Ну, точно не так много, как у меня! И не только сегодня. Этот мир нравился мне всё больше. Он не шёл ни в какое сравнение с тем убожеством, куда запихнул меня Род. У него имелся потенциал!
Дома Елена, прежде всего, снова и более тщательно обследовала моё горло, но ничего не нашла. В расстроенных чувствах она отправилась приводить себя в порядок.
Слуги занялись торжественным обедом. Я с удивлением узнал, что к нам приглашены ближайшие родственники и друзья, а также несколько коллег отца по Менториуму — университету, где изучали магическую алхимию и учили будущих членов фракций Белого тигра и Золотого карпа. Я теперь тоже являлся студентом, ведь меня только что посвятили в первую ступень Великого Делания, называвшуюся «Чёрный ворон».
Когда во дворце лорд-протектор велел принести сферу посвящения, я представил, что в зал втащат какой-нибудь огромный шар, куда придётся заходить. Вместо этого к нам подошёл один из алхимагов в оранжевой мантии. На его лицо белой краской были нанесены странные символы, образующие причудливый узор.
— Встань, Ярослав! — разрешил лорд-протектор.
Я поднялся.
— Глаза! — шепнул Николай подсказку.
Быстро вздёрнув подбородок, я уставился на стоявшего передо мной алхимага. Лицо чародея-воина покрывали не только рисунки, но и такие же шрамы, как лицо Николая. Их было даже больше. Они образовывали мелкий узор из пересекающихся в разных направлениях светлых чёрточек — свидетельств множества битв.
— Хороший взгляд, — одобрил алхимаг, глядя мне в глаза. — Сильный, твёрдый, решительный.
Вытянув руку, он произнёс какое-то заклинание, оставшееся для меня непонятным. В воздухе над раскрытой ладонью чародея возникла синяя сфера вроде той, которая располагалась над шпилем монументального здания. Только эта не превосходила размерами грейпфрут.
Я уставился на неё, как завороженный. Казалось, внутри заключена целая вселенная с мириадами звёзд и туманностями галактик.
— Возьми её! — требовательно произнёс алхимаг.
Я протянул руки и решительно коснулся сферы, погрузив в неё пальцы. Что бы ни произошло, я должен сделать это! Этот мир явно не терпел слабаков, и сын придворного чародея не будет тем, про кого скажут: «Он не оправдал ожиданий!» Репутация — это то, что зарабатывается с самого начала. Нельзя допускать ошибок, если хочешь впоследствии манипулировать окружающими. Иногда то, что о тебе думают — это всё, что у тебя есть. Если распорядиться этим правильно, можно построить империю!
Предплечья пронзила резкая боль, но я лишь стиснул зубы.
Холодное синее сияние окутало меня, скрыв тронный зал и людей в нём. Закружились мириады звёзд, между которыми мелькали белые молнии. Это напомнило, как Перун, бедолага, метался по пустому небу, разя всё подряд в надежде обнаружить моё укрытие.
А затем я словно раздвоился! Увидел себя со стороны: маленькую фигурку, вдоль которой располагались сверху вниз красные кружки, похожие на сургучовые печати, как их изображают на иллюстрациях в книгах.
Молнии постепенно собирались в пучок, который протянулся к самой нижней, находившейся в паху. Я невольно поёжился.
— Лишь одну Печать можно открыть извне, — раздался голос лорда-протектора. — Первую. Остальные человек открывает сам.
Молнии превратились в белую сверкающую птицу, но тут же почернели, и я понял: это ворон! Птица распростёрла крылья и вдруг клюнула меня в нижний кружок. Тело пронзила такая резкая боль, что я согнулся пополам!
Вот сука! Да как же так-то, а⁈ Прямо в причиндалы!
Печать распалась на осколки, которые посыпались вниз, исчезая налету. А точка поменяла красный цвет на зелёный и слегка увеличилась в размерах.
Я с трудом распрямился. Это принесло новую вспышку боли.
Тварь летучая!
Челюсти сжались так, что зубы скрипнули.
А затем по нижней части тела разлилось тепло.
Когда сфера посвящения исчезла, и я снова увидел тронный зал, то понял, что отец поддерживает меня. Должно быть, я покачнулся или начал падать.
Я мягко, но решительно высвободился. Стоять было трудно, потому что в тазу, причиняя тянущую боль, пульсировала кровь, живот крутило, а лобковая кость словно перенесла удар молотком.
Но лёгкий одобрительный кивок лорда-протектора дал мне понять, что испытание пройдено. Слова, произнесённые вслед за этим, подтвердили, что я стал студентом Менториума.
— Отныне ты — ученик первой ступени Великого Делания, — сказал лорд-протектор. — Она называется «Чёрный ворон». Через два месяца, с наступлением семестра, ты начнёшь обучение. Желаю тебе удачи, терпения и трудолюбия. А также — стать таким же великим паладином, каким является твой отец. Не каждый доходит до конца. Путь воина труден и полон опасностей. Но тот, кто не сдаётся, не боится одолевать препятствия, в конце концов добирается до самых вершин.
Это точно. Но быть паладином значит служить кому-то. А я служу только себе. Ни от кого не зависеть — вот то, что я называю достичь вершины.
Один раз не получилось — ничего, попробую снова. Не будь я Велес — Золотой перст, Водитель мёртвых, Скотий бог и Змееуст!
Я вспоминал напутственные слова лорда-протектора, поднимаясь по мраморной лестнице в доме Мартыновых. Моём доме! Я снова удивился тому, как отчётливо врезалась в сознание речь Его Светлости — словно она записалась в мозгу и теперь лишь прокручивалась подобно магнитофонной плёнке. А ведь я слушал не очень внимательно. Во-первых, торжественные слова мало, что значили, — они являлись просто частью церемонии и не несли никакой полезной информации. Во-вторых, мешала пульсировавшая в теле боль. И, тем не менее, в голове отложилось всё, вплоть до интонаций.
Едва я успел переодеться, сменив парадную форму на праздничный наряд, который принёс мажордом по имени Еремей (с виду — глубокий старик, но при этом весьма бодрый), как дверь отворилась, и в комнату вошёл Николай. Он тоже сменил одежду и теперь был в коричневом костюме и кремовой рубашке.
— Ярослав, — он поманил меня и сел на край большой, застеленной зелёным бархатным покрывалом кровати. — Подойди. Нам нужно серьёзно поговорить.
Неужели? Пришло время объясниться?
Ну, я-то ничего выкладывать не собираюсь. А вот отцу рассказать, что произошло, не мешало бы. Потому что я нуждался в разъяснениях. И, в первую очередь — как умерший в огне одного мира очнулся в другом, лишившись одного тела и обретя другое, но при этом сохранив на устах проклятую печать!
Так что я сел на непривычно мягкую кровать рядом с Николаем и приготовился слушать очень, очень внимательно. Как, наверное, не слушал никого и никогда.
Николай откашлялся. Он собирался с мыслями, искал слова, чтобы начать разговор.
— Думаю, ты уже догадался, что мне пришлось… Нет, не так! — Николай решительно хлопнул себя ладонью по колену. — Я осознанно нарушил один из основных запретов алхимагии, гласящий, что никакой практикующий чародей, какого бы уровня развития он ни достиг, ни при каких условиях не должен помещать человеческую душу в тело гомункула! Но из-за вашего опыта… ты потерял тело, — карие глаза уставились в мои. — Потерял совершенно, — продолжил Николай. — Оно было уничтожено взрывом. Даже твоя мать не сумела бы собрать тебя, — алхимаг замолчал, отведя взгляд, и рассеянно провёл ладонью по лицу. Рука его едва заметно дрожала. — Фактически… ты умер сегодня утром! Но мне удалось — исключительно потому что я оказался поблизости — уловить твою душу и поместить её в тело гомункула, — Николай снова посмотрел в мои глаза. — Того гомункула, которого я сделал для лорда-протектора вместо погибшего во время покушения. Оставалось лишь вдохнуть в него жизнь, подселив душу щенка. Я собирался закончить работу перед тем, как ехать во дворец. Мальчик-паж должен был отправиться с нами и поступить на службу, заняв место своего предшественника. Теперь его тело принадлежит тебе! — Николай положил слегка дрожавшую руку на моё плечо. Было заметно, что разговор даётся ему ой как нелегко. — И ты должен кое-что знать о нём. Но, прежде всего, запомни раз и навсегда, — карие глаза буквально впились в моё лицо, заставив поёжиться. — Ни единый человек не должен узнать, что произошло! Даже твоя мать. От этого теперь зависит твоя жизнь! Ты понял?
