Висящий Упуат стал медленно поворачиваться вокруг своей оси, и кокон тут же последовал примеру волчка.
Но вот их обоюдное движение прекратилось. Нетеру махнул хвостом, и зеленая скорлупа кокона пошла трещинами, а затем и вовсе пропала.
Опустившись на краешек алтаря, Упуат внимательно осмотрел Даню и, по-видимому, остался доволен своей работой. Еще бы! От многочисленных ушибов и кровоподтеков не осталось и следа.
— Ну вот, — с удовлетворением констатировал Путеводитель. — А то заладила: «собакам нельзя присутствовать при этом обряде». Тогда кому же можно?
Проковыляв к статуе Исиды, пес уставился в золотое улыбающееся лицо и подмигнул богине:
— Видала, Премудрая, оказывается, есть еще порох в пороховницах!
Не дождавшись ответа, на который он, впрочем, и не рассчитывал, ведь это только в присутствии Мастера Хнума да его учеников-жрецов золотые статуи начинали разговаривать, Упуат решил осмотреть храмовые фрески.
Для экскурсии было темновато, но волчку не требовалось дополнительного освещения. Он и без того увидел все, что хотел. И увиденное его, прямо скажем, озадачило. Мало сказать, даже насторожило.
— Хм, хм, — комментировал он каждую новую картинку. — Это что же получается? Это, выходит, и здесь тоже была наша станция.
Странно. Почему он об этом ничего не знал? Или ему, полукровке, все-таки не доверяли в полной мере? Возможно все. Среди нетеру никогда не было полного единства. Руководство, Великая Девятка и те не обладали всей полнотой информации, что же говорить о рядовых членах экспедиции.
Взгляд волчка задержался на одном изображении, представляющем, как можно было догадаться, эвенкийское верховное божество, Творца. Склонив голову набок, Упуат поцокал языком и процедил сквозь зубы:
— А ты-то как здесь оказался, Красноглазый?..
Что-то разбудило Даньку. А что именно, и сам понять не мог.
Видел такой изумительный сон.
Находился на берегу какой-то речки или пруда. Довольно жарко, и Данила решил искупаться. Только разделся и хотел с разбегу бултыхнуться в воду, как заметил, что он здесь не один.
Метрах в трех от берега кто-то уже освежался. Он хотел окликнуть отдыхающего, поинтересоваться, как водичка, теплая или не очень, и тут увидел, что в реке плещется красивая юная девушка. Причем совершенно обнаженная.
Тихохонько подобравшись к самой воде, Данька засел в прибрежных кустах и вознамерился получше рассмотреть нимфу, черты лица которой показались ему смутно знакомыми. Где-то он уже видел эти карие чуть раскосые глаза, тонкие, удивленно изогнутые брови, задорно вздернутый носик, губы, формой напоминающие взмахнувшую крыльями бабочку. Парень даже откуда-то знал ее имя: Эля. Такое мелодичное и озорное.
Эх, сюда бы сейчас бинокль. Только он высунул из кустов нос, как что-то цапнуло его за плавки и с силой потащило назад. Наверное, зацепился за сучок, догадался Даня. Досадливо повернулся, чтобы освободиться, и увидел, что это никакой не сучок, а большой черный пес, похожий на волка. Уставил на Даньку злющие желтые миндалины-глаза и пытается сжевать его плавки.
«Тебе чего? — прикрикнул он на псину. — Кыш, вон пошел!»
Собака не унималась, все дальше и дальше оттаскивая парня от заветного берега. И, главное, Данька ничего не мог поделать. Остаться без трусов он не желал. Еще больше не хотелось, чтобы его в таком беспомощном положении увидела Эля.
И вдруг пес разжал челюсти. Не удержав равновесия, Данила уселся на песок. А четвероногий, нахально оскалившись, прорычал:
«Нехорошо подглядывать за раздетыми девушками! Для здоровья вредно!»
От ужаса Даня зажмурился, а когда открыл глаза, понял, что не спит.
Он, почему-то действительно неодетый, даже без плавок (вот уж верно, сон в руку), лежал на чем-то гладком и холодном. Поежившись, молодой человек сел и, свесив ногу, попробовал достать до пола. Когда ему это удалось, он успокоился. Легко спрыгнул со своего насеста и сделал несколько приседаний, чтобы размять затекшие руки и ноги.
Остатки сна улетучились, и Данила вспомнил, где он находится и что, собственно, с ним произошло.
Плен, неожиданное спасение, прогулка верхом на мамонте… И еще что-то. Нечто важное и очень волнующее.
Ага! Танец с бубном! Эля, поющая перед сияющей статуей…
Но, позвольте, он ведь, кажется, был тяжело болен?! Отчего же чувствует себя так превосходно, что даже петь хочется?
Даниил недоверчиво ощупал голову, плечи, грудь и руки. Ни царапины, ни ушиба. Кто же это так над ним потрудился? Прекрасная колдунья или…
Он покосился на Упуата, свернувшегося клубочком и мирно похрапывающего у наоса.
Да не все ли равно? Главное, что он жив и здоров и с ним рядом находятся верные друзья.
Спать совсем не хотелось, и Данька решил поосмотреться.
Потихонечку, чтобы не разбудить товарищей, парень нащупал свою одежду, лежавшую неподалеку от алтаря, облачился и двинулся вдоль стен.
Уже занималась заря, и слабый свет проникал сквозь окна, находившиеся где-то под потолком. Но все равно освещения было недостаточно, и Горовому приходилось напрягаться, чтобы рассмотреть то или иное изображение.
И тут на стену лег желто-красный отблеск. Данила обернулся и увидел у себя за спиной Элю с горящим факелом в руке.
— Доброе утро! — расплылся он в глупой улыбке.
— Привет! — ответила девушка. — Ты как?
— О-го-го! — напряг мускулы Данька и ударил себя кулаком в грудь так сильно, что даже закашлялся.
— Я вижу! — захихикала Эля. — Что, с утра пораньше решил приобщиться к прекрасному? — кивнула она в сторону фресок.
— Профессиональный зуд. Не желаешь поработать экскурсоводом?
— Куда же я денусь. Этот храм, — она развела руками, — был построен пятьдесят лет назад в честь чудесного спасения нашего народа от Великой Катастрофы. Он посвящен Хозяйке Вселенной Энекэн Буга и Царю-Богу Сэвэки-тэгэмеру.
Произнося священные имена, девушка поочередно указала сначала на наос, затем на одно из настенных изображений.
— На этих картинах запечатлены основные этапы нашей истории. Вот смотри…
На первых фресках изображались мифологические сцены творения.
Двое братьев — старший, Харги, и младший, Сэвэки, — парят над Мировым океаном. Сэвэки достал со дна немного грунта и, положив его на поверхность воды, уселся передохнуть, но заснул. Коварный Харги стал вытаскивать землю из-под младшего брата, и так образовалась суша.
Потом братья начали создавать из подручного материала (камня и глины) людей и животных. Причем Сэвэки — зверей, полезных человеку, а Харги — вредных. У младшего брата были помощники — собака и птица, которым он поручил охранять созданное им, не подпуская завистника Харги. Однако тот отвлек внимание стражей и напустил на изваяния всякие немочи и напасти. Сэвэки изгнал нерадивых часовых и, завершив начатое дело, удалился в Верхний мир — Угу Буга, а Харги завладел миром Нижним, который по его имени и стал называться Хэргу Буга.
Даня внимательно разглядывал картины, до странности напоминавшие те, которые он видел в храмах Египта. Те же краски, та же манера исполнения человеческих фигур. Примечательно, что и мифологические существа тоже походили на звероликих земляков Открывателя Путей. Сам Харги — не кто иной, как премудрый бог Тот с головой ибиса. Птицеголовым был и один из двух провинившихся стражей.
«Уж не Гор ли это?» — подумал Данька. Приглядевшись ко второму охраннику, показанному в зооморфном виде, Даниил не без труда узнал своего четвероногого приятеля Упуата.
Вдохновитель этих художеств явно пытался навести тень на плетень, искажая роль, которую в действительности сыграла троица достойных нетеру.
Но кто же этот таинственный Царь-Бог Сэвэки-тэгэмер? На фресках, относящихся к событиям глубокой древности, невозможно было разобрать, что представляет собой сам эвенкийский Творец. Только виделось, что он тоже не совсем человек.
