Натухайцы быстро соорудили нам походные шалаши. Они нарубили шестов, вбили их в землю, скрепили поперечиной из жерди и верёвками, как растяжками, соединили их с ближайшим деревом. Накидали веток, сверху набросили войлок, оставив отверстие для выхода дыма от костра, а на пол набросали нарубленный тростник и прихваченные с собой циновки. Эти циновки, пояснил Натан, раньше составляли важнейшую часть черкесского экспорта, ныне прерванного из-за блокады.
Шапсугу стало хуже. Его лихорадило. Спенсер выдал ему какие-то порошки, но ему был нужен покой. Пришлось задержаться на сутки в надежде, что дождь прекратится.
Сидели вместе в одной палатке, травили байки. Вернее, натухайцы рассказывали разные страшные истории, связанные с кубанскими топями и плавнями. Запомнились две.
Первая была отражением схватки на краю топей. Точно такая же, как приключилась с убежавшим казаком. Один немолодой черноморец переплыл Кубань, чтобы заготовить дрова. Столкнулся в плавнях с черкесом и давай с ним рубиться топором против шашки. Горец его всего изрубил, даже брюхо пропорол кинжалом, но казак победил и последним ударом убил противника. Пополз к своим. Его переправили в родную станицу. Долго болел, но выздоровел. Теперь на Линии[2] снова шороху наводит.
— Неужели выжил с поврежденными кишками? — усомнился Спенсер.
Его профессиональная гордость оказалась задета.
Натухайцы поклялись своим богом Тхашхо который сидит, подобно Зевсу, на горе Эльбрус и всем адыгам позволяет делать, что угодно.
— Какая самая страшная битва с казаками у вас случилась? — спросил я.
— Калаусское побоище, — ответили натухайцы. — 15 лет назад собрался большой отряд в три тысячи человек на черноморцев. Казачий генерал Власов применил хитрость. Ночью пропустил на правый берег набег и приказал в тылу и по бокам запалить огромные «фигуры». Наши оказались как на ладони. Их погнали картечью на Калаусский лиман. А там топи непролазные, кони тонут, не то что люди. Говорят, осталась в том болоте добрая тысяча храбрых воинов. И никто не смог их тела забрать домой. А такое — позор для адыгов. Долго павшие там гнили, угощая своей плотью дикого зверя. А сам набег полег почти полностью. Лишь нескольким десяткам удалось вырваться назад. Плач стоял по всему Кавказу, и так велико было горе семей, что не решились тогда идти мстить.
«Вот вам и хваленый кодекс чести — и оружие потеряли, и тела оставили врагу. Еще и перепугались до смерти», — подумал я, но вслух спросил иначе:
— Неужели так и не забрали тела?
— Кого смогли, того выкупили.
— Это как же так?
Натухайцы переглянулись. Мое непонимание такого простого и обычного для них дела застало их врасплох:
— Пленных же выкупаем. И тела выкупаем, чтобы честь сохранить.
— А оружие?
— Так кто ж его отдаст?
И то верно. Оружие у черкесов знатное, от дедов-прадедов переданное. Кинжалы из булата с драгоценными камнями. Панцири старинной работы. Хотя те, кто был в кольчугах, наверняка в глубину ушли. Могли и живыми в болоте утонуть. Страшная история. Рассказывали мне, что нечто подобное в лесах подо Ржевом в Великую Отечественную приключилось. На этот раз с кубанцами или донцами. Дивизия полегла. Не было лучше находки для «чёрного» копателя из 90-х, чем найти казачий кинжал…
— Страшное место — эти топи! Кладбище под ногами! — не удержался Спенсер.
После таких слов казалось постыдным бросать шапсуга одного в лесу на горе, но выбора не было. Ему стало еще хуже. Оставили ему палатку из бурки, еду и воду в бурдюках, которую набрали из горных ручьев. Из ериков воду брать не стоило. Она была мутной и непригодной для питья.
— Черкесы — народ живучий! Выкарабкается! — пророчествовал Натан.
Выбора у нас не было. Нас ждали в военном лагере под Анапой. И у Эдмонда была договоренность с Абделем о дне встречи в Суджук-Кале. Мы имели все основания, чтобы покинуть Черкесию до серьезных осенних дождей. Наш вояж подходил к концу.
[1] Авторы честно признаются, что дату убийства Болотоко сместили на месяц. Никого этим не хотели оскорбить! Напоминаем, у нас альтернативная история и присутствие Косты меняет привычное нам историческое полотно.
[2] Кубанская казачья Линия. Шла вдоль берега реки Кубань до того момента, пока не началось наступление России на левом берегу. На нем с конца XVIII в. стояло Ольгинское укрепление, прикрывавшее одноименный мост. Отсюда начинались все походы Вельяминова. Здесь же войска выдерживали двухнедельный карантин на обратном пути.
Глава 10
Засады
Наше прибытие в военный лагерь черкесов прошло незаметно в отличие от прошлого визита на совет вождей конфедерации. Там была говорильня и шумная встреча. Здесь люди занимались делом. Кровавая и опасная игра в кошки-мышки. Ни дня не проходило, чтобы кто-то не попал в засаду черкесов или — наоборот — казаков.
В лагере происходила постоянная ротация. Черкесы, увешанные мешочками с провизией, подъезжали и покидали его налегке. О централизованном снабжении речи не было. Каждый сам себе готовил — рис, просо, кукурузу, ячменную муку и добытую в горах дичь. И как только у горца заканчивались продукты, он уезжал в свой аул. Если было, куда уезжать. В ближайших окрестностях многие селения были сметены войсками генерала Вельяминова. Ужасная, но действенная практика. Отсутствие продовольствия серьезно подрывало боеспособность черкесов.
Здесь, в горных отрогах, мы смогли перевести дух. Неделя пытки звоном в ушах от непрекращающегося ни на минуту кваканья лягушек и от писка миллиардов комаров могла свести с ума любого. Прозрачный свежайший горный воздух вместо миазмов гниющего болота — о, это было как бальзам на рану. И возможность нормально обсушиться. Поход в дождь — врагу не пожелаешь. Вода снизу, вода сверху… Вода достала!
А еще грязь! Мы извозились в топях с головы до ног. Не счесть, сколько раз я падал с коня в болотную жижу. Даже Спенсер сподобился, несмотря на свои навыки наездника.
Дав нам сутки на восстановление сил и внешнего вида, черкесский сераскер, как называли на турецкий лад местного предводителя, пригласил нас на встречу. Его звали Инал Аслан-Гирей.
— Мои люди, дорогие гости, докладывают: русские готовятся к походу. Нужен активный поиск. Я слышал, уважаемый хакким, о вашей помощи нашим людям, — вождь обратился к Спенсеру. — Но сейчас нам нужны не пилюли, а лишние стволы в умелых руках. Вы с нами?
— Сочтем за честь! — кисло ответил Спенсер.
Выбора нам не оставили. Пришлось с очередной партией отправляться в разведку. Спенсер ехал со своим штуцером, я держал под рукой заряженные револьверы. Пристроил их в кобуры у седла. Стрелять в русских? И мысли такой не было. Но война есть война. Если предстоит выбирать, долго раздумывать не буду. На мне огромная ответственность. Мне еще Торнау надо как-то выручать.
Наш отряд смог подобраться к крепости так близко, что можно было рассмотреть в бинокль подробности. Попросив его у Спенсера, я стал изучать Анапу. Город и форт с юга и юго-запада прикрывала почти отвесная скальная гряда высотой 30–40 метров, являвшаяся естественной защитой. Гладкая и болотистая равнина, уходящая на север, служила безопасным путем к черноморским казачьим станицам за Кубанью. Зато холмы к востоку превратились в арену постоянных схваток и засад. Здесь, в предгорьях, среди небольших ущелий и теснин, поросших вековым лесом, было очень красиво. И очень страшно. Война не затихала ни на минуту.
В крепости шли какие-то военные приготовления. Артиллерийские орудия цеплялись к зарядным ящикам. В них укладывали снаряды. На плацу солдаты строились в ротные колонны. Вьючные лошади, мулы и верблюды нагружались вьюками. Вестовые-казаки галопом носились туда-сюда, развозя приказы офицеров. Вероятно, предстояла серьезная вылазка.
Как нам объяснили, крепость испытывала трудности с водой, имея лишь один дурной колодец. Воду приходилось подвозить из родника на холмах. За ней отправляли партии с пушкой. Вот и сейчас можно было наблюдать, как колонна выдвигается на восток в сопровождении отряда казаков. Волы тянули несколько телег с пустыми бочками.
