Покупал, особо не торгуясь. Больше для вида и чтобы поддержать обычаи восточного базара, на котором купить не торгуясь — равносильно оскорблению продавца. Выбирал, правда лучшие чохи. С расшитыми серебряными нитями газырницами. Будем притворяться голубой грузинской кровью!
Пункт второй. Папаха. (касается только меня)
К счастью, мои молитвы над пропастью были услышаны Господом. И пропасть поживилась только моей папахой. Сванская шапочка, в принципе, мне нравилась. Привык к ней уже и, конечно, сохраню. Однако носить буду только в домашней обстановке. Что, практически означало — никогда. С трудом мог представить, что мне обломится домашний уют, войлочные тапки, красавица жена и куча галдящих детей. Младшая дочка при этом обязательно будет стучать по моей голове, прикрытой этой сванкой. Мечты, мечты.
Папахи были знатными. Цилиндры из черного каракуля. Эх! Я расстроился чуток. Были бы тут приняты из серого! В советской армии, как мне помнится, серый каракулевый цилиндр могли носить военные не ниже полковника по чину. Генералы — уж точно! Имею право считать себя генералом! Я примерил папаху. Сидела отлично. И мой образ в ней мне понравился. А что? Клёво! Вообще, от горца не отличить! Заверните!
Пункт третий. Чехол для ружья. (касается только Спенсера)
Он, конечно, с трепетом относится к своему чехлу мехом наружу. Но, давай, здесь не будем дразнить гусей! Такие чехлы — явный признак черкеса! А мы в Грузии! Лучше перебдеть.
Пункт четвертый. Бельё.
Его накупил с лихвой. Не столько, чтобы каждый день напяливать новый комплект, сколько стала понятна необходимость бинтов, повязок. Хотелось бы, конечно, впредь избежать ранений. Но это тоже было из разряда мечты. «Ах, мечты, мечты!» Так что участь белья известна: будет располосовано на повязки.
Пункт пятый. Фетровые накидки. Башлыки.
Мы приехали к началу сезона дождей. Если не хотим ехать мокрыми до последней нитки, надо основательно прикрыться. Интересно, если этот островерхий башлык напялить поверху цилиндрической папахи или широкой «размахайки» Эдмонда, мы сойдём за буденовцев? Будем скакать бок о бок, распевая: Мы красные кавалеристы, и про нас все Спенсеры речистые ведут рассказ…
Пункт шестой. Побриться (для себя любимого).
Брадобрей, встретил, как и все, испуганным взглядом. Но потом чуть успокоился. Куча покупок в моих руках сейчас определяли меня больше, как обычного обывателя, нежели грозного горца. Правда, когда он подносил бритву к моей шее, рука у него дрожала. Бритва своими размерами не уступала мечу. Мне стало не по себе.
— Очень прошу тебя, успокойся, — я улыбнулся открытой и доброй улыбкой. — Я просто хочу побриться. Поправить бороду. И вернуться домой с головой на плечах! Все хорошо. Поверь!
— Да, господин! — брадобрей внял моим словам. — Все исполню в лучшем виде!
— Спасибо, друг!
После «друга» брадобрей успокоился окончательно и — не без демонстрации виртуозного владения своей монструозной бритвой — исполнил мои пожелания.
Вышел от него, чуть ли не насвистывая. Так мне сейчас было хорошо. Впервые за последние недели я ощущал себя… А что? Да, обывателем! Какое отличное слово: обыватель! Вот он идет в дом, где его ждёт тёплая постель. У него в руках — многочисленные покупки. На идеально выбритой голове — обновка уровня генерала. С чего бы не насвистеть буденовский марш! Тем более, при моём умении!
В таком благостном настроении я вошёл во двор Никола. Навстречу выбежала прекрасная Кинша. Одного взгляда на нее мне хватило, чтобы попрощаться с мыслями о счастливом обывателе.
«Забудь о свисте»! — с тоской пронеслось в голове.
— Немедленно уезжайте! — Кинша подтвердила моё предчувствие очередной беды.
[1] Фраза, как и поговорка, — из неопубликованной на русском части книги Спенсера «Путешествие в Западную Черкесию».
Глава 21
Паромщик, держи рот на замке!
В дверях дома нарисовался разбуженный и недоумевающий Спенсер. Спросонья не мог сообразить, что происходит. Двор заполнила нешуточная суета. Слуги бегали туда-сюда. Уже выводили наших осёдланных коней. Кто-то укладывал в поклажу какие-то свертки.
— Ради Бога, Коста, что случилось? — завопил Эдмонд.
— Что случилось, Кинша? — переадресовал я тот же вопрос нашей хозяйке.
— Мой муж, — Кинша набрала воздуха. Ей было стыдно. — Мой муж решил сдать вас русским, когда узнал, что вы не черкесы, а, значит, нечего опасаться расправы над предателем. Горцы таких и в Константинополе могут показательно казнить, а вас он не боится. Вдобавок, хакким — англичанин, за которого полагается большая награда. Простите!
— Он вам в этом признался?
— Нет, конечно! Сказал, что идет к своему торговому партнеру. Но я хорошо его знаю. Вам нужно поспешить. Лошади готовы. Там вам положили еды, воду. Торопитесь. Времени немного.
— Но, как же вы…?
— Не беспокойся обо мне, Коста. Он не посмеет и пальцем меня тронуть. Ты же видел, как он меня любит.
— Такую женщину, как вы невозможно не любить, уважаемая Кинша!
— Благодарю! — Кинша чуть покраснела.
— Но как вы оправдаете наш отъезд?
— А! — Кинша легко махнула рукой. — Скажу, что за вами заехал какой-то ваш друг. Что-то сказал. Вы мне сказали, что вам нужно срочно возвращаться. Быстро собрались и поскакали обратно в сванские горы.
Спенсер подошёл.
— Нам нужно срочно уезжать, Эдмонд. Потом объясню.
К нам подвели лошадей. Я помог ему взобраться на лошадь. Его покачивало. Он был очень слаб. Хотя крепился, стараясь этого не выдать.
«Хорошо, что он поспал немного», — подумал я и на всякий случай крепко привязал его к лошади. Спенсер не возражал.
Подошёл к Кинше.
— Куда же вы поедете? — спросила она.
Я задумался. В голове промелькнул Стамбул, Тамароба, шалахо и Георгий с его: «Легко запомнить: Вано из Вани».
— Далеко отсюда до Вани? — единственный возможный вариант на данную минуту.
— Совсем близко. Верст шестьдесят. Со сменой лошадей за пару дней доберётесь.
Я кивнул.
— И, все-таки, уважаемая госпожа… Вы точно в безопасности?
Неожиданно Кинша меня мягко обняла.
— Точно, Коста, точно…
— Но ваши слуги… Кто-нибудь может проболтаться.
— Они все преданы мне.
— Да. Я заметил. Они не только преданы. Они все любят вас. Вы так добры к ним. И к нам. Почему?
— Ты хороший парень. А твой друг не побоялся осмотреть мою больную девушку. Я не хочу денег, заработанных неблагодарностью.
Кинша разомкнула объятия.
— Все! Пора. Езжайте туда, — Кинша указала рукой направление. — Дорога одна. Не очень сложная. А после тех, по которым вы сюда добрались, можно сказать простая. На подъезде к Вани реку переплывете на пароме.
— Я не знаю, уважаемая Кинша, смогу ли когда-нибудь достойно вам ответить за вашу доброту. Спасибо. И будьте счастливы.
— Спасибо на добром слове, Коста. Берегите себя! Прощайте.
Я вскочил на коня. Кивнул Спенсеру. Мы тронулись.
— Коста! — Кинша остановила меня.
— Да.
— Мой Никол… — Кинша вздохнула. — Не суди его строго. Он хороший муж. И хороший отец. Но он — купец.
— Я все понимаю, Кинша. Обещаю, что не буду.
— Храни тебя Аллах! Прощай!
Мы выбрались на дорогу. Поскакали.
— Что на этот раз? — Спенсер грустно усмехнулся.
— Хозяин хотел нас сдать русским.
— Понятно.
— Ну да. Он купец до мозга костей. А вы, мой дорогой Эдмонд, здесь слишком лакомый кусок, чтобы удержаться от соблазна.
Спенсер рассмеялся.
— Всякое про себя слышал. Но «лакомым куском» назвали впервые.
— Тише!
Я натянул поводья. Спенсер удивился, но последовал моему примеру.
— Что? — спросил шепотом.
— Стойте здесь. Я сейчас.
Соскочил с коня. Выглянул из-за поворота. Дом Никола был как на ладони.
«Как же вовремя мы дёрнули!» — выдохнул я.
Ворота были распахнуты настежь. Туда вбежали шесть солдат с ружьями наперевес во главе с унтер-офицером. Никол стоял у ворот. Казаков не было. Это хорошо. Погоню быстро не организуют.
