— Разве я расстроена? — спросила я чуть капризно. — Вам показалось, государь.
— Теперь я это точно вижу, — уверенно ответил король. — Какова же причина?
Я посмотрела в ту сторону, куда ушли герцог с графиней. Монарх поглядел туда же и хмыкнул, не скрывая иронии:
— Вот как. А между тем, это вы пытались увести барона подальше от моих глаз и приняли комплимент от человека, который вам, как вы говорите, неприятен, — последнее прозвучало с ноткой негодования, и я отмахнулась:
— Да и вы расточали комплименты женщине, которая для вас не существует, даже одарили ее улыбкой.
— Я не ей улыбался, — фыркнул монарх. — Если бы вы видели ваш взгляд в ту минуту, когда обнаружили графиню, вы бы поняли, отчего я ощутил прилив благодушия. Вы ревновали, и мне это было приятно.
— Вот еще, — теперь фыркнула я. — Ревновала. Какая чушь!
Рядом охнула графиня Инкель, но король лишь усмехнулся. Он взял меня за руку и, поднеся к губам, посмотрел поверх нее:
— Разумеется… чушь, — сказал монарх и поцеловал тыльную сторону ладони.
— А вот и ваша сестрица со своим женихом, — оповестил Фьер, слушавший нашу короткую перепалку с государем. Лицо его милости оставалось невозмутимым, однако в глазах мелькнули веселые искорки.
Я повернула голову и радостно улыбнулась. Смущенные Элдер и Амберли приближались к нам. Значит, мои родители остались сегодня дома, а воспитанницу доверили ее жениху. Этикет подобного не запрещал. Олив Дренг, сияя жизнерадостной ухмылкой, шествовал впереди. Приблизившись, его сиятельство возвестил:
— Нашел, ваша милость!
— Благодарю, — улыбнулась я и поспешила сделать то, в чем на этот раз не было запрета — обнять сестрицу.
— Теперь можно и в ложу, — удовлетворенно произнес Его Величество. — Подданные на меня полюбовались достаточно. — А затем, повинуясь моему взгляду, добавил: — Господа, дамы, вы все приглашены и идите с нами.
Улыбнувшись Амбер, я взяла ее под руку и утянула за собой, Элдер последовал за невестой. Его себе в компанию взял Фьер Гард, за что получил от меня благодарственную улыбку. Граф Гендрик был растерян и смущен, потому покровительство барона пришлось кстати. Дренг, разумеется, продолжал развеивать грусть своей дамы, а государь шествовал впереди, ни на кого не обращая внимания. Да и к чему? И так было понятно, что никому и в голову бы не пришло отказываться от приглашения монарха. Ну… разве только мне, но сейчас я спорить и не думала, меня устраивало всё.
— Кажется, на нас смотрит весь театр, — потрясенно прошептала сестрица, водя взглядом по рядам лож.
— Терпеть осталось недолго, — ответил вместо меня король. — Сейчас начнется спектакль, и мы вздохнем свободней.
— Твое платье уже готово? — спросила я, вернув Амбер к нашему разговору.
— У кого вы шьете? — живо заинтересовалась графиня Инкель, пока ее кавалер отвлекся на беседу с Гардом.
— Граф Гендрик, — позвал Элдера государь, — подойдите. Я желаю выразить вам свое восхищение и обговорить новый заказ.
Я покосилась на короля, затем подбодрила его сиятельство улыбкой и вернулась к разговору с Амбер, уже слушавшей щебет Лисетт Инкель. Еще через мгновение дамы перешли к обсуждению свадебных платьев, и я осталась не у дел, а потому решила уделить внимание двум приятелям: Дренгу и Гарду. А спустя пару минут зал поднялся, чтобы вновь приветствовать государя вместе с артистами, появившимися на сцене, и с музыкантами, отложившими свои инструменты. Король поднял руку, и свет, наконец, погас. Зрители и служащие театра вернулись на свои места, и занавес открылся…
— Ох, каждый раз замирает сердце, — прошептала мне сестрица. — Будто делаешь шаг в другой мир.
— Или нагибаешься, чтобы заглянуть в замочную скважину, — негромко фыркнул король.
— Его Величество шутит, — поспешила я успокоить Амберли, бросив на монарха укоризненный взгляд.
Он сидел впереди, потому мой укор остался от него скрыт, однако отозвался:
— Разумеется, шучу. Театр — это же целая вселенная, — в голосе государя прозвучал сарказм, но моей наивной сестрице этого хватило, чтобы улыбнуться и ответить:
— Ах, как вы правы, Ваше Величество.
В этот раз он сдержался и ерничать не стал. Я знала, что скрывается за тоном государя, и это не было неприязнью к баронессе Мадести, только его своеобразным отношением к театру. Впрочем, сегодняшний спектакль оказался недурен. Он был пропитан духом озорства и авантюризма. Государь вскоре принял расслабленную позу и посмеивался над курьезными ситуациями, в которые попадали герои, и я была уверена, что сейчас за кулисами режиссер возносит Богам благодарственную молитву. Королю нравилось! А значит, утренние газеты провозгласят постановку выдающимся событием сезона, а ее постановщика — талантом.
О да! Я теперь читала газеты! Пусть я и раньше грешила этим втайне от батюшки, но теперь делала это открыто. Еще одна милость нашего сюзерена. Он ввел мне в обязанность читать не только корреспонденцию, но и прессу! А после идти к нему с докладом о событиях, которые мне показались значимыми. На это было выделено три дня в неделю, когда барон Хендис занимался тем, что должна была делать я, мне же полагалось насыщаться новостями, чтобы после выбрать важные и доложить о них монарху.
— О семейных торжествах и печалях мне докладывать не надо, — сразу известил меня государь, жирно перечеркнув колонки, которые считал лишними.
Он вымарал всё, что было ему неинтересно, оставив всего несколько статей, касавшихся политической и экономической жизни Камерата и наших соседей. А такие вещи, как высказывания критиков о культурной жизни столицы монарха волновали мало. Их я читала для себя, но на доклад выбирала только то, что ему было нужно.
Элькос не удержался от добродушной шпильки, когда увидел, как мне в кабинет несут небольшую стопку газет, Хендис просто махнул рукой. Он вообще уже перестал удивляться чему-либо и принимал причуды своего господина спокойно. «Лишь бы работать не мешал». Кстати, за вот эту-то новую обязанность Его Величество и был награжден поцелуем в щеку.
— А если бы подарил вам ожерелье? — полюбопытствовал государь.
— Мне было бы приятно ваше внимание, — ответила я.
— Но поцеловали бы?
— Если бы ожерелье было обернуто в свежий номер «Глашатая», то непременно, — с иронией ответила я.
— Пожалуй, я теперь всё буду оборачивать в газеты, — усмехнулся король, на том тогда разговор о поцелуях и закончили.
Однако я вновь увела вас из театра, а между тем приблизился антракт. Наверное, за кулисами опять замерли, ожидая, что будет дальше, но король уходить не собирался, лишь подал мне руку и вывел из ложи с намерением размяться.
— И как вам спектакль, государь? — спросила я с любопытством.
— На удивление, нравится, — отозвался он. — Без пафоса и страданий. Весьма легкий сюжет, как раз для отдыха. К тому же во всей этой истории мне почудился знакомый дух, если можно так выразиться. Я смотрю на сцену, а чувствую вас.
— Меня? — искренне удивилась я. — Не понимаю.
— Да что же тут непонятного? — отозвался Дренг, шествовавший со своей дамой за нами: — Озорство постановки свойственно вам в полной мере, ваша милость, конечно, когда вы не превращаетесь в хищницу, выгрызающую мужские души.
Король обернулся к нему, признаться, и я ощутила оторопь и недоумение, и его сиятельство возмутился:
— Что вы смотрите на меня, будто два голодных волка на бедного зайца? Я говорю обо всех этих ваших дискуссиях. До печенок ведь доберетесь, но заставите говорите на нужную вам тему.
— Это верно, — расслабившись, согласился монарх.
— Но не всё же шпиговать друг друга плоскими остротами, — отмахнулась я. — Или же обсуждать ваши охоты. Зимой и вовсе можно дать бедным животным отдохнуть от вашей кровожадности. Я же говорю о важном и необходимом. И раз уж я только познаю незнакомый мне мир, то мне необходимо знать живое мнение, а не только то, что прописано сухим языком сводов.
— Поверьте, ваша милость, в эту зиму мы дали зверью отдохнуть, — заверил меня Дренг. — Всего и выехали несколько раз, и дольше двух-трех дней такие выезды не длились. Вот если бы вы были с нами…
