И эта принцесса, герцогиня, аристократка еще меня, помнится, упрекала в первую брачную ночь, что я ем, как свинья! А кто вырвал только что у меня корзину, запустил туда свои руки и, вытаскивая то хлеб, то кусок буженины или индейки, без разбора запихивает себе в рот, давясь, чавкая и роняя на пол обглоданные кости? Вина налить? Да-да, не урчи, понял по твоим знакам, что запить надо. Открыл бутылку вина, хотел налить в бокал. Куда там! Вырвала и, как какой-нибудь алкаш за углом заброшенного гаража, присосалась прямо к горлышку.
Ох… Она же сейчас заворот кишок получит! После голодовки сразу много есть нельзя. И уж точно не ту пищу, которую она сейчас так жадно поглощает. Вы когда-нибудь пробовали отобрать у собаки кость? И не пробуйте, отдаст только своему хозяину и только если хорошо выдрессирована. Изабеллу, видимо, на собачью площадку никто и никогда не водил. Только применив чуть ли не всю свою силу, смог отобрать у жены корзину и вырвать из руки здоровенный кус запеченного окорока, который она таки успела выхватить из корзины, когда я ее уже под сиденье снова прятал.
— Нельзя тебе сразу много есть, — как можно мягче сказал ей. — Плохо будет. Подожди немного. Потом еще возьмешь. И вообще — что с тобой тут делали?
Из сбивчивого рассказа, на протяжении которого гордая герцогиня кидала умоляющие взгляды то на меня, то на сиденье, под которым была еда, узнал, что уже в первый же вечер в монастыре она заподозрила, что ее хотят отравить. Поужинала и только чудом осталась жива, вовремя догадавшись прочистить желудок самым естественным и известным во всех мирах, видимо, способом — два пальца в рот, а перед этим полведра воды внутрь.
И после этого она больше ничего не ела. Ну, почти ничего. Кое-что ей умудрялась приносить Мельба. Но служанке полагалось принимать пищу в общей обеденной зале вместе с другими монашками, и те следили, чтобы она ничего с собой не унесла. А Изабелле подавали отдельно — прямо в ее келье. И это еще больше убедило ее в том, что ее действительно хотят отравить. Тем более, что данный монастырь находился под особым попечением королевы.
Мда… Серьезно за нас Матильда решила взяться. Пожалуй, дядюшка прав — не случайно с нами только двадцать гвардейцев, да и те, как я успел заметить, какие-то не слишком надежные. На меня, по крайней мере, посматривали всю дорогу с плохо скрываемой усмешкой. Ничего, будем решать проблемы по мере их поступления.
А теперь вопрос. Что мне дальше с женой, которая то ли еще голодная, то ли уже объелась, но еще этого не поняла, делать? Откровенно говоря, я очень рассчитывал на бурную ночь, а теперь, видимо, придется об этом забыть. Жаль. Но я же не озабоченный зверек, чтобы ее в таком состоянии еще и близостью мучить?
Нет! Я-то не зверек, но вот Изабелла — зверь!
Уже утро, лежу навзничь на разложенном диване, благо карета большая, все в ней помещается, и пытаюсь осознать, что же это такое было ночью. А я еще гордился, что только я один в этом отсталом мире что-то понимаю в интимных вопросах. Или просто госпожа герцогиня оказалась столь талантлива? Или это монастырский уклад жизни на нее так повлиял, и она представила, что теперь навсегда может остаться по ночам в одиночестве? Или еще что, не знаю. Но только устроила она такое, что даже в моей прежней жизни, полной богатого опыта близкого общения с весьма активными дамами, можно по пальцам одной руки пересчитать.
Наша карета тряслась и подпрыгивала, оси прогибались и скрипели (в последнем не уверен — может быть, это был диван), а Изабелла, нисколько не стесняясь и не сдерживаясь, издавала такие звуки, как будто поставила себе целью спародировать весь известный ей животный мир. Ну, и я не ударил лицом в грязь. Выдержал, поддержал. Справился, одним словом. Когда она, наконец, угомонилась, почувствовал, что хочу есть не меньше, чем Изабелла тремя часами раньше. Кстати, составить мне компанию в этой ночной трапезе госпожа герцогиня отказалась. По крайней мере, я так истолковал ее разворот лицом к стенке кареты и послышавшееся буквально спустя секунду ровное дыхание.
А повезло мне с женой, надо сказать. Особенно она хороша, если ее несколько дней не кормить. Тогда и спесь куда-то пропадает, и ведет себя по-человечески. Вон, даже попытки не сделала, проснувшись, меня с дивана столкнуть. А я помню тот свой полет, в который она меня ногой отправила.
Увы. Не ошибся я. Вся причина удивительной покладистости и нежности Изабеллы заключалась в добровольной голодовке. И в том, что я ее покормил. А еще говорят, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок. Мол, пришел вечером с работы мрачный и раздраженный, а ему бух! в тарелку чего-нибудь вкусного, да побольше. И вот уже любящий муж обнимает любимую жену. Правда, утром опять свинья свиньей! Где мои носки? Почему рубашки из химчистки не забрала⁈ У меня сегодня важное совещание у шефа! Работаешь тут, содержишь семью, а тебе даже такой малости сделать в ответ не могут! Видимо, и среди прекрасного пола такие индивиды бывают. И Изабелла из их числа, похоже.
Пришла в себя моя злобная птичка. Получив с утра у выпущенной из монастыря Мельбы воду для умывания и свои платья, она снова стала прежней.
— Ричард! — заявила она мне безапелляционным тоном и обжигая высокомерным взглядом. — Мы едем в графство Монкур. Там будем ждать указания от отца и императора.
И опять моя жена молодец! Как же я люблю тебя, змеюшка ты моя!
Во мне инициировалась магия! И словом, которое ее разбудило, оказалось то самое, о произнесении которого я мечтал со второго дня моего пребывания здесь. В первый день я еще ничего не соображал, а то бы мечтал на день больше.
— Нет! — не заревел, как можно было ожидать, не промямлил, что уже было бы для Изабеллы удивительным явлением, а просто очень спокойно, но столь же, как и у жены, не терпящим возражений тоном сказал я.
И весь мир вокруг меня расцвел новыми красками. Вначале я настолько опешил, что даже не сразу понял, что я вижу. А видел я различные потоки самых разных цветов, которые переплетались в воздухе и на земле, окружали людей, карету, лошадей и вообще все. Да это же магические потоки, сообразил я. И потянулся к красному. Но моментально отдернул руку, потому что на ладони немедленно вспыхнул огонь и порядочно меня обжег. И тут я увидел фиолетовый тоненький ручеек, как-то странно и очень дружелюбно кружившийся возле меня. Решил потрогать его. Приятнейшей ощущение — как будто гладишь по шерстке какое-нибудь домашнее животное, а оно едва не урчит от удовольствия.
В желании поделиться тем, что со мной произошло, я посмотрел по сторонам и с удивлением обнаружил, что окружающие в ужасе разбегаются. А от меня во все стороны распространяется дымка.
— Эй, куда вы? — хотел крикнуть я, но потом понял, куда. Как можно дальше от меня. Потому что та дымка, которая начала от меня расползаться, превращала в прах все, что попадало в ее зону. Включая траву, кусты и деревья. Жуткое зрелище!
И проблема была в том, что я представления не имел, как это остановить. А остановить было нужно немедленно — дымка уже подбиралась к карете и лошадям. Так в карете же сейчас Мелли, в ужасе вспомнил я.
— Огюст, сволочь ты такая! — позвал я в отчаянии. — Помоги, темный маг хренов!
— Отпусти фиолетовый поток, кретин! — прозвучал голос призрака, который был едва виден и как-то подозрительно мигал — то появится, то пропадет. — Я же предупреждал, чтобы не вызывал меня дней десять! И не вздумай еще и темно-зеленый к себе притянуть.
И Огюст окончательно развоплотился. Я снова посмотрел на фиолетового «милашку» и интуитивно сделал резкое движение рукой, как будто стряхивая с нее что-то. Дымка сразу исчезла. Однако… Чуть было тут армагеддон местного масштаба не устроил. А может быть, и не местного. Откуда мне знать, докуда бы эта дымка распространилась?
— Можете возвращаться! Все нормально! Родрик, Изабелла, идите сюда! — громко крикнул я, облегченно вздохнув.
Но вернулись не все. Только дядюшка Родрик и Изабелла. Причем последняя шла в мою сторону на полусогнутых и явно боролась с желанием присоединиться к гвардейцам, которые, добежав до своих лошадей, вскакивали на них и уносились прочь.
