На краю Дикого Поля (СИ) - Ежов Сергей

  - А вот эту сабельку отковали мои кузнецы из железа добытого в Северской Земле твоего царства. Если на то будет твоя воля, я о том отдельно доложу. А вот, великий государь, земное яблоко, или иначе глобус, на котором с необыкновенной точностью отображены все земли воды. И ты, великий государь, можешь одним взглядом обозреть все моря, реки, горы и державы. А вот земные чертежи, или карты на которых те земли отображены по отдельности.

  - И кто выполнил сие диво?

  - Карты и глобус начертал присутствующий здесь твой служилый человек, географ Александр Евгеньев сын Белов. Он немец знатного рода, изъявивший желание служить тебе, великий государь. Сейчас он перешел в истинную веру и подвизается при мне. А шар для глобуса изготовил мой мастер Епифашка Рябой, о том имеется табличка на подставке.

  В течении этой речи царь внимательно смотрел на меня. Я, помня указания князя, низко поклонился и опустился на колени.

  - Вставай, Александр Евгеньевич - сказал царь - будет время, я тебя выслушаю.

  - Государь-батюшка нашего немца вичом пожаловал! - потрясенно ахнул кто-то из ближников Гундорова, до сих пор не замечавших меня.

   Потом был торжественный обед, на котором меня посадили уже значительно ближе к главному столу. Карьерный рост в самом явном виде, понимаешь. Я оглядел богато украшенный стол, и тут мне припомнился 'Картёжник' Логинова, и сетования Олега Казина на трудность поиска съедобного среди обилия пищи на приёме в честь инаугурации Вохи. Не то чтобы потчевали чем-то нехорошим - тысячу раз нет! - но отличные продукты приготовлены настолько непривычно, что я кроме дичины, хлеба и вина ничего и не ел. А что? В дальнейшем придётся привыкать. Деваться-то мне и некуда, разве что для себя готовить по привычным мне рецептам. Но где взять специи? Здесь они имеются, но стоят просто немилосердно. Хотя вчера на рынке у торговца пряностями я купил с десяток зёрен горчицы, буду разводить. В моё время горчицу сеют в качестве сидерата, авось и эта вырастет.

   От рукописи географического трактата меня оторвал молоденький слуга князя:

  - Александр Евгеньевич, князь Давыд к себе призывает, поспеши.

  - Иду, скажи князю, тотчас буду.

  Слуга убежал, а я отложив карандаш, сложил бумаги в сундук, одел кафтан, шапку и двинулся к князю. Это близко, только через двор перейти. Вот так, успехи мои неоспоримы. Все меня теперь по имени-отчеству величают. Эх, как бы не споткнуться!

  - Моё почтение, князь Давыд Васильевич! - поприветствовал я князя, сидящего под иконами в 'малой горенке', как он называл свой кабинет. Обстановка горенки довольно аскетичная для князя: стены обиты голубой тканью, кроме икон на стенах почти никаких украшений, только прямой меч с богато украшенной рукояткой, судя по виду весьма старинный, такой же древний щит и полукруглый шлем, украшенный только несколькими потемневшими серебряными пластинами с почти неразличимым рисунком.

  - Входи, Александр Евгеньевич, присаживайся, я тебя обрадую. - он оглянулся на оружие, которое я разглядывал, и пояснил - это, пожалуй, самая главная драгоценность моего рода: это оружие, как гласит наше семейное предание, принадлежало самому Рюрику. Уж не знаю, о том предание ничего не говорит, сам ли Рюрик его в бою использовал, но думаю, что сам.

  Я с уважением разглядывал раритеты. Даже если оружие и не рюриково, древность их несомненна.

  - Слушаю, Давыд Васильевич - присаживаясь на скамейку сказал я.

  - Гонец только что был от великого государя. Ждёт он нас с тобой завтра, после заутреней молитвы. Готовься, будешь на государевы вопросы отвечать.

  - Давыд Васильевич, разреши внести предложение!

  - Для того тебя и вызвал, говори.

  - Пока был я на приеме в честь царёва тезоименитства, сочинил песню для великого государя. Изволишь послушать?

  - Отчего бы и нет? Сам будешь петь или Петю своего позовёшь?

  - Конечно Петю. У него голос куда красивее моего.

  - Как скажешь. Эй там! - повысив голос сказал князь.

  - Чего изволишь, княже? - тотчас же вошел в дверь воин.

  - Пошли кого ни то, пусть Петя-певун споро ко мне бежит.

  Воин кивнул и вышел, а через пару минут запыхавшийся Петя предстал перед нами.

  - Чего изволишь князь Давыд Васильевич? - кланяясь князю в пояс спросил он.

  - Ну-ка Петя, успокой дыхание и спой новую песню, что тебя Александр Евгеньевич научил.

  Петя успокоился, картинно встал и затянул:

  Боже, Царя храни

  Сильный, державный,

  Царствуй на славу нам,

  Царствуй на страх врагам,

  Царь православный.

  Боже, Царя храни!

   Из этой песни я помнил только мелодию и первый куплет, который звучал в фильме 'Неуловимые мстители'. Но разве трудно сочинить остальные куплеты? Вот я и сочинил с десяток, выбрал из них шесть, да и обучил Петю.

  - Отменно! - заявил князь - иди Петя к ключнику, скажешь от меня, чтобы он тебя достойно одел, завтра пойдешь с нами к великому государю. Ступай!

   В Кремль мы выдвинулись солидным отрядом. Десяток к воинов охранял возок, а в нём князя Давыда Васильевича, меня и тубус с картой. Петя ехал на запятках, видно пускать его в возок было не по чину. Ехали молча. Князь Давыд о чём-то напряженно думал, а я глядел на Москву.

  Да, дух Москвы, там, в будущем, сохранился. Великий города, средоточие великих замыслов, а поверх, словно почти непрозрачная вуаль, скрывающая лицо, видна суета ловких людишек, сумятица, грязь и запахи.

   Я учился и долгое время жил в Ленинграде, и ещё какое-то время жил в Москве, и однажды ясно понял, что Москва и Питер, это собственно, одно и то же. Не старая и новая столицы, а...наверное уместен такой образ: Москва и Питер подобны правому и левому желудочку сердца. Кто из них важнее? Кто может обойтись без другого?

   Охрана осталась за воротами Кремля, возок оставили в одном из многочисленных внутренних двориков, а нас троих дворцовый слуга и дворцовый же охранник повели через боковую дверцу, по коридорам и переходам, к дверям в небольшой зал.

  - Что в чехле? - указав на тубус спросил слуга.

  - Там находится карта, которую я доставил по повелению великого государя - ответил князь - Александр Евгеньевич, предъяви сказанное.

  Я открыл тубус, вытащил и развернул карту, отвернув лицевую часть от посторонних.

  - А что изображено? - проявил любопытство слуга.

  - То секрет государев - обрезал князь.

  Всё правильно. Ограничение круга секретоносителей резко повышает безопасность государства, этому нас в армии учили.

  Петя остался в коридоре, а мы с князем Давыдом вошли туда, где нас должен был принять величайший из русских царей. Помещение можно было бы назвать рабочим кабинетом, кабы не отсутствие совершенно необходимой для кабинета мебели: шкафов, стеллажей, стульев, а ещё лучше, кресел. Ну и письменного стола, конечно же. А был довольно обширный стол, стоящий посредине, а на нём подставка со свинцовыми карандашами, несколько закрытых чернильниц и связка очиненных перьев. Вдоль стен стояли лавки, а в красном углу, под иконами, складное походное кресло. Справа от него красовался наш глобус.

  Ба, да это же типичная комната для оперативных совещаний! Значит у царя Ивана имеется некий прообраз Генерального штаба. Это хорошо, значит горизонт планирования в нашей державе довольно обширен. А если ещё они не брезгают советами... Впрочем, последнее вряд ли.

  Открылась дверь напротив, и в зал вошли трое: в центре шел царь Иван Васильевич, слева глава Разрядного приказа Иван Григорьевич Выродков, а справа роскошно одетый юноша с красивым, надменным лицом. Мы с князем Давыдом встали на колени, и князь Давыд шепнул мне:

  - Выродкова ты знаешь, а второй человек, это царёв ближник князь Андрей Михайлович Курбский.

  Мне чуть не поплохело. Вот так, без подготовки, видеть на расстоянии вытянутой руки легендарного Иуду, это сильно.