"Фантастика 2025-105". Компиляция. Книги 1-20 (СИ) - Дмитриева Ольга

Рудольф Вирхов в качестве ректора Берлинского университета Фридриха-Вильгельма вручил мне диплом почетного профессора, мантию и поздравил с вступлением в весьма достойную компанию. И сообщил: чтобы стать настоящим профессором, достаточно только выразить желание, кафедра для такого ценного кадра найдется моментально.

Начал я со стандартной процедуры благодарности за то, что удостоили меня и доктора Романовского высоких званий, быстренько пробежался по истории открытия спирохеты и лечению сифилиса с помощью гипертермической реакции. Слушали вежливо, вполне доброжелательно. Корифеи одобрительно кивали, улыбались даже. Ничего нового – все всё уже знают, но ритуал надо провести до конца. Ближе к финалу кто-то выкрикнул из зала:

– Переливание крови убило русскую императрицу?

Шевеления особого среди присутствующих не возникло, но взгляды стали откровенно внимательнее. Что нам сейчас скажет этот русский?

– Вероятно, вопрос задал нетерпеливый журналист. Отвечаю: не знаю, в чем причина гибели Ее Императорского величества. Я не присутствовал при ее смерти, не видел вскрытия, не изучал медицинскую документацию и не общался с непосредственными участниками событий. То есть, я имею примерно те же сведения, что и вы. Состояний, приводящих к гипотоническому кровотечению, много. Желающих узнать подробности отправляю к специалистам. Могло ли переливание крови, которое будто было назначено перед родами, привести к фатальным последствиям? Да. Те, кто занимается гемотрансфузией, а не только читает об этом в прессе, знают, что это очень ответственная и опасная процедура. Об этом было заявлено сразу после открытия метода. Многое еще неизвестно, мы в самом начале пути. Поэтому назначать переливание на всякий случай, да еще и в большом объеме – безответственно и даже преступно. Я искренне скорблю о гибели Ее Императорского величества Александры Федоровны, которой я имел честь быть представленным. Надеюсь, и вы все разделяете мои чувства.

Дальше как-то пошло поспокойнее. Раз уж вышли на эту тему, я максимально академично осветил вопрос. На том и закончил. И так молотил воздух почти полтора часа без перерыва. А то там на банкетных столах уже шнапс греется и жаркое стынет.

Но журналюги, они и в девятнадцатом веке хамоватые и настырные. Вместе с опоздавшими их собралось уже человек тридцать. И снова-здорово: а как же так, опасаетесь ли вы, князь, за свою жизнь, а что будет с переливанием, куда же вы теперь после такого, и прочую ерунду, ответов на которую, если бы таковые имелись, я озвучивать не стал бы ни за что. Отгавкивался по стандартной схеме: ничего не знаю, не видел, достоверных результатов нет, и остальное.

Самое странное, что про Ивана Михайловича Сеченова, официального отца определения групп крови, никто не вспомнил. Кроме меня, потому что письмо ему отправил в первый день.

Сам подход к прессе, или как это называется, продлился минуты полторы, не больше. Потом пришел Жиган и сообщил, что караул устал. Уже отходя, я вроде увидел в толпе Андрея Вениаминовича Данилова, новоиспеченного секретаря посольства Российской империи в Берлине. Очень уж он внимательно на меня глядел. Для отчета запоминает?

Банкет был скучный. Ничего не произошло, драк и скандалов не наблюдалось. Академическое сообщество редко доходит до этого. Выпили по паре бокалов невкусного вина, съели среднебюджетные закуски, сказали пару тостов и разошлись. Разве что договорились с Кохом и Квинке списаться насчет новых лекарств, разработка которых уже идет – так я туманно, без деталей прорекламировал инсулин и пенициллин. А ведь на подходе еще аспирин! Байер прислал результаты своих исследований – пора было публиковать научную статью на тему ацетилсалициловой кислоты. Вот же будет бомба!

Что касается университета, то администрация провела мероприятие, я получил красивый диплом для повышения чувства собственного величия, если вдруг понадобится, и разошлись. Все довольны, все счастливы. Экземпляр групповой фотографии обещали прислать в гостиницу. Остановились мы в том же «Бристоле», кстати, в который я в прошлый раз заселялся. А что, Унтер-дер-Линден, комфорт, безопасность. Уж не знаю, известно ли акулам пера мое временное место жительства, но из унитаза никто не выглядывал и в дверь не ломился.

Мы с Агнесс даже пошли прогуляться. Вышли, правда, со служебного входа, хотя возле главного вроде никто не притаился. Но береженого… Мне уже хватило внимания на сегодня.

Душновато в городе в середине лета. Жара, осадков не было, согласно сведениям от портье, больше двух недель. Но мы шли неспешно, осваивались. Я в прошлый раз всё как-то на бегу, а вот сейчас можно и спокойно погулять. Мне спешить некуда, следующий пункт вояжа, Париж, только через неделю. Сорбонна ждет. Надеюсь, там удастся встретиться с Мечниковым.

Короче, вели мы себя как обыкновенные туристы: глазели по сторонам, пялились на достопримечательности, и ели вредную, но очень вкусную еду – рульку, колбасы… Ну и пиво. Куда без него в Германии? Погуляли, да и вернулись. И легли спать в кровать размера двойной кинг сайз.

А утром я только глянул на заголовки газет, и мне стало немного не по себе. Потому что в нескольких, хоть и не самых авторитетных, появилось утверждение, что якобы князь Баталов, херфоррагендер руссишен хирург, в речи, произнесенной в клинике Шарите, потребовал предоставить ему протокол вскрытия руссише кайзерин Александры, урожденной принцессин Аликс Виктория фон Гесссен унд бей Рейн. Еще и фотку мою тиснули. Там где я потрясаю рукой. И ведь поймали ракурс! И всем уже пофиг, что это я просто показывал в сторону доски во время лекции. Скандал!

И что, мне теперь отправлять телеграмму в министерство двора, мол ничего такого я не говорил? Впрочем, думаю, если надо будет, посольские и сами со мной свяжутся, недаром своего представителя приглядывать отправили. Что Данилов там случайно рядом проходил, потому что в Шарите его тетя троюродная лечит рожистое воспаление на ноге, не поверю никогда.

На третий, что ли, день пребывания в столице Германии, случилась знаменательная встреча. Вернулись мы с Агнесс с послезавтраковой прогулки, довольные возможностью ничего не делать для добычи пропитания и продления медового месяца еще на какое-то время. Из Берлина я пока никуда, потому что «Байер» должен как раз завтра прибыть и сообщить о состоянии дел с фабрикой под Питером. А то я уже даже немного переживать начал: про лекарство скоро станет известно и мелкие партии вроде производятся, а вот про отечественный заводик, где у меня доля – ни слухом, ни духом. Даже Келер ничего не пишет, будто воды в рот набрал. Впрочем, я сейчас в опале, понять можно – лучше дистанцироваться, а то неизвестно чем все обернется с герром Баталовым. Николай – злопамятный, может начать рушить все, что было создано в Москве и Питере. Клинику Романовского, завод Байеров, новую фабрику с Келером. Думаю, на скорую рука не поднимется, но вот княжеского достоинства вполне могут лишить. Вот выяснится, что в процессе получения были допущены ошибки – и все, ауфвидерзейн, «ваша светлость».

Стоило нам вернуться в отель, как меня сразу окликнули:

– Герр Баталофф, вас ожидают, – портье показал на сидящего у столика в фойе мужчину.

Ладно, на журналиста вроде не похож, с карандашом наперевес в атаку не бросается, о судьбе покойной кайзерин не вопрошает. Почему бы и не встретиться? Агнесс пошла к лифту, а я, соответственно, к встающему из кресла посетителю.

Низенький, худощавый. Костюм скромный, скоро можно будет сказать, что сильно ношеный. Внешность скорее семитская, что-то в этом носе есть такое, ближневосточное. Лицо бритое, волосы гладкие, на висках немного седины в шатенистый окрас затесалось. Глаза… блин, умные. Лет сорока, наверное, может, и больше. Довольно обильный загар оценить точнее не дает.

– Извините, что отрываю вас от дел, господин Баталов. Позвольте представиться. Хавкин, бактериолог.