— Ты кто? — опять спросил он.
— Сейчас за паспортом схожу… Ты кто? — я начал повышать голос. И что это за катафалк меня сюда припер? Метнись за старшим, я ему объяснюсь.
— Слыш ты… — тот явно пытался обидеться, поняв, что его статус раскусили. Глаза его начали наливаться кровью и губы скривились. Ну не подойдет уважаемый человек к новенькому, тем более с таким видом как у меня.
— Остынь Кубик, — раздался чей-то голос.
Вот с этим уже говорить можно. В камуфляже и берцах, лет пятидесяти. В отличие от Кубика, с намеком на прическу и гладко выбрит. Широкоплечий, но с заметным возрастным пузиком. Лицо прораба-строителя. А может это и правда его база? Возник он передо мной незаметно. Впрочем, в моем состоянии я бы и слона не заметил. Глаза глубоко посажены и с какой-то хитринкой, словно мне собирался анекдот рассказать. Начальство, ну или людей наделенных властными полномочиями видно сразу. Во всяком случае, я сразу понимал перед кем «КУ» делать. Есть в них, что-то от барина, в осанке, взгляде, тембре голоса и манере говорить. Как известно «начальство надо знать в лицо», а лучше и со спины.
— Ты откуда такой? — поинтересовался он.
— На электричке ехал и не доехал. Потом ваших встретил. Как-то вот так…
— Вот так… — задумчиво повтори он. — Нафиг вы его суда притащили? — обратился от к кому-то за автомобилем.
— Баклан сказал с собой берем — откуда-то из-за автомобиля обиженно раздался голос татарина. — Он его Водяным нарек. Гы — гы — гы — гы…
Квадратная башка с незамысловатой кличкой Кубик, заржала то же.
— Сильно тебя помяло то? — поинтересовался мужик, обращаясь ко мне.
— Терпимо.
Тот на меня не смотрел, а прищурившись что то разглядывал в стороне. Было видно, что мои слова для него не важны. И почему то у меня создалось впечатление, что именно сейчас решается вопрос моей дальнейшей жизни. Наверное, нервы шалят…
— Ну иди ко всем… Делать то умеешь что?
— Дай я хоть штаны заменю.
— Ну иди, меняй — усмехнулся тот.
По его речи, и отношению к нему Кубика и невидимого для меня татарина, стоящего за автомобилем, было заметно, что этот тип не из простых, а что-то вроде начальника на этой помойке. Да и хрен бы с ним! И со всеми этими кубиками-рубиками… Я вообще домой хочу, и голова у меня болит.
Я проковылял в здание, куда заносили хлам с кузова «Газели». Трость свою я в болоте оставил, рюкзак с документами тоже, и хромал, как мне казалось сразу на обе ноги. Рухлядь, перевозимую в кузове, скидывали одну кучу, прямо у входа. Из той же кучи я сразу себе вытянул и напялил на себя старый, строительный комбинезон, опознавательный знак Джамшуда и Равшана. И такие же старинные строительные ботинки без шнурков. Явно в них по даче какой ни будь дедок щеголял. С моими, теперь уже не музыкальными пальчиками сделать это было не просто, а именно натянуть обувь на ноги и комбез на полуживое тело.
Еще не заходя в основную залу для приема гостей, я по запаху определил, что там. Вонь давно не мытого человеческого тела. Старых и пропотевших тряпок. Запах гниения дешевых продуктов питания и конечно же алкогольный смрад.
Казарма и бомжатник. Несколько сбитых из необструганных досок лежанок стояло в помещении размером с половину школьного спортзала. На бетонном полу было накидано тряпье, на котором валялись бренные тела. Там же, на полу горел костер без намека на ограждение. Вонь в воздухе была почти осязаемой. В казарме был полумрак. Это интимное освещение давали мутные от грязи стекла окон, некоторые были на распашку открыты. Было видно, что уборку в помещении проводят, но грязь и какой-то хлам, бумажки, баклажки, пустые пачки из-под сигарет, окурки и прочий мусор заполоняли все пространство. На относительно чистых островках валялись прямо на голом полу матрасы и на некоторых сидели и лежали мужчины, возрастом в диапазоне от двадцати до шестидесяти лет. Но, впрочем, молодежи было больше. Тела постоянно чесались и что-то бормотали вслух.
Пройдя вдоль стенки, там же и уселся на пол. Точнее сполз вниз по стене. Стараясь без особого интереса оглядываться по сторонам и как радаром, пытался разглядеть все. Компания привокзальных бомжей, одетых кто во что горазд не обращала на меня никакого внимания. Кто-то что-то пережевывал. Кто спал. Кто лениво разговаривал друг с другом. В конце большого и грязного помещения дверь, по-видимому, в туалет. Рядом с этой дверью так же на полу были кинуты матрасы и несколько человек лежали на них. От основной массы населения бомжатника их отделяло некоторое пространство. Словно полоса отчуждения. «Главное мне в эту компанию не попасть» — подумал я про себя.
Смотря на чавкающие рожи, я вдруг понял, что хочу есть. Больше суток ни ел и не пил. Да еще головой… Голова практически не болит! Точно! От радости, что людей встретил что ли?
Глаза просто слипались, и я бы заснул, если бы не голод и не ноющие пальцы рук. Примерно через час все встали со своих мест, лениво загомонили. Несколько человек растолкали спящих и потопали к выходу из здания. Я пристроился в хвост печальной процессии.
Путешествие закончилось в соседнем здании, посреди бетонного пола которого стояло несколько длинных столов и скамеек. Стиль помещения напоминал ГУЛАГовскую столовую как ее показывают в Голливудских фильмах про заключенных в СССР.
Пристроился в конец очереди к раздаточному окну. Похоже это и правда когда-то было столовой. Схватив сбитую по краям керамическую тарелку, через полметра в другом окне получил в нее из половника порцию бурой каши с тушенкой и два куска хлеба. Ложку отхватил себе там же, нарядную, ресторанную.
Пристроившись за столом, вместе со всеми, в четыре взмаха ложки умял все содержимое. Из чего была приготовлена каша, я так и не понял. Вкус ее я тоже не вспомню. Съел бы еще два раза по столько же… Но кто ж даст то…
Вынимая языком остатки каши и тушенки застрявших между зубов, поинтересовался у соседа:
— А компот будет?
Тот, вздрагивая всем телом, когда ему видимо попадался особо мерзкий кусок, пробурчал:
— Щас те все будет. Остряк мля…
Вполне удовлетворенный ответом, я стал внимательно осматриваться по сторонам. Низкие потолки, на которых висели лампы дневного света, которые по всей видимости давно не включались. Стены не красились лет тридцать как минимум, но в целом и в общем было видно, что за порядком и санитарией здесь следили. Вся та же компания, что и была в «божатнике», но за отдельным столом в уголке находились несколько незнакомых мужчин, одетых в камуфляж. И стол был накрыт красной полиэтиленовой пленкой. И сервирован побогаче чем наш. Между столом и кухней постоянно сновал какой то тип с разносами, то принося, то убирая посуду со стола.
— Лагерный актив? — поинтересовался я у того же соседа, слегка толкнув его локтем в бок и мотнув головой по направлению стола.
— Увидишь, — усмехнулся тот, — Сидел что ли? — поинтересовался он у меня.
— Я и сейчас сижу. На лавочке.
На этом наша беседа закончилась.
Проковыляв в казарму, так я стал ее называть, я опять уселся на пол возле стены на прежнем месте. Затем встал и кряхтя как старый дед, отправился к куче тряпья из которой ранее вытащил свой комбез. Покопавшись там, вытянул какую-то тряпку, напоминающее одеяло. Устроившись на ней с максимальным удобством у стены, стал ожидать дальнейшего развития событий. Через некоторое время ко мне подошел мой знакомый по столовой. Присев на корточки рядом со мной, вздохнул и с каким-то стоном сказал:
— Ну что, давай знакомится?
От Сварного, так он себя назвал, я узнал, что я скорее всего, просто сошел с ума от многочисленных травм головы. Поверить во все сказанное им было невозможно.
Тот, видимо хотел показаться мне и самому себе очень умным и эрудированным типом, корифеем происходящего. Пояснял все пафосно и высокомерно, через губу.
Эдакий, местный старожил, снизошел и начал учить меня жизни. Хоть бы рожу сделал по проще. Глазенки то свиные выпучил, и сел на корты как ЗК. И объясняет словами, значение которых сам не знает. И голос у него писклявый как у бабы. И воняет здесь. И света нет, как в подвале. И изжога у меня от их каши. И вообще…
