Якудза - Силлов Дмитрий Олегович "sillov"

– Мне это удается реже, – с сожалением произнесла девушка. – Отчасти поэтому я здесь.

– Тебе поговорить не с кем? – хмыкнул Виктор. – Тут же полная Антарктида фашистов, общайся – не хочу…

– Людей, – уточнила эсэсовка. – С равными себе здесь намного хуже.

– Это я-то равный? – изумился Виктор. – Вот это сильно! А у вас здесь равным себе принято присваивать идентификационные номера?

Скользнув взглядом по ожогу на руке Виктора, эсэсовка дернула плечом.

– Не я устанавливала правила в концлагере. К тому же я здесь не для того, чтобы восполнять дефицит общения.

– А для чего?

Вместо ответа девушка подняла руку и дернула завязки балахона.

Шелк стек с нее, словно вода с мраморной статуи.

Под балахоном на ней не было ничего.

– Мне нужен ребенок, – просто и немного жалобно сказала она. – Ты мне поможешь?

Виктор зажмурился.

Мыслей не было.

Был вполне понятный шок.

И сумбур в голове, состоящий из восклицаний типа «Ни фига себе!», «Так не бывает!», «Ну, дела!» и так далее. Но озвучить какое-либо из них Виктор не решался, боясь спугнуть картину нереальной, божественной красоты, застывшей посреди холодной камеры.

Озвучилось другое. И, как всегда, не к месту.

– А как же любовь?

«Нет, ну какой черт меня всегда дергает за язык в такие моменты?»

Она остановилась, прервав шаг к нему, словно на ее пути выросла невидимая стена.

– Ты говоришь – любовь… – медленно сказала она. – Но это не просто слово. Любовь – это огонь изнутри. Чувство, которое дано испытать далеко не каждому. Сейчас же мы просто понравились друг другу… надеюсь.

Виктор молчал, не зная, что сказать. Слов не было.

– Я тебе не нравлюсь? – спросила она. Ее голос дрогнул. – Извини…

Она присела, подхватила свой балахон. И даже почти успела его надеть…

Так и не решив, что сказать, Виктор бросился к ней, обнял, прижал к себе, словно боясь поверить в то, что все это происходит на самом деле…

Ее тело было теплым, почти горячим. А еще от ее волос шел слабый, едва уловимый запах. Давно забытый, оставшийся в далеком детстве, которое сейчас казалось сном, приснившимся кому-то другому. Он так и не вспомнил, откуда ему знаком этот аромат. Да и не до воспоминаний сейчас было…

Жар ее тела передался Виктору. И он растворился в этом огне, ласкающем его бурно и страстно…

Потом они лежали рядом на жестких деревянных нарах, не замечая их жесткости. И когда сладкий туман, колыхавшийся в его мозгу, немного рассеялся, он задал лишь один вопрос:

– Почему я?

Уголок ее рта дернулся в подобии улыбки.

– Потому что мне скоро двадцать пять, а я так и не остановила свой выбор ни на ком из тех мужчин, которые выбрали меня.

– Наверно, их было много.

«Неужели ревную? – мысленно удивился Виктор сам себе. – Вот тебе и раз! Похоже, я влюбился в антарктическую эсэсовку! Н-да, Аэлита отдыхает…»

– Достаточно, – с ноткой раздражения в голосе ответила она.

– И почему все-таки я?

Он чувствовал, что стоит остановиться, но ничего не мог с собой поделать.

Но она ответила:

– Потому что в нашем обществе реализована модель покойного Генриха Гиммлера. Привлекательная голубоглазая блондинка из хорошей семьи со всеми признаками принадлежности к арийской расе должна закончить «Женскую академию мудрости и культуры». После выпускных экзаменов, когда ей присваивается звание Hohe Frauen – «Избранная женщина», она должна вступить в брак с равным ей по крови и родить от него как минимум одного ребенка.

– А если ей никто не нравится и она не вступит в брак?

– Тогда она обязана воспользоваться услугами Лебенсборна – специального дома для незамужних матерей, где ей подберут прошедшего расовый контроль офицера СС… для случки.

Последние слова она словно выплюнула. Ее губы искривились в гримасе отвращения.

– Лебенсборн. «Источник жизни»… – задумчиво пробормотал Виктор. – Логично предположить, что рядом с таким «источником жизни» имеется неслабый источник смерти. Замешанный на газе «Циклон В» и «Программе Т-4».

– Т4?

– Ага. Так называемая «Акция Тиргартенштрассе 4». Программа тотального уничтожения душевнобольных, инвалидов и нетрудоспособных, разработанная гитлеровцами в тридцать девятом году.

«Ничего себе познания», – уже практически без удивления отметил Виктор. А еще он отметил, как вздрогнула от отвращения недавно приобретенная часть его души. Похоже, что, работая на нацистов, отец сихана знал о них достаточно много и потому не питал к ним особо теплых чувств.

– У нас это давно стало нормой и просто называется эвтаназией, – прошептала девушка. – Многие считают, что без этих мер невозможно сохранить чистоту расы…

– Попробуй объяснить это тем, кого ведут в газовую камеру, – криво усмехнулся Виктор. – Кстати, почему-то я не видел их наверху, в городе.

– Считается, что Высшему Отцу не пристало смотреть на такие вещи, – ответила девушка. – Поэтому и концлагерь, и газовые камеры расположены под землей.

Теперь настала очередь Виктора удивляться.

– А что это еще за «Высший Отец»? Что-то типа бога?

Девушка кивнула.

– Он создал Новую Швабию. Это бессмертный, которого никто никогда не видел. Когда-то он поставил нашим вождям условие, что он поможет им лишь в том случае, если его изобретения не повредят остальным людям земли. Поэтому ему не нужно видеть лишнего. Говорят, что он живет в Черном Донжоне и с ним общаются только верховные члены Черного Ордена. Но, возможно, это только легенда. Хоть я и медиум, но, как только мой разум касается этой области, в голове возникает страшная боль. На пути к полю этой информации кем-то поставлен мощный ментальный блок, сквозь который я не могу пробиться.

– А ты пробовала?

– Однажды, – вздохнула девушка. – Женщины любопытны. Но второй раз я не рискну.

– Все понятно, – кивнул Виктор. – За исключением одного момента…

– Почему я все-таки выбрала тебя.

Виктор молчал.

– Все очень просто, – холодно усмехнулась она. – Я не могла найти мужчину, равного мне по ментальной мощи. Сейчас в обществе «Врил» осталось слишком мало магов. И я – самая способная из них.

– Это оттуда? – кивнул Виктор на татуировку, выколотую на ладони девушки и изображающую глаз.

– Да. Знак верховной жрицы общества. Только звания и магические способности эзотериков мало помогают. Несмотря на усилия ученых, нация вырождается. Вырождаются и маги. В конечном итоге мне бы все равно пришлось идти в Лебенсборн – но тут появился ты. Мурёку-синоби. Воин ночи, потерявший силу. Как говорят у вас в России, на безрыбье и рак рыба.

– Наименьшее из зол? – с ноткой горечи в голосе сказал Виктор.

– Можно и так сказать, – сказала она, поднимаясь с жесткого деревянного ложа. – Черт, всю спину отдавил, – скривилась она. – Кстати, спину тебе я намазала анестезирующей мазью, заодно отлично заживляющей ожоги. Но твою татуировку полицейские сожгли полностью. Так что ты больше не якудза. И не маг. Очень надеюсь, что хоть ребенок от тебя будет нести способности, не реализованные отцом. Прощай.

Она набросила на плечи плащ и шагнула к выходу.

– А ты жестокая, – задумчиво бросил ей в спину Виктор. – Хотя и безумно красивая.

– Спасибо за комплимент, – отразилось эхом от закрытой двери. – Открывай!

– Есть, штандартенфюрер!!!

Дверь немедленно распахнулась.

Но на пороге она все-таки обернулась.

– Воин теряет силу, когда теряет свой Путь. Подумай об этом, пока есть время.

– Обязательно, – ответил Виктор. – Кстати, как тебя зовут?

Ответа не последовало.

Полог черного плаща в последний раз колыхнулся в полоске тусклого света, льющегося из коридора. Потом был лязг замка и удаляющийся вдаль по коридору шелест легких шагов – звук, который, скорее всего, существовал лишь в воображении Виктора. Но он слышал его и почти видел, как движется вдоль холодных каменных стен хрупкий силуэт в черном плаще. Его невероятное, невозможное видение, которое завтра покажется сном.