Безликое Воинство (СИ) - Белоконь Андрей Валентинович

А в самой реке своя живность. Вода на свободных ото льда перекатах прозрачная, словно хрустальная, и я видела в этой воде странного вида рыб, а в затоне заметила лениво плывущее земноводное существо, похожее на лягушку, только с удлинённым телом и небольшим хвостом. Вдоль русла изредка проносились небольшие пёстрые птички. Над нашими реками обычно так летают виланки — они ловят насекомых на лету, однако насекомых среди эорианской зимы не было так же, как и не бывает среди нашей. Одна птичка при мне нырнула в прозрачную глубину заводи, всплеснув над речной гладью высокий водяной султан, а затем вынырнула с маленькой рыбкой в клюве. Вскоре мы дошли до заводи побольше, над которой стелился белый и зыбкий не то туман, не то пар, и я к величайшему своему изумлению увидела там белокожую найю! Она появилась у дальнего от нас берега, прямо из воды, в окружении льда и снега — такого же белого с синевой, как её кожа. В первый момент мне показалось, что поверх тела нимфы струится складками тонкая мокрая ткань, но это стекала с неё вода — медленно, словно прозрачное масло. Я не смогла отвести взгляд! Наверное, это было неловко с моей стороны, и я даже не знаю, как на её появление среагировали антиподы и долговязый Салинкар. Неторопливо окинув нас взором с поволокой, найя вновь скрылась в воде, не издав даже всплеска.

С немым, но кричащим вопросом я повернулась тогда к Айке Масс.

— Виланка, я же тебе говорила: эта планета большая, здесь много кто живёт, — усмехнулась в ответ эорианка. — Кое с кем даже есть о чём побеседовать… Только не забывай, что они не люди.

Я вновь вспомнила фигуру, встречавшую нас у входа в каменный дом. Это тоже была какая-то нимфа? Но нимфы это духи живительных сил природы, а здесь, на Эоре, по описаниям живут существа плотные и осязаемые, однако они не животные и не люди. В лесах на Гее можно встретить духов — чаще всего их видят заблудившиеся дети первого возраста, потому что такие дети ещё способны непосредственно воспринимать тонкий мир, а разум самих духов природы подобен разуму беспризорных детей. На Эоре, как уверяют симбхальские летописи, обитает нечто другое. Когда жила в Агарти, я прочитала, как именно могут возникать подобные существа: один из авторов предложил по этому поводу простую и в чём-то забавную гипотезу. По его мнению, первобытным людям свойственна предельно рациональная жизнь, и не в последнюю очередь они стараются избежать такой очевидной опасности, как хищные звери. Первобытное людское поселение, конечно же, привлекает хищников — те надеются разжиться там лёгкой добычей. Просто убивать хищных зверей бесполезно, так как из бескрайних диких просторов на смену убитым зверям тут же придут живые и голодные. А вот постоянный клан хищников, «пасущий» одну деревню, будет охранять свою территорию — то есть служить защитой от пришлых сородичей — и, главное, такой клан может быть хоть как-то управляем. К примеру, можно не дожидаться, пока хищники утащат из поселения очередную случайную жертву, а подкинуть им такую жертву, которая их насытит, но при этом нанесёт самим людям минимальный ущерб. Подобным образом, по мнению автора, и возник у первобытных людей жертвенный культ. Охотники делились добычей, скотоводы отдавали заболевших и старых животных, а в каких-то случаях люди прибегали к человеческим жертвам — к примеру, оставляя хищным зверям на поживу пленных врагов или своих же соплеменников — преступников и больных. Постепенно к такого рода жертвам добавлялись сакральные — простейший рационализм подменяла первобытная мистика. Охотники приносили жертвы лесным духам, чтобы те не мешали добывать пропитание, рыбаки — духам воды, чтобы отблагодарить за богатый улов, а саму деревню защищали уже не только стены и острые копья, а домовые духи, которым тоже приносились жертвы — например, в виде плодов земледелия или другого хозяйствования. Одни и те же духи таким образом «выкармливались» на протяжении многих человеческих поколений и в итоге обретали могущество, а порой и плотную форму. Первобытные люди почитали их за богов. Но по мере того, как люди множились, отвоёвывая пространства у дикой природы, их поселения росли, а хозяйство развивалось, место диких зверей и природных духов, требующих жертв, занимали сами люди, требующие дани. Поначалу в качестве таковых выступали племенные вожди и верховные жрецы, затем правящая элита и духовенство. В конце концов, рано или поздно, жертвенный культ вырождается в государственную систему налогообложения…

— Летом тут живности побольше, но у зимы своя красота, зима одновременно бодрит и успокаивает, — тихонько сказала мне Айка, явно нарочито прервав мои размышления. А затем она со смехом добавила, уже громко: — А летом тут Галш рыбу ловил. Руками! — и она по обыкновению рассмеялась.

Я тоже невольно заулыбалась, а Галш вдруг оглянулся и посмотрел на нас — как ни странно, вполне по-доброму.

— Река мелкая, дно у неё твёрдое, брести вверх по течению и по пути шарить руками под камнями и корягами… Мне так нравится! — заявил он.

Вот уж не думала, что Галшу Талесе могут нравиться подобные вещи.

Над нами нависал древесный полог, который порой расходился высокими сводами, и тогда я видела замшелые стволы и заснеженные ветви местных деревьев-гигантов, а дальше по тропинке в голубоватой морозной дымке просматривался замысловатый путь, будто сквозь сказочную ледяную пещеру. Кое-где этот путь прорезали лучи света, сумевшие пробиться сверху. Иногда за деревьями проступали стены каньона — серые с жёлтым, покрытые чем-то похожим на лишайник, а также красивыми, но жутковатыми ледяными подтёками. С начала нашей прогулки прошло с полчаса, когда я вдруг поняла, что уже не боюсь зимы и с наслаждением вдыхаю — через нос, медленно и глубоко — чистейший и бодрящий морозный воздух. Не так уж давно я дышала городскими запахами в Фаоре, затем благовониями из курительниц в Симбхале, а в последние сутки безупречно чистой атмосферой Светлых Чертогов и звездолёта «Пикус», и вот теперь я вдыхала насыщенный первозданной энергией воздух дикой природы мира, который воспет в легендах тысячи миров. Я шла и мысленно благодарила богов и своего добрейшего учителя за то, что подарили мне новую жизнь, которая несравнимо интереснее прежней, и я радовалась дружбе, пусть пока для меня необычной, с эорианскими антиподами — юношей и девушкой, добрыми и прекрасными — которые привезли меня в такое волшебное место.

Тропинка вела нас вниз по течению реки, порой срезая её излучины и пролегая тогда через особенно густые и затенённые участки леса. На одном из таких участков нам навстречу неожиданно вышел огромный светлого окраса зверь. Я сразу поняла, что это четвероногий хищник, вроде кучина или сияра, только гораздо крупнее и свирепее. Вся моя вера во всемогущество эориан в тот момент куда-то улетучилась. Шедший впереди Галш резко остановился и замер, и мы вслед за ним тоже встали как вкопанные и даже перестали дышать. Я оглянулась на Айку: её лицо стало серьёзным и напряжённым. Лютым своим видом — оскалом пасти, горящими глазами, полусогнутыми лапами и вставшей дыбом шерстью, которая особенно густа и длинна у него на голове, этот хищник показывал, что мы нежеланные здесь гости и что он вот-вот бросится на нас. А ведь у нас не было при себе никакого оружия! Мне пришла в голову мысль, что антиподы могут применить какую-нибудь магию — например, заключить этого зверя в ледяную клетку или парализовать его. И ещё я подумала, что найя, показавшись нам за минуту до этого, тем самым хотела предупредить об опасности… Однако все мои представления разрушила Айка Масс, подойдя ко мне вплотную и шепнув тихонько:

— Это редкий зверь, Виланка, постарайся его не спугнуть.

Спугнуть огромного хищника, который того и гляди в ярости бросится на тебя?..

Но вдруг хищник этот отвлёкся от нас и пристально уставился куда-то в сторону. По-моему, он ещё и тщательно принюхивался. Спустя мгновение его мощный извивающийся хвост замер, шерсть улеглась, да и весь угрожающий вид сменился испуганным. Затем он резко сорвался с места и ринулся в сторону, противоположную той, в которую смотрел, и тут же врезался головой в ствол ближайшего дерева, чуть не упал, оглушённый, а затем, отряхнувшись, поспешно скрылся в лесной чаще. А с той стороны, куда со страхом смотрел хищник, на тропу перед нами выскользнул… Пикусик!