Красный вереск - Верещагин Олег Николаевич

С разлапистых еловых веток медленно падал искристый сухой снег. Сечень-февраль напоследок выдал минус тридцать, и Большей Сполох горел в небе уже не только длинными морозными ночами, но и в короткие ясные дни. Правда, дни вот уже полтора месяца как понемногу отращивали хвосты, и старики говорили извечное: «Солнышко на лето, зима на мороз», — и оказывались правы…

На пятнадцатилетие Олег подарил себе и Бранке прогулку по лесу. Несколько часов, не чувствуя холода, они ходко и весело бежали на широких здешних лыжах (напоминавших охотничьи лыжи Земли) по замершему, онемевшему от холода и красивому зимнему лесу.

Бранка ходила на лыжах в сто раз лучше Олега и уже не раз над ним посмеялась. Он отшучивался, с удовольствием следя, как девчонка ловко кружит вокруг, а сам в который уже раз вспоминал визит Йерикки — тогда, полтора месяца назад, когда он, Олег, только начинал ходить по комнате, поднимаясь после ранений…

…— Мы начинаем уходить, — Йерикка выглядел озабоченным и даже разбитым. Он сел на лавку, не дожидаясь приглашения, бросил на стол отороченные белым мехом краги. — Данваны с фрегатов сожгли ещё один город. На юго-западе. Планету подобрали, всё будем делать ночами.

— Трудно, — задумчиво заметил Олег. Йерикка поморщился:

— Справимся… Я не за этим пришёл. Через две недели я сам туда еду. Если хочешь, едем со мной. Ты выплатил свои долги с перебором, тебе пора возвращаться. Незачем ждать марта, да и безопасней тут, чем пробираться на юг.

Олег задумался. Коснулся кончиками пальцев меча, висевшего над постелью, и, не глядя на друга, нехотя сказал:

— Я лучше весной… У вас же связь прямо с городом, а Дорога куда-то в Сибирь выводит, там, может, тысяча километров до людей. Нет, я правда весной.

— Ладно, — без удивления согласился Йерикка. Посидел ещё… но перед уходом без обиды, только чуть насмешливо, сказал: — Мне-то зачем врёшь? Тысячи километров…

…Олег передёрнул плечами. Но не разговор, вспомнившийся сейчас, заставил его это сделать.

В начале марта он уедет на юг, чтобы отправиться домой. Или надо будет уходить с Рысями… но уходить уже СОВСЕМ. Отказываясь от всего и всех на Земле.

Это было выше его сил. Он и так, случалось, просыпался по ночам и, стиснув зубы, мысленно даже не просил — вымаливал прошение у мамы. И у отца — тоже, но в первую очередь — у мамы. Потом приходил день, а с ним — улыбка Бранки, и мучило уже другое — как оставить её?!

И думалось: это тоже выше человеческих сил.

— Вольг! — Бранка повернулась, смеясь из-под мохнатой, здоровенной лисьей шапки. — А в обрат-то не поспеть нам засветло. Побежим, не то в лесу ночь ночуем?

Олег огляделся. Промороженный, таинственно-тихий, заключённый в объятья зимы лес немного пугал. Он сбил с плеч нападавший снег:

— Берлогу откопаем?

Бранка ловко развернулась ига месте, подошла, шурша лыжами, встала бок о бок и склонила голову на плечо мальчишки. Он приобнял девушку рукой. В безмолвии оба услышали звон недалёкого ручейка, оттенявший холодную тишь. И Олег понял, что нет у него желания возвращаться из леса в город…

…Расчистив от снега квадрат земли, они довольно быстро соорудили из лыж и двух шестов каркас стенки, который усилили лапником. Тем же лапником Олег выстилал основание получившейся П-образной стенки с навесом, пока Бранка ловко рубила пазы чеканом в принесённых — приволочённых — трёх полутораметровых толстенных обрубках сосны-сухостоины. Потом они вдвоём, пересмеиваясь и поругиваясь, сдвинули две обрубка вместе, а на них, поверх уложенной в паз растопки, взгромоздили третий. К тому времени, когда это было сделано, звёзды над головами приобрели цвет расплавленного серебра и заперемигивались.

Пока разгоралась заранее подожжённая растопка, Олег и Бранка нагребли на стенку с внешней стороны снегу — сыпучий, он держался плохо, но всё-таки. Когда, успев замёрзнув, они вернулись в своё убежите — там было уже почти тепло.

— Здорово, — оценил Олег, раскатывая меховые одеяла. — Вот и пригодились.

…Выпив настоящего чаю из котелка и перекусив салом с хлебом, оба притихли, даже дыхание сделалось тише. Олег заметил, протягивая ладони к неяркому, но жаркому огню:

— Моранина ночь…

— Не говори про неё, — попросила Бранка, — страшно… Вот в такую пору она по лесу и кружит, только к костру не подойдёт. Знаешь, — Бранка под накинутыми на плечи одеялами прижалась к мальчишке, — она любит издали смотреть на огонь и мечтать согреться хоть раз в жизни. Да как согреть холод вечный? Душу его как согреть? Душа холода — Морана…

Олег погладил её по волосам. Где-то в лесу с треском расселось дерево, потом завыл дрожаще волк. Олег выпростал руку, придвинул «сайгу» с полным магазином и спросил:

— Ничего, то я тебя уговорил сюда идти?

— А я бы не оглянулась с тобой, и вовсе в лесу жить, — просто ответила Бранка. — Не страшно — с тобой-то. Без тебя и в городе, и среди людей — всё одна…

— Не надо… — попросил Олег. — Бранка, я ведь скоро…

Ладошка девушки легла на его губы — тёплая и чуть вздрагивающая, и её шёпот щекотнул ухо:

— А не сей день, не сей час — ну и добро.

Олег прерывисто вздохнул, опустил, склоняясь, голову на колени к Бранке, и её пальцы принялись ерошить волосы мальчишки, подрезанные, но всё равно длинные:

— А тут седина немного, — Бранка легко коснулась висков. Олег промолчал, ему не хотелось ничего говорить. И Бранка повторила: — Не сей час, не сей день — и добро. Хоть и вздох, да наш с тобой, мой да твой, любый мой…

…Они лежали под одеялами лицом к лицу, молча, только по временам касаясь губами лиц друг друга, и морозный лес слушал внимательно и сумрачно тихий шёпот:

— Никто мне не нужен, только ты, — шептал Олег, — никто, никто… как же мне быть, Бранка, как…

— И мне не быть без тебя, не быть… — эхом откликалась Бранка.

Потом они уснули, утомлённые и счастливые хотя бы на час. А вокруг медленно тлеющего костра стонал от мороза лес. Бесшумно стонал — под искристыми крупными звёздами, под Оком Ночи — умерший до весны горный зимний лес….

…Олег проснулся до рассвета, потому что начал тухнуть костёр, а Бранка завозилась позже — почувствовала, как проснулся Олег. В рассеянное сумраке она улыбнулась сонно, по тянулась под одеялами всем телом и спросила:

— Утро уж… Холодно, й-ой… Где тут рухлядь наша?

— Я её под бок запихал, — Олег нашарил ногой сбившуюся туда одежду. — Хорошо, что на снег не вытолкнули — радости было бы одевать… Встаём, в городе может уже ищут…

— Погоди, — попросила Бранка и приподнялись на локте. — Я сказать хочу. Я помню — привезли тебя в город мёртвого. Холодного и серого, что камень, а губы — приоткрыты так и синие совсем…

— Бранка… — коснулся её Олег, но она отстранилась:

— Я те губы тронула — а дыхания нет. Думалось мне — ушёл ты. И так то было, что солнышко среди бела дня на ясном небе углём жухлым почернело для меня. Думалось — уйдёшь, и я жить не стану.

— Бранка… — снова попросил Олег, но девчонка положила пальцы на его губы:

— Дай скажу… Долго я думала. Не можешь ты не уйти. А мне выше сил — тебя терять другой раз. С тобой я пойду, любый мой. Как там ни есть на твоей Земле, кем мне там ни быть — с тобой мне дорожка. Вольг…

…С ближайших деревьев осыпался волнами снег от ликующего мальчишеского крика.