и скоро непременно покинет каюту, дабы подышать свежим морским воздухом.
Так и произошло.
С почтенным алманским семейством мы встретились во время прогулки по палубе утром третьего дня; погода выдалась скверная, и серая хмарь неба мешалась с серой хмарью моря, а от ветра слезились глаза. Увидев меня еще издалека, Рената просияла улыбкой. Приветствие же Карла Шварца напротив прозвучало очень холодно – и настороженно.
– Служанка сказала, что записную книжку заметили на полу именно вы, – осторожно прощупал он почву после обмена любезностями. – Если не секрет, как вы догадались, что эти записи принадлежат моей бесконечно любимой, но рассеянной Ренате?
– О, я всего лишь видела, как миссис Шварц зачитывает отрывки из книжки юному Хенриху, – улыбнулась я беспечно. – Да и обложка запоминающаяся.
