"Фантастика 2025-54". Компиляция. Книги 1-23 (СИ) - Еслер Андрей

- Ты нарушил обещание, презренный! - вдруг заявил оттуда кто-то.

Голос был странно знакомым, и Макс прислушался.

- Что мне теперь делать в этой штуке? - заныл голос. - Я ведь демон, а не джинн!

- Фурис! - узнал Макс.

- Да, Фурис! - проскрипел демон. - Почему ты не бросил меня в колодец Мертвых, чтобы я смог возродиться?

- Ну… - замялся Макс. - Ты же помнишь, что там происходило. Я просто забыл.

- Он забыл! - ехидно возвестил демон. - Он забыл, а мне теперь вечность оператора изображать!

- Знаешь что, - разозлился Макс. - Если бы я выполнил свое обещание, ты бы погиб вместе с замком. Так что сиди себе в трубке и помалкивай.

- Сидеть буду, - смилостивился Фурис. - А вот помалкивать - не дождешься!

Пришлось Максу смириться с голосом демона, который теперь изменил тактику: теперь связь не прерывалась, просто Фурис едко комментировал каждое произнесенное слово, причем собеседник Макса его не слышал. Менять трубку было как-то жалко. Макс уже привык к ее вредному обитателю.

Да, все было почти как всегда. И это больше всего угнетало. Учеба, друзья, девушки, а в будущем - работа, карьера, возможно, семья, дети… А вот у Ани ничего этого не будет. Потому что самой Ани больше нет. Макс хотел бы забыть, но не мог. Сразу после возвращения из Мрака он поехал в Новосибирск, к ее родителям. Он будет помнить всегда, как тихо, безнадежно, заплакала Анина мама, увидев его и все поняв без слов. И как сразу на десяток лет постарел ее отец. Они не упрекали Макса, хотя иногда он думал, что любые упреки, любые проклятия, и даже презрение и ненависть были бы для него легче, чем их опустошенное молчание. Они его не осудили. Он сам судил себя. Каждый день, каждый час, каждую минуту он жил с незатихающим чувством вины.

Потому что это удел того, кто остался в живых.

Диана Удовиченко

Эффект искажения

Из истории рода делла Торре

Милан, год 1180 от Рождества Христова

Подеста Милана граф Амедео делла Торре чувствовал, что умирает. Болезнь мучительно долго истязала его иссохшее тело, в котором уже не осталось ни сил, ни воли к жизни. Не помогали ни растирания настойкою аспидов, ни мессы об исцелении, ежечасно возносимые фра [63] Никколо, ни утренние кровопускания, назначенные придворным физиком [64] мессэре Чиприано Ротокко. Днем и ночью его светлость терзали боли в животе. Лишь иногда они затихали, и несчастный забывался беспокойным, поверхностным сном. Усиливаясь, боль заставляла графа извиваться на ложе и истошно кричать тонким прерывающимся голосом, из которого страдания изгнали все человеческое.

За окном цвела весна. Под свежим ветром шелестели каштаны в дворцовом парке, впитывая солнечные лучи, распускались цикламены, благоухали гиацинты, смеялись резвившиеся на лужайках дети и племянники Амедео. В покоях графа чадили свечи, царили духота, полумрак, витали запахи испражнений и нездорового тела – мессэре Чиприано распорядился держать ставни наглухо закрытыми, дабы движение воздуха и солнечный свет не повредили больному. Прикрыв глаза, Амедео полулежал на груде подушек – таким образом врач, сторонник гуморальной медицины, добивался того, чтобы флегма [65] отливала от легких и сердца, не смешиваясь с остальными тремя соками организма. Страдальчески запрокинутое, осунувшееся лицо желтизною соперничало с камизой [66], пропитанной шафраном для убиения болезни. По предписанию физика прислуга каждое утро после кровопускания переодевала Амедео в свежую, смоченную драгоценным составом рубаху, избавляя таким образом от грязи и пота, вызванных недугом. Мессэре Чиприано настрого запретил смывать пот с тела графа, сказав: «Медицинская наука гласит, что вода расширяет поры, в которые может проникнуть новая болезнь».

Граф тихо постанывал – рези в животе немного отпустили. Вокруг суетились слуги, готовя Амедео к новому кровопусканию. Пришел толстый неопрятный цирюльник с хирургическим инструментом, молоденькая рабыня принесла серебряный – для очищения «грязной» крови больного – таз. Ждали мессэре Чиприано, физик задерживался у придворного астролога, с которым всегда согласовывал проведение лечения в зависимости от стояния небесных светил.

В дверь проскользнула старая дурочка Челестина, любимица графа, в лучшие дни частенько развлекавшая его своими глупыми выходками. Маленькая, сухонькая, вся какая-то неприметная, пробралась к кровати и встала в изголовье, обегая комнату острым взглядом хитрых черных глазок. При дворе Челестину не любили – слишком часто она с бессмысленным видом высказывала неприкрытую, неприятную правду. Детям и блаженным позволительно многое. Только слуги и рабы перешептывались о том, что никакая Челестина не дурочка и не шутиха и что она якобы доносит графу обо всем, что делается и говорится в его доме.

– Твоя светлость, а твоя светлость, – позвала старушка.

Амедео вздрогнул, приоткрыл затуманенные страданием глаза, еле слышно спросил:

– Чего тебе?

– Сказать хочу… – Челестина склонилась к уху господина и что-то горячо, быстро зашептала.

Граф приподнялся с подушек, хрипло выдохнул:

– Я понял… ступай… – и снова упал с искаженным от боли лицом.

Дурочка выбежала из покоев, удостоившись неодобрительного взгляда мессэре Чиприано, который неспешно шествовал к больному, держа свиток нового гороскопа. Повелительно кивнув цирюльнику, чтобы был наготове, врач обратился к Амедео:

– Начинаем, ваша светлость.

Так он говорил и вчера, и позавчера, и месяц назад, ни разу не получив ответа. Слова эти были лишь данью вежливости, и физик вздрогнул, когда потрескавшиеся губы графа вытолкнули:

– Не нужно… кровопускания…

– Но, ваша светлость…

В голосе Амедео зазвучали нотки былой властности:

– Все вон. Мессэре Чиприано, останьтесь…

Перепуганные слуги покинули покои, оставив растерявшего важность лекаря наедине с высокородным пациентом. Физик сделал робкую попытку воззвать к благоразумию графа:

– Ваша светлость, но больная кровь…

– Молчите, – оборвал Амедео, – у меня мало времени. Я знаю, что сегодня умру.

– Этого не может знать никто, кроме Всевышнего! – воскликнул мессэре Чиприано.

– И он послал мне сон, – задумчиво проговорил граф. – Но я не о том… Скажите, мессэре, в чем вы видите причину моего недуга?

– В вашем желудке образовался избыток черной желчи. Распространяясь по телу, она отравляет кровь, делая ее черною, что вызывает воспаление во всем организме, – ответил врач. – Поэтому я вижу в кровопускании единственное средство от постигшей вас болезни.

– Оставьте свой ученый бред. Мне не интересны последствия. Я спросил о причине.

Мессэре Чиприано замялся. И дело было не в том, что он не знал, откуда взялся странный недуг, поразивший графа. Напротив, он был уверен, что понял его причину верно. Но как сказать об этом пациенту?

Амедео с трудом усмехнулся, прищурив тусклые от болезни карие глаза. Горбатый нос, который придворный поэт в своих виршах называл орлиным, казался непомерно огромным на исхудавшем лице.

– Меня отравили, верно?

Врач снова содрогнулся. Да, тысячу раз да! Он был убежден, что кто-то убивает несчастного графа. Но будь он проклят, если мог понять, каким образом яд попадает в желудок его пациента! Перед подачей на стол все блюда давали попробовать сначала кухонным рабам, затем собакам. Посуду, с которой ел граф и его семейство, проверяли надежные слуги, а в кубок, из которого пил его светлость, был вделан рог единорога, предохранявший вино от отравления. Отчаявшись, физик сам принялся следить за всеми работами на кухне. Тщетно: неведомый яд медленно, но верно убивал Амедео делла Торре.