Металл прорезал плоть, хрящи и сосуды с испугавшей меня легкостью — это настолько просто убить человека⁈ — но, не дав себе запаниковать…
— Кролик в норе, кивает и плачет… — дети в темноте и за нашими спинами не заметили происходящего, в отличие от Шломо, на щеку которого попала струйка крови подельника.
Он начал оборачиваться…
— Доктор приехал и выписал лекарство! Зайчик, глотай…
…но что-то сделать уже не успел — его горло тоже потеряло целостность, и он повторил за Зоханом пантомиму «роняю автомат и пытаюсь руками собрать шею как было».
— Кролик в норе прыгает и прыгает…
— Быстрее! — влепил я ошалело глазеющему на два оседающих на лестницу трупа педагогу пощечину. — Тащи детей вниз, там другой выход!
— Дети, наперегонки вниз! — придал тот мотивации ученикам.
Прижавшись к стене, я пропустил перепрыгнувших трупы хасидов детей и закрыл дверь — изнутри нашелся очень симпатичный засов с мое запястье толщиной, сама дверь из тяжелых досок, а стрелять через нее смысла нет — мы будем далеко внизу.
Вынув из кармана динамо-фонарик — череда покушений и неприятностей сделала меня жутко запасливым, и, жужжа ручкой, по влажным доскам дошел до стены, около которой педагог построил детей.
— Посвети, — вручил ему девайс и все той же спецручкой — она очень крепкая — поддел доску, обнажив кусок открытой ржавой здоровенной трубы, изгиб которой уходил в сторону улице.
Еще две доски, и педагог спрыгнул в трубу, а я начал подавать ему недовольных — воняет просто жесть, это же старый как сам Мюнхен коллектор — ребят. Семь наполненных слезящимися от вони глазами, клаустрофобией, тошнотворным хлюпаньем под ногами брожений по трубе, мы увидели дневной свет и уперлись в проржавевшую решетку, за которой мы увидели ведущий к мелкой речке заросший пожухлой травой склон. На том берегу продолжался славный город Мюнхен.
Где-то над головой взревел вертолет, ожила визгами сирен и треском моторов дорога. Дети начали кричать, но за таким фоном хрен кто услышит — нужно выбираться. Подсунув спецручку под решетку, я извинился перед КГБшным НИИ-производителем и надавил ногой.
Ценный девайс погрузился в жижу, чтобы остаться там навсегда — хватит с меня коллектора — а решетка послушно снялась с петель, и мы дружно бросились вверх по склону, к дороге.
Глава 7
Первая машина — БМВ с сидящим за рулем упитанным бюргером — проехала мимо. Не осуждаю — вне СССР я бы тоже скорее всего проигнорировал толпу грязных голодранцев под предводительством похожего на начальника концлагеря взрослого. Детский и подростковый бандитизм — это большая беда, и только Пионерская организация….
С воем сирены остановившаяся возле нас полицейская машина помешала додумать мысль.
— Я — Сергей Ткачев! — сразу взял я быка за рога. — Мы с херром учителем вывели детей-заложников из церкви!
Пара полицейских, надо отдать им должное, среагировала правильно — один остался общаться по рации, а второй — общаться с нами:
— Всех детей?
— Всех детей, — подтвердил я. — Наши спортсмены, их родители, — указал на ребят. — И зрители остались в церкви. Двое террористов мертвы, осталось восемь. Я пошел звонить.
Оставив народ позади, я перебежал дорогу и снял трубку висящего на стене симпатичной двухэтажки телефона-автомата. Монетки… Номер…
— Серега, ты живой⁈ — ответил мне взволнованный голос помощника товарища Громыко.
Вот бы на Родину звонить уметь.
— Детей вывел, взрослые там, — не стал я тратить время впустую. — Минус два террориста. «Альфа» летит?
— «Альфа» летит, — подтвердил он. — Где ты?
Посмотрев на табличку с номером дома и улицей, продиктовал и повесил трубку. Теперь можно просто сесть вот здесь, на теплый бордюр и ждать, когда приедут свои — я сделал все, что мог, и очень надеюсь, что террористы не взбесились от незапланированных потерь и не отыгрались на наших. А что я мог? Покорно сидеть в подвале и ждать смерти? Четырнадцать спасенных детей помогут успокоить совесть — вон скорая приехала, а значит как минимум с ними все точно будет хорошо.
КГБ прибыло через три минуты — к этому моменту ребят успели увезти, а рядом со мной на всякий случай поставили немецкого полицейского. Изначально заняв позицию в шаге от меня, он дал слабину и отошел на два — воняю коллектором. Как говорил товарищ Министр внутренних дел Советского Союза: «Лучше говно, чем кровь», и я с ним полностью согласен.
Из старенького «Мерседеса» выбрались двое «номерных» КГБшников и полковник Лавочкин — он нашу поездку по линии спецслужб курирует.
— Ты в порядке? — спросил он меня.
— В полном, — подтвердил я.
— Поехали, — указал он на машину.
Забравшись внутрь, я открыл окно, мужики сделали так же, и полковник выдал мне план церкви и карандаш:
— Показывай, где кто стоял, когда ты видел их крайний раз.
Не «последний», и это в самой материалистической стране мира! Я начал покрывать план метками, сопровождая устными пояснениями:
— Здесь — двое, рост между 160 и 170 сантиметров. В этом углу наши, сидя. Здесь — немецкие заложники, тоже сидя. А у немцев аналога «Альфы» нет?
— Аналог «Альфы» только у американцев есть, — презрительно поморщился полковник. — Хотели спецназ подтянуть, но здешние немцы совсем мягкотелые — отказы пишут, мол, в евреев не хотят стрелять. Не отвлекайся.
Мир еще не осознал всей ублюдочности терроризма и конкретно с ним бороться не готов, предаваясь блаженной полудреме. Ну а конкретно с немцами коллективное покаяние сыграло плохую шутку в самый неподходящий момент.
— Здесь, здесь и здесь было по террористу, — продолжил я. — Вот этот типа патрулировал, отсюда досюда бродил без остановки.
— Типа нервничал, — поправил полковник.
— Два трупа лежат на лестнице в подвал, — пририсовал я остатки, нашел нужный лист плана. — По коллектору вот так шли. Если жмуров нашли, люк заблокировали — там дилетанты, но нельзя же настолько идиотом быть, чтобы не понять куда и как мы сбежали?
— Проверим, — пообещал полковник.
— Стрельбу слышали? — не выдержал я.
— В начале или потом?
— Потом.
— Нет.
— Слава богу, — размашисто перекрестился я.
Помоги нашим, Вселенная.
— Выбирай — в Деревню или туда, — предложил полковник.
— Туда конечно! — удивился я.
Какая еще, блин, Деревня?
Проезды к церкви успели перегородить полицейскими машинами и выставить рядом нервных, потеющих полицейских. Показав документы, мы припарковались за оцеплением, и, прячась за домами противоположной стороны улицы — чтобы из церковных окон не стрельнули — добрались до превращенного в полевой штаб дворика двухэтажки, из окон которой на немцев в пиджаках, полицейской и армейской форме и на нас беззастенчиво таращились жители.
Со стороны церкви раздавалась усиленная мегафоном германоязычная речь:
— Уважаемые нарушители, пожалуйста, пощадите заложников и выходите с поднятыми руками. Я гарантирую вам депортацию в Израиль.
Переговорщик тянет время. Ответа террористов отсюда не было слышно, но вторая фраза переговорщика позволила понять, что радикальные семиты сдаваться не хотят:
— Уважаемые нарушители, я клянусь вам — ни одного антисемита в ФРГ не осталось, а тем более их не берут на работу в полицию. Очень вас прошу — давайте сохранять здравомыслие. Церковь окружена. Единственная возможность для вас сохранить жизнь и получить снисхождение — это сдаться.
К нам с КГБшниками подошел пожилой ФРГшный коп:
— Шеф полиции Мюнхена Карл Хубер. От лица полиции ФРГ благодарю вас за спасение заложников, херр Ткачев.
— Они в курсе? — указал я на церковь.
— Предполагаем, что нет, — ответил «шеф».
Серьезно⁈
— Идиоты, — горько вздохнул я. — Шеф Хубер, почему неспособные заметить отсутствие двоих сообщников и самых ценных заложников идиоты ходят по вашей стране с автоматическим оружием? Почему через забор Олимпийской деревни перелезают все, кто хочет с очень подозрительными сумками? Почему…
