Снаружи донесся омерзительный вопль разочарования, и вслед за этим щелканье острозубых челюстей – так близко, что вполне явственно ощущалось смрадное дыхание монстра. Я отодвинулся как можно глубже внутрь башенки и огляделся, инстинктивно ища хоть какое-то средство защиты. В помещении царил полумрак, сквозь узкие щели бойниц и чуть более широкую входа внутрь пробивался скупой дневной свет. Изрядно проржавевшие кольца, в которые некогда вставляли факелы, недвусмысленно говорили о том, что в последние годы, а может, и десятки лет, никто не пользовался ставшим бесполезным укреплением. Я вновь попятился и уперся спиной в нечто длинное и твердое. «О черт!» – вскрикнул я, резко вскакивая, поворачиваясь и едва успевая уклониться от падающей вязанки дротиков, скрепленных нынче уже сгнившей веревкой. «Ну, вот и оружие!» – злорадно оскалился я, мысленно благодаря рачительного коменданта графского замка за высокую боеготовность вверенного объекта. Теперь-то мы поиграем! Как я уже упоминал, одна из бойниц выходила во двор, расширяясь наружу для создания лучшего сектора обстрела. Сквозь эту узкую щель мне открывался прекрасный вид на злобствующего когтистого уродца, обиженно пытающегося проскрести дыру в гранитной кладке.
– Получи, фашист, гранату! – что есть силы завопил я, с остервенением тыкая в животину полутораметровым дротиком. Пожалуй, прицелься я чуть лучше, не пори горячку, мое оружие могло войти в толстую шкуру гадины. Ржавчина, покрывавшая наконечник, в конце концов довершила бы дело. Но рука моя дрогнула, и дротик, скользнув по зубчатому гребню, шедшему вдоль спины, ушел в сторону, не причинив злокозненной твари ни малейшего вреда. Возмущенная атакой, она отскочила в сторону и, увидев оружие, вновь заносимое для удара, ринулась прямо на него, распахивая пасть.
Щелчок! И в моей руке лишь обломок древка величиной с шумовку. «Дьявольщина!» – Я отбросил прочь обломок, хватаясь за следующий дротик. «Ну-ка!» – Я попробовал его на прочность и вновь опустошенно сел на пол. Оружие, минуту назад казавшееся таким спасительным, на поверку было абсолютно бесполезным. Стройные древки ломались, как спички, не оставляя ни малейшей надежды на счастливый исход. Мои дальнейшие атаки были бессмысленны. Приходилось уповать лишь на помощь друзей.
Не могу точно сказать, сколько продлилась эта странная осада. Я сидел, прикрыв глаза, прижавшись спиной к прохладной стене, за которой урчала, рычала и обиженно подвывала голодная тварюга, и флегматично прикидывал, как долго это исчадие ада может охотиться на столь неудобную добычу и не пора ли ей поискать жертву недоступнее. Однако, не желая прислушиваться к логическим доводам, неведомая зверушка продолжала царапать когтями камень и пытаться всунуть морду внутрь стрельницы. Не знаю, надолго ли ее еще хватило бы, но тут откуда-то из глубины сада послышался до боли знакомый голос:
– Эй, Клин! Ты где? Ау! Кли-ин!
Примерно так зовут хозяева потерявшуюся собаку. Не хватало еще услышать: «Клин, к ноге!» Впрочем, при всем желании я бы не смог выполнить эту команду. А вот хищная морда, лязгавшая зубами у входа в башенку, вполне могла, и не просто могла… Позабыв обо мне, она развернулась на месте и, резким хлопком разведя кожистые крылья, прыгнула в сторону, откуда доносился крик. Я прильнул к бойнице, выходившей во двор, пытаясь разглядеть продолжение «банкета». Что и говорить, Вадим Ратников, насколько я его знал, является десертом, вызывающим у едоков острое несварение желудка, как правило, еще до приема внутрь. Звук, раздавшийся несколько секунд спустя, вряд ли когда-нибудь слышали в стенах Торца Белокаменного, но уж я-то его знал прекрасно. Раскатисто громыхнул грозный Мосберг, потом еще раз, и я, подобно сказочной принцессе, возвращающейся из плена злого волшебника, выскочил из «темницы» на белый свет, казавшийся в первые секунды ослепительно, умопомрачительно белым и дорогим.
– Кли-ин! – Вадюня, стоявший чуть поодаль над поверженной тварью, радостно помахал в воздухе копьем, приветствуя нашедшегося собрата. – Ты посмотри, какую я каклю завалил!
– Я ее уже видел, – недобро глядя на распластанное чудовище, процедил я, отчего-то с трудом двигая челюстью. – Мы близко познакомились.
– Ух ты! – невесть чему обрадовался славный витязь. – Слушай, ты тут тогда это, пока покарауль тушу, чтобы никто не спер, а я за фотоаппаратом сбегаю. Сфоткаешь меня на память с этим чертом? Братанам покажу – закачаются!
Идее Вадима сфотографироваться с законной добычей не суждено было сбыться, во всяком случае, прямо сейчас. Привлеченная громом выстрелов к месту охоты, мчалась небольшая, но весьма живописная группа. Впереди всех, едва касаясь земли, а возможно, и не касаясь ее вовсе – поди разбери в высокой траве, – летела Делли, побледневшая от волнения и, судя по всему, готовая разнести здесь все до последнего кирпичика. За ней торопились, но и близко не поспевали три стражника с алебардами. Замыкал процессию долгоусый пузан с вышивкой на рубахе в виде символа веры бога Нычки.
– Все живы? Все нормально? – ощупывая нас, точно не веря собственным глазам, торопливо выпалила фея, едва добежав.
– Ой, да что же это деется, люди добрые! – Субурбанец горестно наклонился над поверженной тварью и запричитал, точно по безвременно погибшему другу. – Убили мою горгуленьку, горгулюшку мою убили-и! Лиходеи, смергоубийцы-ы! И кто ж мне теперь все это оплатит?
Услышав эти вопли, городские стражники попытались было взять нас в кольцо, к немалому удивлению и возмущению грозного богатыря Вадима по прозванию Злой Бодун.
– Разберемся, – отрезала Делли, демонстрируя ярлык с золотой печатью, свидетельствующий о высоком положении нашей спутницы в Волшебной Службе Охраны.
– А-а! – почтительно поклонился плакальщик. – В этом смысле… Ну, ежели оно так, оно конечно. Потому как шо ж? А вот только за горгулью-то кто мне заплатит? Тварь, поди, редкая. Из Империи Майна еще прежним хозяином привезенная. Да их и там уже не часто встретишь…
– Видите ли… – начал я.
– А она того, ордынский шпион, – не давая мне закончить фразу, ни с того ни с сего выдал Ратников и, уловив растерянность на лице хозяина поверженной «горгуленьки», усилил нажим, развивая успех: – Может, и вы с нею чисто заодно? А ну-ка, пройдем в помещение, поговорим.
– Что вы! Что вы, – начал отмахиваться толстяк. – Я ни сном ни духом! Нычкой клянусь, ни о чем таком не ведал! Какая гадина! Прокралась, можно сказать! Пригрелась на груди, змеюка подколодная. Можно я, добренькие господа, за чучельником пошлю? Ну, вы сами понимаете, не пропадать же добру. У-у, морда шпиёнская!
– Пошли-пошли, – не сбавляя тона, гаркнул Злой Бодун.
– Так я пошлю?
– В дом пошли! И чтоб все как на духу, а не то тебе самому чучельник понадобится.
– Да-да, – поддакнула фея, с нескрываемым интересом наблюдая работу оперативной группы.
– Ну зачем вы так, Вадим, – включаясь в до боли знакомую игру «злой и добрый следователь», начал я. – Гражданин и не думает запираться. Гражданин и так нам все расскажет. Чистосердечное признание и глубокое осознание вины смягчит неминуемую кару. Вы ведь и сами понимаете, нам все известно. – Я повернулся к уже ни живому ни мертвому от страха субурбанцу. – Так что запираться смысла не имеет. Конной, проводите, пожалуйста, подследственного в дом. И проверьте на предмет колющего-режущего… Ну, сами понимаете.
Стража, впечатленная ярлыком Делли, безропотно повиновалась, не задаваясь вопросом, на каком, собственно говоря, основании мы здесь раскомандовались. Обысканный субурбанец засеменил к дому, а мы наконец получили возможность спокойно поведать друг другу о своих приключениях, начиная с того момента, как судьбе было угодно разлучить нас.
Однако застаиваться у места убиения злосчастной горгульи времени не было, да к тому же ее безутешный хозяин сейчас, должно быть, дожидался допроса, лихорадочно перебирая в уме список своих провинностей за последние годы. Мы брели по саду, и я, закончив рассказ о тяжкой участи голубка, похищенного буквально у меня из-под носа, и дальнейшем беге наперегонки с Вадюниным трофеем, теперь с удовольствием внимал жизнерадостному трепу боевого товарища. Впрочем, не слишком вслушиваясь в его слова.
