…Дрожь в руках следователь смог унять лишь час спустя. Но тревога все равно осталась, тревога и… легкое, почти незаметное покалывание в кончиках пальцев.
Которое никак не желало проходить.
…Выпили, спели еще несколько песен. Подкинули дров в костер, и пламя оранжевой птицей взвилось, казалось, к самым звездам.
— … что, только девять часов? Ты серьезно?
— Серьезней некуда. — Таккер щелкну крышкой маленького изящного брегета. — Только девять, точнее, начало десятого. А давай, Пончик, «Как я гулял на выпускном!»
— Я аккордов не знаю… Давайте лучше выпьем. За нас!
— За нас.
— Фигаро, — шепнула Шэн (горячие губы девушки почти прижимались к уху следователя), — не напивайся сильно. Хочу тебе… кое-что сказать. Потом.
…Пончик взял гитару, немного подумал, дернул струны и запел:
— …Я надеваю свой плащ и волшебную шляпу
Сегодня, ребята, я буду творить колдовство
И пусть мой сюртук в разноцветных, нелепых заплатах,
Но множество тайных карманов есть у него…
— Старая вещь, — тихо сказал Таккер. Ума не приложу, откуда Пончик их все знает.
— …В одном из них долг в восемнадцать дырявых копеек
Две дюжины звезд — но не точно, насыпал на глаз,
На случай мороза солдатских тепло телогреек
И двадцать минут в табакерке лежат про запас…
Где-то в небесах над их головами глухо заворчал гром. «Гроза?» — подумал Фигаро. — «Не может быть. Небо чистое, какая, к черту, гроза?»
— … В другой я когда-то засунул четыре дороги,
Но пять износились, а восемь пустил на шнурки
А в третьем колеса (к ним были привинчены дроги)
Пустая копилка и пыльный закат у реки…
…Это произошло так быстро, что следователь даже не успел отреагировать. Но он увидел — каждая миллисекунда этого мига отпечаталась у него в памяти навсегда.
Невидимый многослойный щит — творение магистра Целесты, которое тот повесил на Конрада сразу же после инцидента у обрыва — изогнулся над головой парня как старый матрац, искря от чудовищной перегрузки, а в следующий миг раскаленный воздух с оглушительным грохотом вспыхнул, буквально разметав костер по поляне горящими клочьями.
Молния.
С ясного неба.
И щит выдержал. Он был рассчитан, в первую очередь, на отражение колдовских энергий, но выдержал, поглотив энергию молнии (как?! откуда?!) и развеяв ее без следа. Конрада просто оглушило, возможно, слегка контузило, но он остался жив.
Дальше все происходило очень быстро.
Хлопнул мокрой тряпкой воздух, сверкнул «сократитель» — порт ближнего действия — и в центр поляны буквально свалились Пфуй с Целестой. Комиссар, изрыгая ужасающие проклятия, в мгновение ока окружил склон холма щитами, способными отразить любую атаку, начиная от перегруженной шаровой молнии и заканчивая потоком античастиц. Целеста уже упаковывал Конрада в кокон поддержания жизни усиленный личными наработками магистра — теперь о рыжего лоботряса сломал бы зубы даже Демон-Сублиматор.
Сам следователь делал то же, что и все остальные: широко открыв рот наблюдал за происходящим. Ему даже не нужно было прилагать усилий, чтобы изобразить шок.
«Артур! Откуда?.. Что происходит? Что это за молния? Откуда она взялась?! Это не колдовство».
«Нет, не колдовство, — «голос» призрака дрожал, причем Артур даже не делал попыток это скрыть. — Чистейшая случайность. Разряд между сильно ионизированным слоем сухого воздуха и землей. Раз в двести лет такое случается… Но дело не в этом. Черт, черт, черт!! Мы опоздали, Фигаро, ох, как же мы опоздали… Я дурак, идиот, размазня…»
«Артур, — следователь шумно сглотнул, — что вы несете? Что значит, «опоздали»? Конрад жив, все хорошо. Сейчас комиссар с магистром унесут его отсюда в безопасное… Что, что такое?»
«Посмотрите на него, Фигаро. Посмотрите на Конрада… Да не так, болван! Через эфир!»
…Фигаро сложил «очки» из больших и указательных пальцев (руки заметно тряслись), поднес их к глазам и прошептал формулу.
Вспышка. Алые полосы в небе. Дрожь огней вокруг. Фрактальные переливы эфира. Но следователь не глядел на все это великолепие; его внимание было приковано к Конраду.
Слабое, едва заметное свечение ауры вокруг бесчувственной фигуры парня. Не обычный радужный кокон, а широкие, похожие на фестоны паутины бледные ленты, слабо колеблющиеся, словно водоросли под водой. И яркие шары света, отделяющиеся от макушки Конрада и вереницей уплывающие вдаль… в никуда.
«Полное расслоение ауры, Фигаро. Распад на первоэлементы. Ему жить осталось, от силы, три минуты…»
…Гулкие, пустые коридоры. Тусклый свет выкрученных на минимум алхимических ламп. Эхо: капли воды падают на железо — банс! Банс! И запахи: кровь, карболка, спирт.
Фигаро сидел на узкой лавочке, стоявшей в коридорах глубоко под домом комиссара Пфуя, курил и ждал. Он пытался думать, но все мысли куда-то запропастились, оставив в голове только мягкую вязкую пустоту.
Целеста и Качка боролись за жизнь Конрада уже больше трех часов. Следователю оставалось только одно: ждать. Он ничем не мог сейчас помочь магистру, но от этого ожидание не становилось менее мучительным.
Настроенного блиц-портала сюда не было, поэтому Конрада доставили «сократителем». Три минуты. Операционная у комиссара была готова всегда, поэтому далее никаких задержек не случилось. Разбудили Качку и сразу же занялись пострадавшим: магистр латал ауру, Качка спасал тело. Всех остальных, без каких-либо объяснений, отправили по домам под присмотром людей Пфуя — хмурых неразговорчивых мужиков в робах спецназа. Судя по всему, никто из веселой компании так и не понял, что произошло.
Фигаро, впрочем, тоже.
…Хлопнула дверь и в коридор вышел Пфуй, измученный и осунувшийся. Дрожащими пальцами достал сигарету (следователь впервые увидел комиссара с чем-то кроме сигары во рту), с третьего раза прикурил от старой военной зажигалки и сел рядом со следователем. Под глазами зам. ректора залегли глубокие черные тени и Фигаро вдруг понял, что у комиссара тяжелая эфирная контузия. Возможно, даже опасная.
— Все, Фигаро. — Пфуй выдохнул дым и закашлялся. — Остановка сердца и полное рассеивание ауры. Три часа бились как черти и все псу под хвост.
— И никакого колдовства? — следователь почувствовал странную тошноту, словно его желудок рухнул в шахту лифта. — Никаких внешних воздействий?
— Ни малейших. Ни обычных, ни Других. Чистая… случайность. — Комиссар сплюнул на пол.
— И что теперь?
Пфуй поднес к губам сигарету, потянул — табачный цилиндрик сгорел моментально, как бикфордов шнур — выдохнул облако дыма и, наконец, сказал:
— Там, за дверью, пять минут назад, я был на сто процентов уверен, что теперь уж точно закрою Академию. А потом понял: именно этого эта скотина и хочет. Чтобы все улеглось. Чтобы через тридцать лет вернуться опять и начать все по новой… Нет, Фигаро. Я поймаю эту мразь и распылю ее на атомы.
— Но если это несчастный случай…
— Шесть смертей подряд? Нет, это не случайность. Это злой умысел, Фигаро. Где-то в стенах Академии есть нечто, что убивает студентов. И мы найдем, где оно прячется, найдем и уничтожим угрозу раз и навсегда.
— Но риск… Могут погибнуть люди. Снова.
— Они и так погибнут — сейчас или тридцать лет спустя. — В голосе комиссара звенел лед. — Вопрос лишь в том, когда мы сумеем разорвать эту цепочку смертей… Вы с нами?
— Да, — Фигаро кивнул. — Я с вами, комиссар. Конрад… Он никому не причинил вреда. Ни малейшего. И вот теперь он мертв, а я даже не знаю, почему. Того кто за это в ответе… Впрочем, нет, я не умею пытать. Не умею причинять боль. Но вот Целеста…
