Притворяется — ей ли не насрать? Наоборот хорошо — никто молодой семье из ё*аного дяди Андрея и Светочки Фурцевой нервы мотать не будет.
— Как? — глухо спросил я.
— От аборта отказалась! — как на духу выложила Екатерина Алексеевна.
Совсем, чтоли, о*уели⁈ Стоп! Явно имеет место недопонимание — от моей бывшей учительницы и талантливой Советской сказочницы уже благополучно откупились набором материальных благ, и никакого смысла пачкать руки дополнительной кровью не было. С другой стороны… А нету других сторон — как ни прискорбно, но дети старперов из Политбюро образцово-показательным поведением не всегда отличаются, и наш «кейс» нифига не уникален. Лучше всплывший «залет», чем дворцовая мокруха.
— Это не ответ, Екатерина Алексеевна, — взяв себя в руки, вздохнул я.
— Ей в больнице врачи говорили, что беременность плохо протекает — у Вики гестоз развился, до эклампсии дошло. Не согласилась — боялась, что квартиру отберут, из Союза выгонят. Дура! Да кому это надо⁈ Девочку уже из мертвого тела достали. Ее Света с Андреем к себе заберут. Старшенькую, Любу, Федя — отец ее — забрал, мы ему должность нашли хорошую, в Москве.
— Похороны когда? — спросил я.
— Завтра. Здесь похороним, на нашем кладбище.
— Спасибо, что сказали, Екатерина Алексеевна, — через силу поблагодарил я.
— Ты на Андрея не обижайся, Сережа, — попросила она.
— Ага, — буркнул я и повесил трубку.
«Не обижайся»? Да в мыслях не было! Нету у меня такого родственника, а на пустоту не обижаются. Выглянув в коридор, прошелся до маминой мастерской, в которой сидели родительница с Виталиной:
— Виктория Викторовна умерла. Завтра похороны. Я к Цвигуну.
И, проигнорировав вопросы, быстро вышел из дома, не забыв прихватить куртку. У дражайшей бабушки Эммы подробности узнаете — ее сыночек к ним прямо причастен, значит должна быть в курсе. Но Сереже новости мы передавать будем через любимую бабу Катю, чтобы не так сильно расстраивался.
Солнышко почти целиком закатилось за деревья, куртка спасала от раннемайской прохлады, а воздух приятно пах сжигаемым жителями совхоза хламом — порядок на участках наводят, к посевной готовятся — и дымами бань. Если бы не новости, было бы даже хорошо. Странное существо человек: пока я шел через двор к калитке, в мире помер минимум десяток человек — я это понимаю, но это осознание нисколько не ранит. А вот когда кто-то знакомый… Ай, нафиг — я взрослым людям не нянька. Все мы здесь временно, и многие уходят без следа, оставив после себя только пару дат. Виктории Викторовне в этом смысле повезло: у нее есть сказки, мультфильм, черновики манги — допишу сам и издам в свое время, как ее посмертную работу — и, конечно же, дети, которые — самое главное, потому что несут в себе уникальную, миллионами лет формировавшуюся комбинацию генов. Теперь эта цепочка не прервется и продолжит свой путь в бесконечность. Вернусь в Хрущевск и преображу в мультики остальные ее сказки.
Вот этот поворот ведет на улицу Политбюро. От нормальных людей важных товарищей отгораживает небольшой парк — проредили сосны, поставили качели, лавочки, питьевой фонтанчик, капитальный отапливаемый туалет — в «Потемкинской деревне» народ нынче очень воспитанный и культурный, поэтому даже лицом в непотребство никого тыкать не пришлось — и, само собой, бюстик Ильича. Спрятавшиеся между деревьев фонари освещали тройку крутящихся на карусели ребят. Припозднились, значит скоро можно ожидать ругающихся родителей. Мир — штука упрямая, и смерть одного человека ему побоку.
Вот дом Фурцевых, «Улица им. Политбюро, 1». Напротив — дом обычных совхозников, дом 2. Дальше у нас расположился товарищ Щелоков, дом 3. Напротив воткнул свой двухэтажный кирпичный коттедж с кокетливыми башенками товарищ Рашидов. Следующая пара принадлежит товарищам Кириленко и Черненко — еще не достроены, только недавно сюда перебраться решили.
— Половцы, печенеги, пленум, Черненко стелет линолеум речи! — громогласно продекламировал я, вызвав хохоток у следующих за мной дядей Димы и Жени.
Следующая пара — Гейдар Алирза оглы Алиев и Антон Ервандович Кочинян. Эти двое чисто землицу застолбили — во дворах кроме хлипких времянок ничего нет, потому что товарищи предпочитают жить в Москве и часто кататься с инспекциями в свои бывшие республики, надеясь подсидеть Джабара Расуловича Расулова, который теперь рулит тамошним округом: он по образованию доктор сельскохозяйственных наук, и ему поручено превратить те благодатные края в сельскохозяйственный рай.
Ну и в самом конце, напротив пока пустого пространства, на берегу пруда расположился дом товарища Цвигуна. Архитектура сперта у Судоплатовых: этаж один, зато какой! Свободный участочек, по словам деда, используется им в качестве легкой мотивации для паучьих игр: Цвигун из КГБ, Андропов тоже — логично, что личные отношения у них хорошие. А вот кому достанется «соразмерный» — этот вопрос волнует весь Кремль. Веселится деда Юра, разделяет и властвует. Мне, дай Красный бог, такой фигней страдать не придется — я своих «политбюрошников» с младых лет взращиваю.
Во дворе Председателя КГБ все было готово для небольшой посиделки: около беседки корпел над мангалом одетый в поварскую униформу товарищ грузинского происхождения, пара дяденек из «девятки» помогала хозяйке — Розе Михайловне, сорокасемилетней симпатичной, слегка утратившей с годами фигуру даме с прической «под Фурцеву» — накрывать на стол.
Роза Михайловна у нас дама не простая, а творческая — под девичьей фамилией, чтобы никто ничего не заподозрил (ха!) время от времени пишет рассказы и повести. Особой художественной ценностью не обладают, но у нас и похуже вещи порой издают — я бы охарактеризовал ее прозу как «еще немного, и могла бы пробиться без блата». Но ничего плохого в этом нет — рассказы и повести у нее созидательные, направленные на формирование характера Советского человека.
— Здравствуйте! — окликнул я ее.
— А, пришел уже! — поставив на стол тарелку с салатом, она с улыбкой помахала рукой в ответ. — Заходи, Сёма вот-вот приехать должен — задержался.
Я прошел через калитку, оставив «Девятку» снаружи — здесь свои найдутся, вон, в домике специальном сидят. Хозяйка усадила меня в беседку, и мы с ней минуты три потрепались о погоде и Первомае, сойдясь на том, что и то, и то нас устраивает.
К дому подкатил кортеж на три «Волги», и из центральной выбрался Семен Кузьмич. С другой стороны машины вышел Высоцкий собственной персоной.
А⁈
Глава 29
Семен Кузьмич, вопреки обыкновению, не улыбался. Владимир Семенович и того хуже — на его лице ясно читалось, что быть здесь он не хочет, и его откровенно прогнули. Кому такое будет приятно? Впрочем, выводы делать пока рано.
— В дом пойду, — заподозрила неладное и многоопытная Роза Михайловна. — Прохладно.
— До свидания, — улыбнулся я ей.
Она ушла в дом одновременно с появлением мужиков во дворе. Поднявшись на ноги, я помахал рукой, и получил в ответ пару кивков. Они подошли к беседке, товарищ Цвигун заявил:
— Сидите, а я переоденусь пойду, — и направился к дому.
Пожав плечами, я опустился на скамейку.
— Твоя махинация? — подозрительно прищурился Высоцкий, усевшись напротив.
— На кой оно мне? — ответил я вопросом на вопрос и подозрительно прищурился сам. — А может ваша?
— А мне на кой? — хмыкнул он, сложил руки на груди и окинул взглядом «поляну», разочарованно поморщившись.
Потому что ничего алкогольного на столе пока нет.
— Получается дедова, — развел я руками. — А на кой ему — не знаю, но догадываюсь. А вы?
— А я — знаю, — фыркнул он.
— Поделитесь?
— Дурачком перед кем попроще прикидывайся, — отмахнулся он.
— Ценит вас дед, уважает, — вздохнул я. — И на меня такое отношение проецирует: подразумевается, что мне обидно, что вы на меня дуетесь.
— Я дуюсь? — охренел от наглости Высоцкий.
— Вы же актер, — развел я руками. — Профессионально деформированы. На Первомае настолько старательно меня не замечали, что это заметили даже те, кто не хотел.
